* * *

К Средиземному морю, среди всей земли
между терра и терра в лазоревой неге
расплескавшему влагу
и воздух вдали
опалившему свежестью,
лягут дороги
через узкий пролив – всяк его воевал,
да и в прошлом столетье Россия и турки, –
через кровную память и вспененный вал
мимо звёздной Эллады и Греции гулкой
не на запад – к Италии вечнонагой,
не во Францию, пьющую чудное зелье,
а на юго-восток, где граничат дугой
эти горькие обетованные земли.

* * *

Зимний вечер в Иерусалиме,
20° плюс, "облади-облада"...
Высшим разумом неопалимы,
– "Виски-виски?" – "Мы кубики льда!"
...И песочком размолотым в ступе,
пенопластовой крошкой творит,
взяв игрушки в коробке от туфель
или в той, где сапожки твои, –
на ушах их развесит, на чёлках,
пальцах всех четырёх рук и ног...
Привыкай: будем ёлка и... ёлка,
а не только сапог и сапог.

Судный день

Ты можешь есть свой хлеб и пить своё вино,
И дни свои листать, не видя в них сюжета,
И дерзко отвечать: "Не всё ли вам равно?",
И в скинии носить бессмысленные жертвы.
Ты можешь кочевать от радости к тоске,
По памяти водить стада воспоминаний,
Ключи от зим и лет сжимать в своей руке,
Вести себя к себе из всех своих изгнаний.
Но пишется судьба на скатерти небес…
Два слова: "жизнь" и "смерть". Луна горит вполсилы.
Сегодня день любви, сегодня ночь чудес.
Макает Бог перо в разлитые чернила.

На реках вавилонских

И сидели они у кощунственных врат –
Ни единого слова с врагами!
Вавилонские идолы – Тигр и Евфрат –
Протекали у них под ногами.

В сокровенном молчании ждали зарю,
Возвращения ждали бессонно,
Но изменник нашёлся и выдал царю
Заунывные песни Сиона.

Синим пламенем бездны орнамент блестел,
Псы и люди теряли рассудок.
На поганском пиру танцевала Эстер
И пила из священных сосудов.

Среди ночи опасный глагол сотрясал
Неуклюжие своды и стены.
Научили тебя – так воспой, Балтасар,
Песню гибели, песню измены!

Ты исчислен и взвешен, и найден пустым,
Хоть направо беги, хоть налево,
Потому что мы в собственном доме гостим,
Должники иудейского гнева.

А когда разочтёшься и будешь убит,
Как положено древним солдатам,
Ты услышишь из ямы, как стража трубит
И кричат пастухи над Евфратом.

* * *

На восток уходит ветер за пустыней Иудейской,
На холмы и на дорогу скоро выпадет роса.
Кто на ослике гуляет старою тропой индейской,
Кто летает по пустыне, раздувая паруса...
Никогда того не зная, ты включи хотя бы чайник,
Ты свисти хотя бы молча и смотри своё кино.
А пока автобус едет всех автобусов начальник,
Тут ишак молчит и смотрит на тебя через окно.
Это, что ли, за окошком прямо тут дорога к Храму,
Это, стало быть, за дверью намечается пейзаж,
Там у пальмы на стоянке чья-то мама мыла раму,
А пацан на самокате рисовал крутой вираж.
Ну а вечером стоянка молча ждёт луну и полночь,
Не зовёт к себе на помощь ни звезду, ни вертолёт.
И идёт по ней собака, ты её, наверно, помнишь –
Даже если дождь и ветер или ненадёжный лёд.

Просто улица и полдень, просто день сегодня полный,
Или день как будто круглый, или полная луна,
Но всё реже и всё тише перекатывают волны,
И уже почти не больно, и звезда уже видна.

* * *

Оживи меня, Мёртвое море,
Чашу соли своей поднеси,
Раствори в изумрудном растворе,
От обиды и боли спаси.

Защити от борьбы и погони,
От навета и злобы пустой,
Покачай на солёной ладони
И негромкую песню напой.

Ты слияние древних загадок
И биенья усталых сердец,
И спускается, тонок и сладок,
Синий вечер в гранитный ларец,

И выходят библейские тени
Из пещер, как в былые года,
И горит, как над царствами теми,
Над Израилем та же звезда.

* * *

Вот так сейчас встречаю Рождество.
Я ничего не сделал для того,
Чтоб праздник встретить мирно, у камина,
С глинтвейном, как положено. Рутина,
Привычка та, что свыше нам дана,
И говорят, спасает лишь она,
Ещё не устоялась. Между тем
Мне ныне недоступный Вифлеем,
Бет-Лехем то бишь, он в моём окне
Огнями блещет. Всё-таки – не мне,
Бог весть кому сверкает торжество.
И значит, так встречаю Рождество.

* * *

Кроссовки сброшены в прихожей
бродяг, студентов и солдат –
о, рай нестиранных одёжек
детей, пришедших на шабат,

в уют продавленных диванов
на свалке заднего двора,
где, словно старая мембрана,
трещит на лампе мошкара.

Аптека, банкомат и почта –
на город, вечно выходной,
сухая меловая почва
ложится ранней сединой,

а стоит отойти немного,
полшага заступить за край –
и обрывается дорога,
асфальт, надежды и вай-фай.

Незримо патина ложится
на мир, аптеку, банкомат,
на их потерянные лица,
детей, пришедших на шабат…

Звезда Вифлеема

Когда на небе Вифлеема
Зажжётся новая звезда,
Вдруг остановит ход свой время,
И кровь польётся, как вода.

Затянет сумраком зловещим
Над головою небосвод,
И на обыденные вещи
Покровом тайна снизойдёт.

Добро и зло гремучей смесью
На иерихонских берегах
Вдруг заструятся с влагой вместе.
И позабудем мы про страх –

Взрывая твердь, ворвёмся к звёздам,
Среди которых больше нет
Той вифлеемской… Хлынут воды
На этот мир из войн и бед.

Накроет нас волной солёной,
А следом будет новый вал.
Посмотрит сверху удивлённо
Тот, кто такими нас создал…

Но всё останется как прежде.
Мы всё забудем, как всегда.
И лишь отчаянной надеждой
Пока не гаснет в нас звезда…