Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Александр БАЛТИН



Из книги «ТЕМЫ ТЕМ»

* * *


Ах, как вспыхивает оно, как играет огнями: самородное, чудесное детство!
Какие тут находятся слова - круглые, крупные, будто снегом пахнущие, словно не найденные, а.. .таинственном образом сами вставшие-попавшие в надлежащие ячейки:

Вот моя деревня:
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой;

Вот свернулись санки,
И я на бок — хлоп!
Кубарем качуся
Под гору, в сугроб.

И. Суриков - истинно народный: и живописал солью подлинности то, что живёт, вибрируя и разворачиваясь, в пространстве, соответствует опыту поколений…
Поэтическое время особенное, и, совершая причудливую дугу, мы слышим голос О. Седаковой, повествующий о детстве и детях:
Мы не видим лица. Мы глядим на него, как из двери мать поглядела - и тут же спокойно уходит:

он играет. Белый луч на полу.
- Он еще поиграет,
я успею доделать, что нужно.
Время не ждет, он играет.

Белый луч равноценен ребёнку: нет! ребёнок дан движением луча, и таинственное мерцание стихотворения связано и с плотью конкретики жизни, и с тончайшими полюсами ощущений, заложенных в каждом мгновенье, но только поэту дано расшифровать эти.. .магические полюса.
...страшный аспект: жизнь на много процентов состоит из ужаса, но то, как Н. Коржавин повернул поэтический диск, впечатляет, хотя.. .лучше бы не было подобных впечатлений:

Мужчины мучили детей.
Умно. Намеренно. Умело.
Творили будничное дело,
Трудились — мучили детей.
И это каждый день опять:
Кляня, ругаясь без причины…
А детям было не понять,
Чего хотят от них мужчины.

Освенцим…

Даже произносить тяжело: не стирается в памяти проклятое, чёрное, живёт, животрепещет, и детство будто само отменено, и.
Сухая графика стихотворения Коржавина сильна, как отрицание неправды, не должной быть в мире.
Пронзительная простота Твардовского связана с обилием живых, точно даже шевелящихся деталей, сквозь которые и даётся детская тема:

В пилотке мальчик босоногий
С худым заплечным узелком
Привал устроил на дороге,
Чтоб закусить сухим пайком.
Горбушка хлеба, две картошки —
Всему суровый вес и счет.
И, как большой, с ладони крошки
С великой бережностью — в рот.

И вспоминается «Школьник» - великолепный школьник Некрасова, идущий по классической дороге к безднам знания, которыми овладел упоминаемый в строках великий архангельский мужик.
...прелесть стихов дедушки Корнея проста и величава: она залита лазурью опыта, она поддержана корневой силой великого дарования, она согрета сквозным опытом, в чём-то занимающим у Екклесиаста:

Промчатся над вами
Года за годами,
И станете вы старичками.

Теперь белобрысые вы,
Молодые,
А будете лысые вы
И седые.

И даже у маленькой Татки
Когда-нибудь будут внучатки,
И Татка наденет большие очки
И будет вязать своим внукам перчатки,

Но и - создаётся ощущение, что жить легко, ничего страшного нет, ведь постаревшая Татка будет вязать внукам перчатки.
О, это великое круговращение…
Неизбывное ощущение, что дети должны быть лучше отцов, хотя только отцы способны писать стихи…
Отцы, и... матери.
Стихи разные: трагичные, согретые солнцем радости, бодрые: ведь мальчишек радостный народ вечно будет резать коньками лёд; стихи, составляющие немалый материк в недрах космоса поэзии русской.


* * *


Старость - обретение мудрости; старость - соль боли: союзные вещи: боль часто работает, как отсекновение ненужного, пережитого…
Старость…
Мало, кто хочет её…
Можно ли считать стихами о старости сверх-нежное, песенное, есенинское, словно сокровенное, сделанное явным:

Ты жива ещё, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.

Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

Известное некогда всем - от алкоголиков до алкашей, запетое, не теряющее от этого прелести, волшебное стихотворение и о старости, конечно (старушка), и о восприятие оной гениальным сыном, которому никогда не суждено стать стариком;
стихотворение, будучи народным, симфонично (что не очень ассоциируется с понятием «народ») - оно звучит многоголосьем, и включает в себя столь многое, что понятнее становится, как в жизни всё круто перепутано, пересечено, сколь много смысловых волокон соплетаются в каждом моменте…
Собственно, стихов, трактующих непосредственно старость, ветхость, приближение к прорези рубежа и нет, наверно, есть -соприкасающиеся с этим осенним периодом, как тютчевское:

О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!

О любви, конечно, об альфе человеческих чувств, но даже и ритмические нарушения, допускаемые Тютчевым, словно подчёркивают феномен поздней:

Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство и безнадежность.

И создано на таком уровне высоты, что безнадёжности как раз и нет: есть свет, даже и не-вечерний: торжественный, величественный, византийский, небесный свет, окрыляющий последнее чувство.
Первое было розоватым, а последнее окрашено оцетом отличных от него тонов...
От крика новорожденного до агонизирующего выдоха старика: если повезло дожить - всё повязано любовью: не замечали?..
Есть.. .корневищам таинственным подобное, иероглифами коры жизни на стволе древа жизни данное стихотворение Бориса Слуцкого: «Старики без старух» - жгущее и палящее, бьющее в бубен сознания, и внедряющее жернова ощущений в сердце:

Старух было много, стариков было мало:
то, что гнуло старух, стариков ломало.
Старики умирали, хватаясь за сердце,
а старухи, рванув гардеробные дверцы,
доставали костюм выходной, суконный,
покупали гроб дорогой, дубовый
и глядели в последний, как лежит законный,
прижимая лацкан рукой пудовой.

Здесь каждое слово просвечено на солнце духа, и всякое - имеет свои характерные отзвуки, и стихотворение - редкость! -стягивается не к финалу, а к находящейся возле него строфе:

Они болтали о смерти, словно
она с ними чай пила ежедневно,
такая же тощая, как Анна Петровна,
такая же грустная, как Марья Андревна.

Тут… словно Достоевский писал; здесь... и Есенин бы позавидовал…
Мощь литая, простая, и смерть такая же - литая и простая, заходящая на чаёк...
...возникает «Старик» Кушнера - с беглым пунктиром точных строк, с острым дыханием правды:

Кто тише старика,
Попавшего в больницу,
В окно издалека
Глядящего на птицу?

Кусты ему видны,
Прижатые к киоску.
Висят на нем штаны
Больничные в полоску.

Вся эта жуткая конкретика - штаны, висящие на кустах - будто просвечена рентгеном смерти, будто нет ничего страшнее материальности мира, когда пристало с ним расставаться.
...и - завершается длинное, в манере маньеризма исполненное стихотворение Бродского: завершается «Разговор с небожителем», не сулящий выгод, необходимый душе:

Но и не деться
от той же мысли — задом наперед —
в больнице старику в начале года:
он видит снег и знает, что умрет
до таянья его, до ледохода.

Финал, как будто, распрямляет витое, и такое усложнённое стихотворение; он распрямляет его прозой, той мерой поэтического реализма, когда остаётся только правда, считаясь с которой,
понимаешь, как ты мал, что не отменяет, в конце концов, фатального стоицизма:

Но и не деться
от той же мысли — задом наперед —
в больнице старику в начале года:
он видит снег и знает, что умрет
до таянья его, до ледохода.

...ибо надо выстоять до конца: вобрав в сознание все стихи о старости, чтобы, если придёшь к ней, быть во всеоружии.


* * *


…есть мощное, просвеченное ветхозаветными огнями стихотворение, связанное, смертельно стакнутое со старостью, которую сложно поэтизировать; тем не менее, есть стихотворение Бориса Слуцкого «Старухи без стариков», бьющее в сердце, как колокол, меняющее сознание:

Старух было много, стариков было мало:
то, что гнуло старух, стариков ломало.
Старики умирали, хватаясь за сердце,
а старухи, рванув гардеробные дверцы,
доставали костюм выходной, суконный,
покупали гроб дорогой, дубовый и
глядели в последний, как лежит законный,
прижимая лацкан рукой пудовой.

Даже страшный гроб (вспоминаются кадры из экранизации, сколь бы ни был условен сей вид якобы искусства, но - тем не менее, в пятисерийнике А. Швейцера, когда И. Смоктуновский, глядящий в гроб, содержимым которого является его жена, будто показывает собой, и очень красноречиво, историю психического надлома Плюшкина. которого никто не помнит по имени (Степан, но это не очень важно)) - здесь, у Слуцкого, в его феноменальных поэтических полях, воспринимается такою естественной прозой, что, кроме, как поэзией не скажешь…
Феномен великого этого стихотворение в том, что оно не к финалу стягивается, но - к строфе, близкой к оному:

Они болтали о смерти, словно
она с ними чай пила ежедневно,

такая же тощая, как Анна Петровна,
такая же грустная, как Марья Андревна.

Это.. .звук, идущий в чём-то от Маяковского от его «снег, как вата, мальчик шёл по вате»... - но - только звук; ибо Слуцкий, давший своеобразную энциклопедию советской жизни, здесь, в четырёх строчках развернул такую сухость трагедии старости, что электричество любви (придуманное Блажеевским) прожигает сознание до... каких-то новых, невероятных ощущений…
Не в том дело, что хочется Э. Сведенборга перечитать: трактующего смерть столь расширительно, - мол, свобода воли остаётся (её и на этом-то берегу не шибко много) после смерти, - как никто не интерпретировал тему, а в том, что старух этих ощущаешь, как смерть, и, даже вспоминая распутинских старух, начинаешь вибрировать душой по новому…
Смерть, конечно, пугает…
Но - если поверить великому поэту и провидцу Д. Андрееву - при определённом градусе восприятия она могла бы восприниматься прекраснокудрой подругой, ведущей в другие миры…
Смерть входит в поэзию постоянно, они союзны настолько, что не разорвать…
Элегичный мудрец Баратынский пел:

Смерть дщерью тьмы не назову я
И, раболепною мечтой
Гробовый остов ей даруя,
Не ополчу ее косой.

О дочь верховного Эфира!
О светозарная краса!
В руке твоей олива мира,
А не губящая коса.

Световое восприятие: очень сложно прийти к такому, сколь стоичен ни будь - всё равно страшно; но поэт, кажется, дал такой философический образ пред которым... бледнеют все страхи…

Есть совершенно счастливое восприятие смерти... Неожиданно от кого: Пастернак свидетельствовал:

Как вдруг из расспросов сиделки,
Покачивавшей головой,

Он понял, что из переделки
Едва ли он выйдет живой.

Это поздний Пастернак, предсмертный, это - Пастернак обычных: но светящихся изнутри розоватой тайной океанических раковин слов, это - Пастернак обычных, банальных даже рифм (молодой -себя бы устыдился за такие)…

Это - Пастернак предвидения, и - провидения: ибо:

Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
И прячешь, как перстень, в футляр».

Возможен кривой диссонанс восприятия из-за некоторой нелепицы слова «рук» - что не отменяет высочайшее дерзновение стихотворения…
...нечто подобное, кстати, было у Юлиуша Словацкого: о тихом нисхождение в неизвестность, но - в футляре... возможно раковины…

…оно понятно:

Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,
Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть господь судил...

...что пушкинский перл бурлит шампанским бытия, хоть поэт и исследует, предугадывает, предчувствует варианты своего финала; и необыкновенная лёгкость, полётность, запущенных в мир стихов словно примиряет - отчасти - с тяжкой необходимостью ложиться в косную домовину…
...можно сделать временнОй вольт: поэзия работает со временем по- своему, по особому, тактильно даже; но - реально, и, после главного классика, соприкоснуться с резкими молниями, сентиментальными впрочем, Бориса Рыжего:

На чьих-нибудь чужих похоронах
какого-нибудь хмурого коллеги
почувствовать невыразимый страх,
не зная, что сказать о человеке.

Всего лишь раз я сталкивался с ним
случайно, выходя из коридора,
его лицо закутал синий дым
немодного сегодня «Беломора».

Рыжий - поэт интонации: гипнотизирующей многих, он шёл от кристальной музыки Блока: схожая мелодика, рождающаяся вроде бы из самых простых слов (никаких придаточных! никакого завихрения! хотя Рыжий и любил круто закрученного Бродского), производит - в свою очередь - ощущение тайны поэтического дела, чувство чёрного ( в данном случае цвет не имеет негативной коннотации) льда, высверкивающего из-под кипенной красоты снега…
...Бродский входит в тему смерти естественно: поражённый с раннего возраста сердечной болезнью, он - в ранние годы - дал стихотворение, финал которого завораживает: кажется, здесь пойманы волоконца тончайших ощущений, способных менять психику:

                                     ...А на
кого кричать, что свет потух,
что поднятая вверх копна

рассыплется сейчас, хотя
он умер. Только боль, себе
пристанища не находя,
металась по пустой избе.

Шекспировский размах трагедии, живописание смерти - молодым человеком - Бродскому здесь 26 - связанные со столь своеобразным чувствованием мира, что непроизвольно вспоминается четверостишие Ю. Ряшенцева:

Похоже всё на всё: костёр - на крик,
шум гальки - на неведомый язык.
А жизнь и смерть вообще - одно и то же.

Суфийская, тайная мудрость прорастает через краткость формулы, и.как бы ощутить её кожей сердца?

Не говоря - серёдкой души?
Познать - до прожилок…

Потом - опять возникает старик Бродского: венчающий своим знанием о финале длинное, маньеристски закрученное, переусложнённое стихотворение «Разговор с небожителем», тишающее, яснеющее к концу, все стягиваемое золотой нитью индивидуальности к финалу: который - прозаичен, отчасти страшен, и придётся пережить всем:

Но и не деться
от той же мысли — задом наперед —
в больнице старику в начале года:
он видит снег и знает, что умрет
до таянья его, до ледохода.

Удар строк сильный, как разряд тока.

Но...

Тайна сия остаётся величайшей, и, вспоминаемое - от Василия Розанова - этого поэта мысли: Как страшно, что человек нашёл ЭТОМУ название! Разве ЭТО может быть названо? - только умножает грани замечательных русских стихов, посвящённых смерти, - ради вечной муки - и вечного счастья…


РАЗНОЛИКИЙ ЕРЁМИН


Ерёмин-ёрник, Ерёмин-шутник, Ерёмин-доктор поэтических наук, и мастер самоопределений: точных, и - точно срывающихся со звёздных ветвей:

Днём - поэт карпускулярный,
Ночью -
Гравитационный,

Я пою Звезде Полярной,
Как смотритель
Станционный…

И она -
Поёт в ответ:
- Нам альтернативы нет!

Где - как струны
До поры -
Параллельные миры…

Ерёмин-заглядывающий в параллельные миры, и выпускающий альманах за альманахом качественной поэзии (и не только), неустанный Ерёмин; предлагающий смотреть на мир сквозь иронически-философские призмы: так вернее.
Ерёмин, встречающий мысль, что просится пожить в веках: где же ей ещё?
Не среди же наших скучных палестин обитать мысли: хрустальный шар которой слишком красив для оных:

Кто
Мечтает жить на острове…
Кто
Мечтает жить в столице…

А ко мне - как боль подострая -
В сердце вновь мечта стучится…
Просится пожить в стихах
И в веках,
Увы и ах…

Как интересно литпроцесс (так называемый: определение звучит, если в корень глянуть, нелепо: не процессом литература жива: КАЧЕСТВОМ, и тем не менее) освещается в стихах, - туго, как гроздья, скрученных:

Судьбу испытывая заново,
Превозмогая боль в затылке,
Я на пути в Читзал Степанова
Презрел все пробки и бутылки…

И всё, что нужно, прочитал,
А что не нужно, - пролистал…

И стала мудрой, как змея,
В мозгу извилина моя…
С которой - меж российских стуж -
В тепле дружу я - точно уж…

Блёстки и блики юмора: сквозь - очевидно - грустную улыбку…
…от кота - остаётся улыбка.
От поэта больше: но есть нечто общее…

Ерёмин-шутник тотчас превращается в Ерёмина-философа, чтобы, иронизируя и запуская воздушных змеев фантазии, анализировать реальность: какая уж выпала на долю.. .сочинения стихов.

Александр Балтин
Город МОСКВА