Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ЕЛЕНА СУХОВА


кандидат филологических наук, доцент


Келья в яблоневом саду



Исполняется 100 лет со дня рождения Фёдора Сухова


В январе 1972 года поэт записал:

"Красная палата явлена, Аввакум вошёл в неё, входя, рёк:
Кто горит? И не горю – вхожу в свою
Красную – краснее солнышка – палату,
Из неё, из красной, руку подаю
На земле моей оставленному брату...

Последних двух строк я немного устрашился, почти физически ощутил ту руку, которую не Аввакум, так кто-то другой подаёт в некий час и мне, и тебе".

Фёдор Григорьевич Сухов родился 14 марта 1922 года в семье старообрядцев села Красный Осёлок Горьковской области. Дедушка Пётр Матвеич выучил маленького Федюшку грамоте по старообрядческой Псалтыри. Несмотря на религиозные гонения, мать и отец Сухова – Мария Ивановна и Григорий Петрович до самой смерти молились на иконы старообрядческого письма. Все старообрядческие книги, спасённые из разорённой молельной села Красный Осёлок, хранились в кладовой Фёдора Петровича Сухова – дяди поэта, а после его смерти перешли к его сыну Степану. Вот к нему и обратился поэт, когда задумал писать свою "Красную палату".
Степан Фёдорович умер в 1973 году, Сухов откликнулся на его смерть так: "Степан Фёдорович был последним старовером не только в нашем селе, но, пожалуй, во всей нашей округе… Ах, как он радовался, встречая своего единоверца… Как он горько смотрел на тех, кто потерял ту веру, которая казалась ему непререкаемо истинной. Он, пожалуй, не дал бы мне их (книг), если б не поверил, что я серьёзно занялся Аввакумом. Он увидел мои серьёзные намерения что-то сказать о протопопе, о великом ревнителе старой веры".
В 1972 году поэт отправил рукопись в журнал "Наш современник", но она вернулась без всяких объяснений. Однако литературные критики В. Кожинов и В. Гусев, высоко ценившие поэтическое творчество Ф. Сухова, оценили и "Красную палату". 1 декабря 1973 года состоялась читка драмы в Москве, на ней присутствовал Д. Жуков, автор книги об Аввакуме, опубликованной в серии "ЖЗЛ". Немногим раньше поступило предложение от Ю. Любимова, режиссёра Театра на Таганке, поставить драму на сцене театра. Однако он не рискнул брать на себя ответственность за постановку и хотел, чтобы за драму замолвил слово Е. Евтушенко. Каков был отзыв поэта, неизвестно, очевидно, он не рекомендовал ставить драму…
Только в 1979 году она была опубликована в сборнике "Ясень" в издательстве "Молодая гвардия". В июне 1991 года Ф. Сухов читал заключительную часть драмы на открытии памятника Аввакуму в с. Григорове. В 2020 году "Красная палата" вошла в сборник "Град невидимый", посвящённый 400-летию со дня рождения протопопа Аввакума. Этому способствовал митрополит РПСЦ Корнилий.
При издании драмы в 1979 году цензура убрала сцену "На исповеди", которая приведена здесь по рукописи. А эта сцена была очень важна для Ф. Сухова: борьба с собственными пороками стала смыслом его жизни. В 1963 году поэт полностью победил в себе тягу к спиртному, появившуюся на фронте... Ф. Сухов писал свою "Красную палату", как он рассказывал, в келье, "уповая не столько на свои способности, сколько на свой природный, как говорил Аввакум Петров, руський язык, полученный мною в безраздельное наследство от деда моего Петра Матвеевича, от бабушки, от незабвенной Анисьи Максимовны, от отца, от матери, от всех жителей Красного Осёлка…". Старец Пётр и старица Анисья стали персонажами драмы "Красная палата". В яблоневом саду мать поэта Мария Ивановна поставила маленький домик, в котором едва помещалась детская кровать, столик для книг, – там он работал. Такая аскетичная обстановка помогла поэту передать трагическую судьбу неистового протопопа. Работая над "Красной палатой", Ф. Сухов хотел очиститься от скверны, лжи, в которой он жил, уйти от всего мирского, преодолеть в себе всё, что воспитала в нём уродливая атеистическая среда того времени.
Это не могло не вызвать раздражения у его непосредственных начальников, ведь он был членом Союза писателей с 1957 года и членом КПСС (принят в 1943 году на фронте). Волгоградское отделение Союза писателей, его партийная организация затеяли в это время кампанию по обвинению поэта в безнравственном поведении и антисоветчине.
Ф. Сухов выстоял, вышел победителем из этой схватки: помогла нравственная работа над собой, помогли несгибаемый дух Аввакума, его великий подвиг…
"После "Красной палаты" я внутренне как-то опустел, упал. Много думаю о Никоне, а в сущности, о власть имущих, о власти, о её уродующей человека (любого) сущности. Мне кажется – это самый большой порок человечества. Оно всё ещё не может обойтись без вождей, без руководителей и т.п. Историки делят их на две (в основном) категории, одни такие, другие сякие, да и философы склонны видеть два цвета – белый и чёрный. Но та же история даёт нам немало примеров, когда доброе превращается в злое, белое в чёрное. Я верю в будущее, и будущее должно отличаться, оно поднимет человечество на совершенно новую ступень. Ведь человек пал тогда, когда уверовал в силу другого человека, отсюда и рабство, которое долго ещё будет продолжаться…" – пишет Сухов о замысле "Великого государя".
Поэт вернулся к своей исторической хронике о Никоне "Великий государь" в 1984 году.
Обе драмы отличает удивительный русский язык Нижегородчины. "Не могу не оспорить до сих пор бытующее утверждение, что русский крестьянин был тёмен, забит нуждой, доведён чуть ли не до идиотского состояния. В Нижегородских пределах, в селе Григорове, родился и вырос Аввакум Петров, самозабвенно возлюбивший не токмо руський народный язык, но и сказания библейских пророков, знал Аввакум Петров и слепца Гомера, в Нижегородских пределах, в селе Вельдеманове появился на свет патриарх всея Руси Никон... но мало кому ведомо, что деревенская женщина, которая не могла расписаться и считалась неграмотной, была несравнимо грамотней дипломированных выпускников филологических факультетов, многих преподавателей отечественной словесности, вряд ли наши просвещённые сударыни-государыни знают столько сказок, песен, поговорок, пословиц, сколько их знала моя бабушка Анисья Максимовна, да и мать моя владела таким запасом слов, какой и не приснится завзятым лексикологам, составителям многотомных словарей…" – вспоминал поэт.
Напечатал историческую хронику "Великий государь" саратовский журнал "Волга" в 2006 году, уже после ухода поэта из жизни.


Последняя пристань



Отрывок из "Красной палаты"


Покровительство влиятельных лиц (боярыни Морозовой, княгини Урусовой, самой царицы) спасло Аввакума от немедленной казни. Вместе со своими ближайшими сподвижниками (попом Лазарем, дьяконом Фёдором, старцем Епифанием) он был сослан в Пустозёрск, где и обрёл свою последнюю пристань.

А в в а к у м

Обнажаюсь и душой своей, и телом,
Выворачиваю всё своё нутро,
Перед Непорочной выкладаю Девой
Сокровенное потайное добро.
А добра-то кот наплакал. А добра-то
Токмо нагота одна да босота.
Красная – не мне – дарована палата,
Поднебесная – не мне – сияет высота.
Копошусь в глубоко выдолбленной яме,
Света вольного не ведаю, не зрю,
Токмо слышу – не во сне – как будто въяве
Ощущаю восходящую зорю.
И рябину ощущаю. И рябину
Всею собью слышу, внутренностью всей.
Почеши-ко, Фёдор, поскреби мне спину,
Побольнее налегай, повеселей.
Хватит, миленькой. Благодаренье Богу
Возвещаю я за все твои труды.
И реку тебе: доходят понемногу
Наши вздохи до холопьей колготы,
До сермяжного они доходят люда…
А воды-то сколько наслезилось, набралось!
На дворе-то – чудится – не больно люто,
Мнится: стихший пригорюнился мороз.
Так ли я глаголю, Епифаний?
Так ли,
Лазарь – отзовись! – я так ли говорю?
Чую дух палёной, осмолённой пакли,
Слышу чадно дышащую головню.
И не слышу, уст твоих не слышу, Лазарь,
Всю-то Русь обезглаголил сатана,
Светлый – у родимой – помутился разум,
Безъязыкая, немотствует она.
Вся-то Русь немотствует.
Аз самовидец
Мук твоих, обезъязыченная Русь.
Слуги дьявола! Понеж аз есмь – молитесь,
Придет день – грозой великой разражусь.
Бездной громыхающей пожру вас. Чую,
Как вошли в меня и небо, и земля,
И вся тварь вошла. Неслыханному чуду
Подколодная дивуется змея,
Вся-то тварь, дивуется она, понеже
Аз реку: – Немотствующий, говори!
Обличай сидящую на тронах нечисть,
Рци, егда земные кобствуют цари!
Рци всей грязи этой, рци всей этой коби, –
Устрашится дел своих вся эта кобь.
Братья по кресту! Родимые по крови!
Возговорит с уст стекающая кровь!
Все-то реки возглаголят. И тогда-то
Просияет восходящая зоря,
Возликует красная моя палата,
Дивного она познает соловья,
Сладким гласом возвестит о благодати –
Небывалые раскроются цветы.
Хватит, родненькие! Говорю вам: хватит,
Не печальтесь скорбью сгорбленной ветлы.
Так ли я глаголю, Епифаний?
Так ли,
Лазарь – отзовись! – я так ли говорю?
Чую дух палёной, осмолённой пакли,
Слышу чадно дышащую головню.

Дьякон Фёдор силится что-то сказать, но не может, не может ничего сказать и обезъязыченный поп Лазарь, и только старец Епифаний выдавил из своего рта одно слово: "горим"…

Кто горит? И не горю – вхожу в свою
Красную – краснее солнышка – палату,
Из неё, из красной, руку подаю
На земле моей оставленному брату.

Фёдор Сухов, 1972 г.