Тома не списывала — она проверяла. Больше всего она любила проверять Алису — на тестах, контрольных, коллоквиумах и лабораторных.
— Давай объясню, какой смысл списывать? — не выдержала Алиса.
— Старосты не списывают! Я тебя проверяю — вот, скажи спасибо, — и Тома ткнула куда-то в центр листа.
"Проверим, как ты меня проверяешь", — решила Алиса и, когда собирали работы, подменила свой тщательно проверенный Томой тест домашней заготовкой. Ответы она достала у Вени из третьей группы. (Веня знал всё, по крайней мере, делал вид, но забывал вернуть карандаши и ручки — в мыслях он паковал чемодан в Швейцарию. Веня вместе с деканом работал над новым препаратом и считался первым кандидатом на зарубежную практику.)
Сегодня Тома презентовала доклад "Действие мышьяка на организм".
Алиса ожидала, как обычно, увидеть несколько слайдов из Википедии и спящего рыжего кота под надписью: "Спасибо за внимание". Но нет! Слайды распирало от текста, словно Тома пыталась втиснуть в них роман "Война и мир". Один список литературы как самая длинная Томина презентация за четыре года учебы.
— Вы использовали сто двадцать семь источников! — похвалил Денис Александрович.
— Я старалась, три ночи не спала!
— За три ночи доклад написали?
— Основную часть…
— Удивительная у вас работоспособность! Я кандидатскую два года писал. Кстати, вы можете назвать мою фамилию?
С первых парт начали подсказывать. "Фрязев? Грязев?" — Тома поняла, что фамилия препода оканчивается на "-язев", и произнесла что-то с нечетким началом.
— Не мучайтесь — я Князев. Надеюсь, теперь запомните. Белобородова, вы потрудились на славу!
— Я староста — подаю пример группе.
— С такими успехами в токсикологической химии через неделю вы защитите докторскую. Вы на "отлично" скачали мою кандидатскую диссертацию.
Тома опустила глаза:
— Хотела вас поразить…
— Это у вас получилось. Садитесь.
Тома плюхнулась рядом с Алисой:
— Ничего не говори.
— Ну-ну, ты и преподавателей проверять начала!
После докладов Денис Александрович объявлял оценки за тест:
— Алиса Юрьева — "отлично", так держать!
— Благодаря моей проверке, — оживилась Тома.
— А вы, Белобородова, представили уникальную работу.
— Я… люблю химию.
— Вы, Тамара, из двенадцати вопросов ответили на двадцать и трижды выбрали ответ "е" из предложенных "а", "б" и "в". Но главное, от вас я узнал, что самый опасный яд — это кефир.
— У меня на молочное аллергия…
— Ваш вклад в токсикологию неоценим. Тест придется переписать.
— Подождите, а как тогда у Юрьевой "пять"? Она у меня все высматривала! Покажите ее листок!
Тома сверила свой тест в ярко-красных крючках с двенадцатью галочками на тесте Алисы.
— Ничего не понимаю… Наверное, мне было плохо…
— Хватит уже меня проверять! — сказала Алиса.
После токсикологии студентов отправили на спортивную базу готовиться к "Лыжне России".
Алиса забежала в деканат — узнать насчет списков в Швейцарию. Секретарь Людмила Степановна давала справки и хвостовки только после сладких и сосисочных подношений. Веня регулярно заносил в деканат пироги с мясом. Алиса протянула коржик — в списках ее не нашлось.
Ехать на базу "Луч" не хотелось. Остановка "Контрольная" находилась у кладбища и встречала выходящих из автобуса широким ассортиментом венков. Алиса накинула капюшон — ветер тут же его сорвал. Торговка счищала налипший на искусственные цветы снег, от венка с ромашками отпали лепестки. Ее подруги под навесом пили кофе. У Алисы не было кофе, и коржик она зачем-то оставила в деканате.
На базу Алиса добралась последней. Пришлось довольствоваться остатками спортивного инвентаря и долго выискивать лыжные ботинки.
Алиса подсоединила наушники к телефону — "Би-2" запели "Полковнику никто не пишет".
В школе на физкультуре у Алисы были коньки. После первой пары на лыжах Алиса поняла, как замечательно ходить пешком. С горки она кое-как съезжала и падала, но на горку нужно было еще подняться.
— Поднимайся елочкой! — командовал Альберт Геннадьевич.
— Какой елочкой, тут одни сосны!
Хорошо белкам — бегают себе по деревьям, машут пушистыми хвостами, и никто не заставляет их напяливать дурацкие лыжи! Алиса скидывала лыжи и топала в гору. За четыре семестра муштры Альберта Геннадьевича она начала понемногу кататься и даже, не сойдя с лыжни, проехала два круга по пять километров, правда, часа за два. А Тома наматывала круги возле физрука. (В его каморке висел плакат хоккейного клуба "Автомобилист", и староста поняла — болельщик.) Альберт Геннадьевич как-то сразу поверил, что папа с двух лет водил Тому на хоккей, и с тех пор она не пропустила ни одного матча любимой команды.
На втором круге подготовки к "Лыжне России" перед Алисой замаячила красная куртка Вени. Догнать Веню она решила красивой и потянулась за блеском для губ в карман пуховика. Снег оказался скользким, и Алиса свалилась на левый бок.
— Веня! Помоги! — кричала Алиса.
Но красная спина скрылась за поворотом.
Заныла рука. Алиса сбросила зеленую перчатку. Кисть покраснела, Алиса опустила ее в снег. Хоть бы не перелом, хоть бы не перелом… И ведь прямо на ровном месте! Экран телефона был разбит — полковнику больше никто не писал.
На крик Алисы сбежались собаки. Черная собачонка схватила лыжную палку и потащила к сосне.
— Брысь! Фу!
У Алисы с детства не сложились отношения с собаками. Дорога в школу шла через стройку. Из щелей под забором вылезали собаки, они лаяли и во все острые клыки облизывались, глядя на Алису. Их на стройке совсем не кормят? А может, они чувствуют, что у нее дома живет кошка? Заклеить бы им пасти мятной жвачкой, чтоб не смели на нее гавкать и преграждать дорогу! Но кидать собакам жвачку Алиса побаивалась. Оставалось пережидать за деревом, пока рычащие звери не уйдут с ее пути. Конечно, на уроки она опаздывала — и все из-за собак.
Темнело. Алиса попыталась подняться. Сильно болел бок. Похоже, будет громадный синяк. Кисть опухла. Ни один лыжник не проезжал. Собаки злорадно лаяли. Стало холоднее. Не хватало еще обморозиться! Алиса закрыла глаза.
Кто-то начал ее тормошить. Рядом стояла Тома. Она отцепила от ботинок Алисы лыжи, помогла встать.
— Я думала, что осталась одна с дикими собаками, — сказала Алиса.
— Я староста, я должна всех проверять.
— Проверяй меня, пожалуйста, Томочка, и прости за тест.
— Ладно, забудь, нам с тобой еще в травмпункт ехать.

"Кирюшу нужно женить", — решила Таисия Сидоровна. Для свадьбы у них было все: портрет Хемингуэя, полное собрание сочинений Диккенса, магнитофон, двухкомнатная квартира с балконом и дача.
Кирилл работал инженером-конструктором на заводе Уралмаш, бегал по утрам и имел первый разряд по шахматам.
Невест искали всем подъездом: фармацевт Елена Геннадьевна с пятого этажа находила врачей и провизоров, у парикмахерши Марины Константиновны из двенадцатой квартиры знакомства были обширнее.
Таисия Сидоровна хотела знать все о будущих невестках. Ее Кирюша не должен совершить ошибку!
Марина Константиновна познакомила Кирилла с Любочкой из молочного отдела гастронома на Вайнера. Люба делала химическую завивку и ходила в клетчатых юбках.
— Люблю в трамваях кататься. Бывает, даже общежитие проезжаю. Я билетики компостирую, только если проверяют. А вы, Кирилл, счастливые билетики собираете или сразу съедаете? — спросила девушка.
— Я в столовой обедаю, — ответил Кирилл.
— А я в обеденный перерыв гуляю, потом в общежитии наедаюсь.
Кирилл пригласил Любочку домой. Люба принесла "Птичье молоко".
— Светлые у вас комнаты.
— А вы, Любочка, что закончили? — спросила Таисия Сидоровна.
— Торговый техникум. А что, всегда при работе.
— А родились в Свердловске?
— В Тавде. Там тоска, а здесь столько людей! — Люба взяла третий бутерброд с икрой.
— Вы "Приключения Оливера Твиста" читали? — Таисия Сидоровна посмотрела на зеленый тридцатитомник.
— Я у Ирки из мясного "Бурду" на два дня взяла. Там такие выкройки! Платье шить буду, осталось отрез достать.
— У вас общежитие скоро закроется, — сказала Таисия Сидоровна.
— Могу еще посидеть, — Люба доедала "Мимозу".
— Вам пора. Кирюше к восьми на работу.
Елена Геннадьевна познакомила Кирилла с Настенькой.
— В Перми учились? — спросила Таисия Сидоровна.
— Да, в фарминституте. У нас тоже дома Диккенс. Еще на собрание сочинений Толстого подписались.
— А живете вы, Настенька?..
— На Московской горке. Зеленая роща рядом, и до работы недалеко.
— Кирюша там бегает.
— А мы с Электроном гуляем.
— С Электроном?! — удивилась Таисия Сидоровна.
— Электрон — наша собака.
Таисия Сидоровна чихнула:
— У меня страшная аллергия на шерсть.
— Есть лекарства…
— Ничего не помогает.
— Мама… — пробормотал Кирилл.
— Кирюша знает. Приятно было познакомиться.
Марина Константиновна мечтала, чтоб ее невеста вышла замуж за Кирилла. Елена Геннадьевна поженила во дворе три пары, а Марина Константиновна только две, да и то Сергей с Натальей через полгода разбежались. Найден был беспроигрышный вариант: Ариночка — прима-балерина музкомедии, отдельная квартира в "сталинке", знает три языка, без вредных привычек и домашних животных.
— Заметил, у Ариночки щербинка между зубами? — спросила у сына Таисия Сидоровна.
— Я слышал, это к счастью.
— В каком браке?
Марина Константиновна стала присматривать невест для Игоря, слесаря из седьмой квартиры.

Через семь лет Таисия Сидоровна умерла. Кирилл женился на Любочке из гастронома. Оказалось, что у молодых есть пятилетний сын.

Студентка четвертого курса мединститута Клава Назарова сидела на скамейке в парке. Скоро должны были начаться танцы. Из серого репродуктора на деревянном столбе вылетел нахохленный воробей. Зазвучал "Старый вальсок".
Рядом сел лейтенант. Звезды на его пуговицах сияли на солнце.
— Не жарко в сапогах? — спросила Клава.
— Уже привык, — улыбнулся военный. — Квасу хотите?
— Лимонад, если можно.
Лейтенант принес шипучую воду с двойным сиропом. На газировку слетелись осы. Лейтенант отгонял их фуражкой и говорил, говорил:
— Я здесь в командировке. Должен был сослуживец, Славка, — представляете, в мае ангину подхватил! Знаете, я в первый класс два года ходил — ни сапог, ни валенок не было. Только до ноября доучился. А в третьем классе стул учительницы мелом раскрасил…
Клава запуталась в рассказах военного, но с ним было весело. Лейтенанта звали Петр, через три дня он уезжал в Омск.
Незаметно они дошли до Вторчермета. (В бараке, недалеко от завода РТИ, жила Клава с мамой.) Пошел дождь, пара укрылась под яблоней. Ветер срывал лепестки, и они растекались по траве белыми ручейками.
Через день они расписались. Петр подарил невесте букетик незабудок. Голубые цветочки в Клавиных руках пахли весной и счастьем.
Мама и соседка Евгения Матвеевна всю ночь лепили пельмени, строгали салаты. Клава собирала вещи.
— Ты уверена, Клавочка? — спросила мама.
— Мама, ты что! Я без него не могу.
Отмечали свадьбу и проводы Клавы в гарнизонную жизнь. От соседей принесли столы. Гостям мест не хватило — на табуретки положили доски. Пили за здоровье молодых, кричали "Горько!". Мама бегала на кухню плакать. С торжества осталось несколько желто-серых фотографий.
В Омске родился Андрюша, в Иркутске — Полина. Клавдия работала медсестрой, потом фельдшером. Менялись места службы, но каждую весну на Клавином окне стояли незабудки.
Капитана Петра Самсонова откомандировали на учебу в Ленинград. Клава протянула список:
— Поле зимнее пальто, Андрею ботинки — бери на вырост тридцать восьмого размера. Три банки шпрот и маслины.
— Маслины?
— В журнале "Здоровье" про них читала.
Андрея положили в больницу с отитом. Требовалась срочная операция — мальчик терял слух. Клавдия просила командира части сообщить мужу.
Петр вернулся через месяц. Он вытаскивал подарки и рассказывал, как искал маслины и не успел к разводу мостов, а в очереди в Эрмитаж познакомился с африканскими студентами:
— Представляешь, они знают "Катюшу"! Мы с ними потом…
— Мы тоже не скучали. Операция у Андрюши прошла успешно.
— Операция?!
— Тебе лучше без нас, — сказала Клава.
— Я ничего не знал, — говорил Петр.
Клавдия не верила мужу. Зачем они поженились в мае? Не стоило бросать институт. И песня, под которую они познакомились, называлась не "Старый вальсок", а "Вальс расставания". Она забрала детей и уехала в Свердловск…
Петр Александрович служил под Москвой. Андрей окончил УПИ. Полина выучилась в Москве на переводчика, влюбилась.
На свадьбу дочери Клавдия Сергеевна не поехала. С Андреем она послала открытку и золотую брошку-бабочку. Родилась Лизочка, Клавдия Сергеевна с розовым костюмчиком прилетела в Москву. Полковник в отставке Петр Самсонов отправился в Свердловск навестить сына.
Лето Клавдия Сергеевна проводила с внучкой, Петр Александрович уезжал в санаторий или в Свердловск.
…От Полины пришла телеграмма: "Болен отец. Приезжай".
— Завтра возьму отпуск за свой счет, — решил Андрей.
— Еду я, — сказала Клавдия Сергеевна.
Утром она была в Москве. Увидев жену, Петр Александрович попытался встать. Клавдия Сергеевна взяла его под руку, они сели у окна. Цвели яблони.
Пошел сильный дождь. По улице бежала парочка. Молодой человек скинул куртку и, как зонт, понес над головой девушки. Влюбленные спрятались под яблоней. Ветер срывал лепестки, и они растекались по траве белыми ручейками.
Клавдия Сергеевна положила голову на плечо мужа:
— Мы еще потанцуем в нашем парке.
Потом она говорила внучке:
— Лучше человека я не встречала.
Клавдия Сергеевна осталась в Москве. Каждую неделю она ходила к Петру.

Сантехник надевал бахилы. Его коричневые ботинки выцвели, нос правого ботинка словно покусала собака. На зеленом линолеуме успела образоваться темная лужица. "Такую обувь вылавливают из болота", — подумала Вера Валентиновна. Она стояла в голубом платье в пол.
— Нельзя ли как-то побыстрее?
— Секундочка, минуточка, — сантехник спешил в ванную, из кармана спецовки выпал разводной ключ.
Он нормально разговаривать умеет? Вечно все из рук валится!
— Смеситель куплен три месяца назад. Две с половиной тысячи. И что?! Я вас четвертый раз вызываю! — раздраженно сказала Вера Валентиновна.
— Смеситель хороший, немецкий, пять лет гарантии. Установлен неважно.
— Вы, вы же и устанавливали! Забыли?
— Я…
— Почините наконец! Чтоб мы с вами больше не встречались.
— Я же вам бесплатно делаю, по гарантии.
— Еще бы я платила за вашу некомпетентность! — Вера Валентиновна вышла из ванной.
Что-то с треском упало. Неужели плитка? "У него недостатков больше, чем мошек в городе", — подумала Вера Валентиновна.
— Хозяйка, не переживайте, все цело.
Легко сказать — не переживайте! Через два часа придет Евгений Дмитриевич, этнограф, член академии наук, автор множества книг и научных статей. Евгений Дмитриевич был дядей Павла, мужа ее Тани. На новогодних каникулах Вера Валентиновна гостила у дочери в Петербурге. Евгения Дмитриевича ей тогда увидеть не удалось.
— В Лондоне лекции читает, — сказала Таня.
Сегодня они познакомятся. Евгений Дмитриевич прилетел в Тюмень на три дня — возглавить жюри фестиваля документального кино о малых народах Севера. В восемь он будет у нее.
Для гостя Вера Валентиновна составила культурную программу. Она представляла, как после осмотра костей мамонта в краеведческом музее подведет знаменитого ученого к витрине с серебряными монетами царской чеканки и как бы случайно укажет на надпись: "Найдены в 2007 году учениками школы № 5 (г. Тюмень) под руководством Кочкиной В.В.". Но это завтра. Сегодня за ужином Вера Валентиновна расскажет академику историю своей семьи…
Евгений Дмитриевич пойдет мыть руки, а у нее кран течет! Что он подумает о ней, о Татьяне?
— Починили?! — крикнула Вера Валентиновна в ванную.
— В процессе, делается.
— Поторопитесь!
Кухню наполнил аромат корицы. Подоспела шарлотка. Вера Валентиновна осторожно достала из духовки пышный пирог с розочками из красных яблок. Вот бы Таня удивилась!
Обычно Вера Валентиновна готовила рис, гречку или овощи на пару. Ее бывший муж Егор работал поваром-бригадиром под Нижневартовском. Приезжая с вахты, он пек пироги с красной рыбой, шоколадные торты, рулеты с повидлом… Таня ждала папу и готовила тарелку.
Егор рассказывал:
— Вместо десяти упаковок крабовых палочек отправили десять килограммов! Пришлось крабовое меню составлять…
Таня хохотала и просила:
— Расскажи еще!
Вера Валентиновна говорила:
— Идите смеяться на кухню!
Ей нужно было проверять рабочие тетради, контурные карты, составлять план работы кружка "Юный следопыт"…
Семь лет назад Егор собирался на вахту. Вера Валентиновна опаздывала, прощаться с мужем не было времени. Вечером она вернулась из школы. В салфетнице лежала записка: "Подал на развод. На квартиру не претендую".
Вера познакомилась с Егором на горячих источниках. Она только получила диплом географа.
— Я мечтаю всю Европу объехать! Хорошо бы мир, но нужно с чего-то начинать.
— Начнем с моря! — сказал Егор.
После свадьбы муж купил дачу в Верхнем Бору. За семнадцать лет брака дальше пяти соток супруги вместе не выезжали.
Таня окончила школу и уехала учиться в Петербург. Вера Валентиновна завтракала и обедала в столовой, а вечером пила кефир.
В кухню заглянул сантехник в мокрой спецовке.
— Сделали наконец?!
— Почти чуть-чуть. Мне бы еще тряпку, хозяйка…
В дверь позвонили.
— Евгений Дмитриевич? Так рано! — в коридоре терся сантехник — Что стоите?
— Так затереть нужно…
Вера Валентиновна кинула ему полотенце:
— Идите в ванную!
Она поправила прическу и пошла открывать:
— Евгений Дмитриевич, я так рада вас видеть! Проходите, проходите! Я вам столько должна рассказать…
— Меня ждет такси. Нужно срочно лететь в Москву, — академик протянул Вере Валентиновне конверт.
— Что это?
— Пригласительные билеты. Татьяна говорила, вы фестивалем интересуетесь.
— Спасибо. Я шарлотку испекла…
— Вера Константиновна, не переживайте, в самолете кормят.
— Валентиновна.
— Точно! Вера Константиновна в Магнитогорске, — академик нажал на серую кнопку лифта.
Вера Валентиновна вертела в руках конверт. Из ванной вышел сантехник.
— Готово?
— Вроде…
— Шарлотку будете?
— С удовольствием. Я обычно "дошик" ем. Самый вкусный — говяжий. А с кетчупом! Если совсем голодный, сухим начинаю хрустеть. У меня сын в том году женился в Свердловске…
— В Екатеринбурге.
— Да. Отмечали в подвальчике, там такой шашлык — объедение! Мы с матерью Антона десять лет назад разошлись.
— Садитесь за стол, — сказала Вера Валентиновна.
— Красивое там метро! Я на всех станциях выходил. На "Ботанической" потолок в серо-желтых ромбиках, как улей, и светится. Но мне больше "Гагаринская" понравилась, блестящая и бесконечная.
— "Космонавтов".
— Тоже видели?
— С детьми на экскурсию ездила.
Вера Валентиновна положила на тарелки шарлотку:
— Ну как?
— Свежо… — сантехник закашлялся.
Вера Валентиновна попробовала кусочек и тут же выплюнула на салфетку:
— Издеваетесь — это несъедобно!
Она пекла первый раз. В рецепте было написано: добавить разрыхлитель, соду. Вера Валентиновна добавила для верности в двойном размере.
— Не расстраивайтесь! У нас кошка в подъезде с удовольствием съест.
— Кошка! Весь двор его расхваливает, а мне смеситель установить не может! Я буду на вас жаловаться в управляющую компанию!
— Вера Валентиновна, как же издеваюсь? Я… я же со смесителем, чтоб вас увидеть…
— Что?..
— Вы мне маму напомнили, она строгая была, но справедливая… И глаза у вас тоже зеленые.
— Маму?!
— Вера Валентиновна, вы очень красивая и молодая. Вы такая… А я… У вас на кухне занавески короткие. Вы в шесть тридцать на термометр смотрите, чайник ставите, он дышит тепло и свистит. Халатик у вас розовый, и голубой есть. Я сажусь на скамейку, газету беру, в окно ваше смотрю. Четвертое слева. Один раз уснул, правда. Тогда на Котельщиков ночью трубу прорвало. В среду вас в шесть тридцать на кухне не было. Я забеспокоился, хотел заглянуть насчет смесителя, да меня на Харьковскую вызвали — старушка с пятого этажа соседей затопила… Я вас потом на улице в черных очках видел.
В среду у Веры Валентиновны был день рождения. С утра ей пришли эсэмэс-поздравления от банков и магазинов. В социальных сетях она не регистрировалась, там никто о ее празднике не напоминал. В учительской висел список дней рождения учителей, но в начале августа в школе был только сторож.
Вера Валентиновна пошла к станкостроительному заводу. За высокими елками прятался памятник погибшим заводчанам-фронтовикам, который проектировал ее отец — начальник экспериментального цеха. О троих фронтовиках вспомнили, когда памятник был уже готов. Их имена отец выбивал вручную. В детстве они вместе приходили сюда.
Вера Валентиновна положила под золотую звезду две белые гвоздики, подняла шишку. В вазе на столе шишка была двенадцатой.
Вечером позвонила Таня. Дочь поздравила ее и сообщила, что приезжает Евгений Дмитриевич.
— Я сейчас всё сделаю, вы меня больше не увидите, — сказал сантехник.
Он ушел в ванную. Вера Валентиновна сидела за столом.
— Теперь на века. Я дверь захлопну, — донеслось из коридора.
— Подождите! Еще на кухне смеситель подтекает…
— Вера Валентиновна, я вам всё, всё починю!
— Можно просто Вера…
— Александр.

Лида ехала на боковушке и печатала: "Зеленые листья березы развиваются на ветру…" "Развиваются или развеваются? — думала девушка. — Красных волнистых линий нет, значит можно и так и так".
За пять часов пути предстояло написать рассказ.
Лида была студенткой химфака. Университет обязывал изучать дополнительные предметы других направлений. Проверив ее лабораторную "Анализ воды отчищеной", Владимир Алексеевич почему-то посоветовал выбрать курс "Практическая грамотность русской письменной речи". Правила орфографии и пунктуации наводили на Лиду тоску, и она остановилась на стилистике.
Начинался третий учебный год. Лида возвращалась в Екатеринбург с хвостом. По родным — химфаковским — дисциплинам задолженностей не было, а вот со стилистикой как-то не сложилось. Текст в научном стиле в июне зачли с третьего раза, но Марии Игоревне этого показалось мало:
— Получишь зачет, если в рассказе используешь хотя бы пять средств художественной выразительности. Пиши без ошибок.
"Мешают ей, что ли, мои ошибки! Лично я их просто не замечаю. Еще какие-то художественные средства понадобились", — возмущалась Лида.
Она погуглила. О, эпитеты я знаю! "Багровый закат". Нормально, сейчас к березе засунем. Что у нас вышло? "Багровый закат. Зеленые листья березы развиваются на ветру…" Эпитеты вычеркиваем. Это проще, чем я думала.
Теперь сравнения. Лида, соберись! За окном проносились столбы. Спасибо, поезд, за подсказку! "Береза подобна столбу". Итак: "Багровый закат. Зеленые листья березы развиваются на ветру. Береза подобна серому столбу". Эпитеты и сравнения есть. А дело-то идет!
Что там дальше? Метафора. На экране высветилось: "переносное значение слова, когда одно явление уподобляется другому". О господи! На кого они вообще рассчитывают, если я со своим знанием неорганической и органической химии разобраться не могу!
— Хороший у вас компьютер! — сказал пухлый мальчик с оранжевой кружкой.
— Папа подарил.
— Мне мама такой не купит… — вздохнул мальчик и ушел наливать чай.
С верхней полки слезла растрепанная женщина в цветастой блузке:
— Я пообедаю?
— Пожалуйста, — Лида придвинула к себе ноутбук.
Женщина развернула фольгу. Потянуло болотной сыростью.
— Угощайтесь, — соседка просовывала за компьютер жареную рыбину.
— Нет! Спасибо! — Лида отвернулась к окну.
— Очень вкусно!
— Не сомневаюсь, — Лида начала обмахиваться телефоном.
— Зря отказываетесь. Муж знает — я карасей люблю, специально в дорогу наловил.
…Дедушка часто ходил на рыбалку. Лида закрыла глаза и увидела большой таз с темной от крови водой, вся кухня в чешуе, бабушка достает из рыб склизкие розовые ленты…
В детстве ее заставляли есть рыбу:
— Ешь! Будешь умной!
— Я и так нормальная! — Лида пыталась выскочить из-за стола, но это не всегда удавалось.
Однажды в ее горле застряла рыбья кость. С тех пор из рыбных блюд Лида ела только бутерброды с красной икрой и шпроты.
Соседка облизывала пальцы. Когда она уже уйдет наверх?!
Нужно сосредоточиться на рассказе. Может, знания по химии применить? Так… "По небу цвета гидроксида меди плыли белые, как хлорид серебра, облака…" Черт, у меня же закат багровый! И Мария Игоревна вряд ли такое оценит.
— Вы книгу пишете? — спросил пухлый мальчик.
— Почему ты ко мне на "вы"?
— Ну, как… Вон у вас как интересно.
— Правда? Это пока рассказ. Может, потом книгой станет.
— Прикольно, но я ничего не понял.
Мальчик ушел в глубь вагона. Любительница карасей забралась на верхнюю полку.
Продолжим. Метафоры не идут, ну и ладно. Что там еще в русском языке? Олицетворение — особый вид метафоры… Сразу пропускаю! Хотя… Перенесение свойств и качеств человека на неодушевленные предметы. Что-то такое в школе проходили. Пусть будет: "листья общаются". Исправим: "Зеленые листья березы общаются на ветру". Уже лучше. Идем дальше. Оксюморон — сочетание несочетаемого. А! Это как рваные шорты с блузкой, или так модно сейчас?
Позаимствую немного у Пушкина. Классику все равно, а мне нужен зачет. Лида вытащила из сумки бежевый томик. Помогите, Александр Сергеевич! Книга открылась на двенадцатой странице. "Зимняя дорога" не очень подходит. Ладно, разберемся. Что у нас есть? "Багровый закат. Зеленые листья березы общаются на ветру. Береза подобна серому столбу". А дальше будет так: "Сквозь волнистые туманы пробирается луна, на печальные поляны льет печально свет она". Да… Пушкин все-таки хороший поэт. А Мария Игоревна ничего не заподозрит? Или печальные поляны тоскливыми заменить?
Напротив Лиды сел подвыпивший мужчина с пятном от кетчупа на майке:
— Пацан сказал, ты книгу пишешь.
— Ну, я…
— У Пушкина воруешь, понятно. Я тебя спасу — печатай про меня.
— Мой рассказ о другом…
— О ком у тебя там? О Иване Грозном? Это никому не интересно! Пиши, я тебе диктую: я электросварщик в Нефтеюганске, шесть дней работаем по двенадцать часов. В воскресенье — баня. Зарплату задерживают. Жена звонит только, чтоб деньги сбросил. Приеду — начнет обнюхивать. Дочки у меня — Мариша и Варенька. Сам-то я из Камышлова. У Мариши ни на последнем звонке, ни на выпускном не был. Только фотки. В платье она была голубом, волнистом. Хоть Варьку в девятый класс отведу. Она смышленая, на день рождения мне удостоверение подарила. Корочка красная, на ней золотыми буквами "Лучшему папе" написано, и имя мое внутри. Жена в "Мире ткани" шестнадцать тыщ получает. Хочу, чтоб мать зубы вставила. А то одну кашу ест. Мариша на экономиста поступила. В Екатеринбург, на платное. А кто щас бесплатно учится? Ну, ничего, проживем! Много ли надо, дочка? Пиши, писательница! А мне выходить скоро.
Пухлый мальчик шел к титану:
— Ну как? Пишется?
— Не знаю, — сказала Лида.
— Я знаю! Она про Ивана Грозного сочиняет, — крикнула девочка с нижней полки.
К Лиде подсел худой мужчина в наколках:
— Вахтовик сказал, ты книгу про него написала.
— Я…
— Не оправдывайся. Ты вот что — обо мне давай. Начнем с детства. Пиши и слушай. Я с дедом за грибами ходил, дед старый, нога раненая, нагнуться не может, палкой тычет: "Беги срезай!"
Заголосил телефон: "Зона моя, зона…"
— Ща вернусь. Аллё…
Может, любительница карасей спустится? Ехать еще два часа!
Мужчина в наколках вернулся с пакетом печенья:
— Давай ешь! Девушка у меня была. Любовь и всё такое… Тут пропала. Два дня нет. Я к матери ее. Она говорит: "Я думала, Настька у тебя". У подруги нашли. Обидели ее, в общем. Через знакомых узнал, где он живет. Я ему двинул, потом еще, еще… На суд она не пришла. Восемь лет от звонка до звонка.
Опять запел телефон: "Зона моя, зона…" Мужчина ругнулся, сказал: "Извините" — и ушел.
Лида отодвинула печенье. Больше никогда в плацкарте не поеду!
У боковушки стоял пухлый мальчик:
— Написали книгу?
— Ничего мы не написали!
— Я думал, писать интересно…
— Химия — вот что интересно! Реактивы лучше красок, такая палитра! Я однажды разбавленную серную кислоту на джинсы пролила. Сижу на лекции, а со штанов куски отваливаются. Хорошо, в двух парах колготок была. Ты так не делай! Я не про колготки, а про кислоту. Или представь: пролилась на ковер зеленка. Начнешь вытирать тряпкой — въестся пятно. Зальешь темно-зеленую лужу перекисью водорода, и она превратится в светлый ручеек.
— Ух ты! Может, вам про химию рассказ написать?
— А хочешь, про тебя напишу?
— А что про меня? Ничего особенного. Бабушка спортивный костюм купила, он теплый и мягкий. И кроссовки черные с серыми вставками, они на размер больше, еще на следующий год будут. Бабушка до школы не разрешила в них ходить, а я в них спал! Она мне пирожки с ревенем пекла. Бабушка отвернется — я от теста кусочки отрываю. Тесто тянется, как жвачка, а потом вниз опускается. Я думал, ревень — кислая зеленая палка. Оказывается, так вкусно! Я за раз по пять штук съедаю. Сейчас домой возвращаюсь, там сестры, Саша и Люба. Люба пока только ревет. Я в молочную кухню ей за кефиром хожу. У бутылочек горлышко узкое, мыть неудобно, даже ершиком. Мама с дядей Валерой живет. Бабушка хотела, чтоб я с ней остался…
— Хочешь конфеты, пирамидки с посыпкой?
— Я у девочек конфет не беру!
— Держи!
— Ладно, у меня два пирожка осталось. Я тебя угощу.
— Мы на "ты" — значит, подружились, — сказала Лида.

Через три дня на столе Марии Игоревны лежал рассказ "Поезд жизней".