Дома вечно никого нет.
Инна ходит из комнаты в комнату, их всего две, но ей всего 8. Они кажутся большими и пустыми, хотя хлама в каждой немерено, хуже только на балконе. Точно, балкон! Инна несётся туда вприпрыжку, пролетая через кухню, задевая коленкой стол, – может, мама там? Инна смотрит в стекло на балконной двери – там только её маленькое и растерянное отражение. Вглядывайся в мутные разводы сколько хочешь – никого не найдёшь. Запах табака давно рассеялся, но в квартире он въелся в мебель, в маму и бабушку, в отца, в дядю Лёшу, который стал приезжать всё чаще. Кот тоже так пахнет, но сейчас кот у отца, у его новой женщины, её зовут Ира, и Инна её не любит. Когда отец приезжал забирать вещи, она была с ним и смотрела на маму, как рыба, – два пустых глаза против маминого прищура. Инна тогда тоже зло зажмурилась и побежала к бабушке, чтобы не видеть чисто выбритого отца и его Иру с рыбьими глазами. Сейчас она жалеет, что убежала: отца нет уже месяц, а когда ему звонила мама, он не взял трубку.
Вечером Инна видела, как мама кричит на бабушку, и, спрятавшись в ванной, попросила, чтобы мама тоже от них уехала и не кричала больше.
Допросилась, ругается сама на себя Инна и бьёт по щеке ладонью. А вдруг правда уехала, насовсем? К дяде Лёше, который работает атомщиком где-то в Нововоронеже, у которого есть дом и большая собака Лайка? Лайка Инне понравилась, а дядя Лёша – не очень. Он добрый, он не кричит, как папа, и, кажется, даже не пьёт, но, если она скажет, что он хороший, мама точно к нему уедет, а Инна с бабушкой останутся тут одни.
Бабушка с утра пошла на рынок, оставив её "сторожить" дом. Инна вздыхает: мама ушла неделю назад. Наверно, её в этот раз точно уволят, придётся продать все вещи, как пугает её бабушка. Инна прикидывает – может, собрать денег с соседей? Устроить театр, вход по 10 рублей, а объявление повесить на двери – всё лучше, чем слоняться одной.


* * *

Бабушка приходит, Инна устраивает театр и приносит домой горсть монет, проходит время, но мама так и не приходит, а бабушка, когда думает, что Инна не слышит, тихо-тихо ругает свою дочь и плачет от злости – на отца Инны, на непутёвую дочь, на себя за то, что плохо её воспитала. Инна не плачет, она большая, а думает – что б такого сделать, чтобы всё стало, как прежде?
Может, заболеть? Сломать ногу, заодно и в школу ходить не придётся? Инна мечтает, сидя на качелях, как перепуганная мама прибежит к ней и будет долго обнимать, а папа принесёт журнал с "Винкс" – так, словно Инну с ангиной забрали в больницу. Вот было бы здорово!
Подруга во дворе смотрит скептически и болтает ногами, сидя на заборе:
– А если не придёт? Что ты со сломанной ногой делать тогда будешь? И бабушка твоя разозлится.
– И пускай злится! И как мама может не прийти, вдруг я умру? – Инна спрыгивает с качелей, предусмотрительно отходя подальше. Подруга садится на них и пожимает плечами:
– Ну мало ли. Да и как ты ногу собралась ломать, это же сложно!
Инна задумывается.
Когда она падает с забора в попытках залезть на крышу и почти распарывает колючей проволокой себе живот, это происходит практически случайно. Перепуганная подруга тащит её домой, сдаёт на руки бабушке, отчитывается, что промыла рану водой из крана во дворе. Бабушка мажет Инкин живот зелёнкой и вызванивает мать, шёпотом ругаясь на кухне.
Инна довольно улыбается сквозь слёзы – зелёнка жжётся.


* * *

Когда Инне исполняется 10, отец забирает её к себе. У неё теперь есть Шуша – маленькая собака, породу которой она никак не может запомнить, подарок от Иры. У этой Иры свой магазин и глаза даже не очень похожи на рыбьи, она приводит Инку на работу, и та следит за покупателями, копаясь в новом телефоне. К бабушке она приезжает на выходные, хвастается во дворе своей комнатой в доме отца, плюшевым медведем и магазином Иры.
– Она сказала, что отдаст мне свой магазин, когда я вырасту, – Инна смотрит, как подруга всё сильнее раскачивается на качелях, и суёт в рот остаток мороженого.
Подруга фыркает:
– У неё ж сын есть, ему и отдаст.
Инна мотает головой:
– Да зачем сыну магазин одежды для тёток? А меня она даже на работу берёт! И собака тоже моя, она её мне купила!
Бабушка из окна смотрит на две маленькие фигурки около качелей, пока не стемнеет. Зовёт домой:
– Поздно уже!
Инка кричит через весь двор:
– Ещё пятнадцать минут!
Дома у бабушки всё по-прежнему: белые стены без обоев, но со сделанными самой Инной рисунками, запах табака, висящий в воздухе, обжигающая батарея. На балконе теперь курит одна бабушка, мама поругалась с дядей Лёшей, а дядя Дима не хочет приезжать с ней сюда. Дом для Инны здесь – в квартире отца почему-то неуютно, он с Ирой косится на Инку с неудовольствием, если та слоняется без дела. Инне хочется к маме, та отвечает по телефону:
– Малыш, потерпи, у нас теперь свой домик, как его обставим, сможешь приезжать, это всего два часа на автобусе, он раз в сутки ходит.
Она терпит, выводит ступеньки помадой на забрызганном зубной пастой зеркале в крошечной ванной – в отражении только её испуганные глаза и больше совсем никого, раскладывает на покрывале с подружкой карты, как учила бабушка: семёрка крестей – казённый дом, пиковая дама – соперница, туз бубен – денег много будет. Они гадают на женихов, достают припрятанную колоду Таро.
Подруга таинственно шепчет:
– Это прошлое, это настоящее, это будущее. Какое смотрим?


* * *

В будущем у Инки всё не ладится – Ира уходит от отца и забирает собаку, отец гоняет Инку из дома всё чаще и кричит за неприготовленный завтрак и немытые полы. Она снова живёт у бабушки и не берёт трубку, если звонит мать. Вечерами они с подругой встречаются на качелях, Инна жалуется:
– Отец опять выгнал, сказал идти куда угодно, раз я такая ленивая. Почему он просто не может помириться с матерью? И чтоб все были дома!
Подруга вздыхает, отталкивается ногами от стылой ноябрьской грязи:
– Ты же сама говорила – мама твоя от отца ушла, когда он её до сотрясения ударил и руку сломал. Тебе оно надо?
Инка мотает головой, а сама думает: "Нет, так не надо. А по-нормальному бы очень хотелось".
Мама приезжает без Димы, но с собакой, устраивается на работу, кажется, бросает пить. Бабушка с ней часто ругается, но в стекле балкона теперь отражаются их спины, зеркало в ванной мама пачкает подводкой, а бабушка протирает тряпицей. Инне наконец кажется, что её семья почти собралась вместе.
Одним вечером во двор Инка выбегает в слезах – она не плакала с того дня, как поцарапалась о забор. Подруга спрашивает с испугом:
– Ты чего?
– Мама напилась, сказала, чтоб я проваливала к своему отцу, вся в него, что видеть меня не хочет! Она на меня никогда раньше не ругалась, даже когда пила!
– И куда пойдёшь? А бабушка где?
– Я не знаю! – кричит на всё Инна и заливается слезами.
Уходит она всё-таки к отцу, а к матери приезжает дядя Лёша. Инна приучается вставать раньше и готовить отцу завтрак, убегая на целый день, чтобы поменьше с ним разговаривать.
Дома у неё вроде два, а вроде и ни одного, и собрать семью вместе кажется задачей не просто невозможной, но и бессмысленной.

Они с подругой фотографируются в большом зеркале у отца в прихожей, в чистом стекле – Инна сама мыла – отражаются две девочки в одинаковой одежде – одна на пару сантиметров выше. Отца дома нет, он уехал на дачу с Мариной или Марией, и Инке теперь совсем не хочется, чтобы он возвращался.


* * *

Инна считает, что ко всему привыкла. На выходных ездит к матери, в их с дядей Лёшей дом, ночует у отца, пропадает на улице, а к бабушке наведывается редко – за вещами или на праздники.
Карантин запирает её дома у отца, и Инна взвывает – теперь нельзя уйти от бесконечных упрёков. Когда приходит весна, она приезжает в старый дом.
На балконе вечерами теперь они с бабушкой стоят вдвоём. Тут темно и промозгло, Инка смотрит назад, на тёплую квартиру, через стекло, в котором видны два силуэта – один на голову выше другого, и оборачивается к бабушке.
"В период пандемии люди должны соблюдать социальную дистанцию" – Инна хмыкает: с этим её семья справлялась на отлично годами.
Детская обида так и не проходит, но угасает. Ей хватает дома отца, звонков матери, знакомого двора и маленького телевизора на кухне.
День рождения она празднует сначала с отцом, потом заезжает к маме. Вечером у бабушки её ждёт торт, а во дворе – подруга с подарком. Та замечает:
– А в прошлый раз ты вроде злилась, что мама не приехала.
– Я сама к ней ездила, у неё ж права отобрали, – Инна безразлично пожимает плечами. – Что толку её с бабушкой лбами сталкивать?
На фотографиях, снятых подругой за пару лет до этого дня, они машут в прозрачную стену кинотеатра. На новых фото они сравнялись ростом и даже цветом волос, и Инна вдруг вспоминает, как в 7 лет они представлялись сёстрами. Ей жаль, что у неё на самом деле никогда не было сестры, – может, в детстве было бы не так одиноко.


* * *

Новый год Инна снова отмечает с отцом и уезжает на каникулы к маме. Возвращается она к бабушке – ей не хочется домой, потому что домом для неё та квартира так и не стала.
Раньше понятие "дом" было чётким – вот небольшая кухня, балкон, качели во дворе, невысокая девчонка на них, вот паркет в пятнах от побелки и шкаф с зеркальной дверцей, в которой отражается вся комната. Инна мечтала когда-то, чтобы в этой дверце, раз уж не выходило с балконной, тоже как-нибудь отразилась вся семья – бабушка, мама, отец, старый толстый кот, ушедший полтора месяца назад. Коты привязываются к месту, не к людям, – у отца он так и не прижился, постоянно пытаясь сбежать на старую квартиру. Инку мама раньше звала котом, и сейчас Инна фыркает: может, и вправду схожи. Но ей приходится быть человеком.
Она думает, протирая пыльное стекло, что дом – это не одно конкретное место, а семья – не обязательно кровные родственники. В этой маленькой квартире её старая семья уже никогда не соберётся, но, в конце концов, кто сказал, что подруга, заглядывающая в зеркало из-за её плеча, и бабушка, ушедшая с утра на рынок, за семью не считаются?