* * *

За забором кусты. Деревянная дача.
Здесь когда-то творил Пастернак,
И, поймав в небе синем удачу,
Он забросил её на чердак.
Здесь рождались бессмертные строки,
Здесь поэмы росли и стихи,
Но поэзии русской пророки
Стали вдруг к его слову глухи.
Задрожала листва в поднебесье,
К звёздам, в небо, рванулась рука.
И простые душевные песни
Жить остались в миру на века…
Говорят, что поэты – от Бога,
Что живут они как мотыльки,
Что своя у них в жизни дорога
И свой крест после каждой строки.

* * *

Мои забытые перроны,
И в пару улиц "города",
И тамбур, дымом оглушённый,
И в ржавом чайнике вода.

Окно белеет занавеской,
Остывший за ночь бледный чай,
Бегут навстречу перелески,
Задав по снегу стрекача.

Сосед, с похмелья похмурневший,
Солдатский смех, ребёнка плач,
И зеркало в морщинах трещин,
И недоеденный калач.

А ковш Медведицы бросает
Под утро звёзды прямо вниз,
Вползают на пригорок сани
С уснувшим возчиком, кажись.

И вот минутка-полустанок:
Блохастый пёс, дощатый дом,
И гвардия пузатых банок –
Где наземь, где-то на поддон.

И пирожки под одеялом:
"Сама пекла, бери, сынок!"
И солнце сдобою вставало,
Бочок румяный – точно в срок.

Блажат коровы с перепугу,
Проходит мимо товарняк,
А поллитровочка по кругу
Идёт неспешно натощак.

Вот деловито по колёсам
Стучит железкой дед Митяй,
Один ответ на все вопросы –
"Поедешь скоро… Не замай!".

И будто нехотя, лениво,
Гудок: "Езжай, пора, пора!"
Качнётся тополь сиротливо
У станционного двора.

И вдаль, в рассвет вагоны сдёрнет,
Пыхтя, уставший паровоз,
Махнёт рукой лениво дворник
В тени склонившихся берёз…

Мои перроны, полустанки,
И городков забытых тень.
Мальчонка в батиной ушанке
Да из верёвочки ремень…


Вера Липатова, Москва

Как тяжело любить филологиню

ты написал любовную записку
с нарушением правил риторики

прочла несколько раз
мысленно сделала правку

после этого успокоилась
и простила тебе

твою нериторичную любовь

Корни

Июльский полдень на исходе
Прозрачным маревом стоит,
Царит гармония в природе –
Забытый русский колорит.

Средь ароматного удела,
Среди влекущей красоты
Освобождаю своё тело
Прикосновением воды.

Здесь только неба постоянство,
Я ухожу от дел мирских,
Забыто время и пространство,
И даже ветер поутих.

До сельской церкви путь далёкий,
Босые ноги греет пыль,
И мне кивает одинокий,
Растущий изредка ковыль.

Вхожу в ворота. Звон тревожный...
Среди некрашеных оград
Я пробираюсь осторожно,
Рассеянно блуждает взгляд.

В деревьях старого погоста
Лежит ушедшая родня,
Как тихо, совершенно просто:
Вот церковь, где крестилась я.

Сейчас не видно здесь народа,
Всё так же мало прихожан,
У деревенского прихода
Лишь в праздники бывает гам.

И пусть судьба по свету гонит,
Но связь со временем сильней,
Питают дедовские корни
Давно проросших желудей.

Как расступились, отступились
Все близкие – иди себе,
Откуда взялся, сделай милость,
Ну что тебе в земной судьбе?

К тебе ночами ангел ходит,
И вы с ним ночи напролёт
О нас, о маленьком народе,
Неслышно шепчетесь. И вот

Приходишь утром ты с тетрадкой
С глазами суше, чем зола,
И внятно, горестно и сладко
Поёшь, что жизнь-то не мила.

Что мы здесь мечемся в юдоли
Меж низменных своих забот,
А наши радости и боли
Суд высший никакой не ждёт.

Ты нас зовёшь всё сердцем мерить,
Страдать и счастьем, и виной,
А мы тебе не можем верить,
Когда ты сам насквозь земной.

Тебя мы любим – ты беспечен,
Обманем – страждешь, как и все.
Вот ты – поэт, а изувечен,
Хотя и пёрышки в росе.

Иди себе. Нам невозможно
Душой наведываться ввысь,
А нынче научи нас всё же
Оправдывать словами жизнь.

Засохший розовый букет...
Ах, как прекрасны были розы!
Из мира т о н к о г о привет,
Где вечный рай, где нет морозов.

Простите за банальность рифм –
Они приходят ниоткуда,
Как крылья у сильфид и нимф,
Как голубь при свершенье чуда.

Те розы – наслажденья шанс,
Как приложение к билету,
Что на последний был сеанс,
Как память о прошедшем лете.

Цветы ещё стоят в воде,
Их запах стал немного пряней,
Свернулись листья кое-где.
По сути – тот же чёрствый пряник:

Его и съесть уже нельзя,
И выбросить немного жалко.
И мёртвым холодком сквозят
Торчащие из вазы палки.

Но, не склонив своих голов,
Присохшие цветы – как память,
В них – отголоски важных слов
И цвета след, что был как пламя.

Мы часто так храним билет
На память о кино, театре.
Те розы – память моих лет,
Ушедших в небыль безвозвратно.

* * *

Постоянный маршрут, глухо дышит живой перекрёсток,
вдоль Исети ленивой – аллеей фигуристых ив.
Нет свободных скамеек, на этой с гитарой подросток,
и фотограф-старик зачехляет уставший штатив.

В бархатистом футляре банан и измятая сотня.
Не касаясь струны, барабанит парнишка хип-хоп.
Он читал, что огню помешал разгореться охотник
и что пуля слепа, но отыщет сохатого лоб.

Это тень, это свет, это ветер, пропахший сиренью.
Это всхлип из-за лип, это свет, обнимающий сквер,
то за утицей зеленью следует селезень тенью,
то подросток стенает почти на старинный манер.

Он поёт о любви – целый день спят ночные цветы,
Бросил птицам малыш мякиш свежего белого хлеба,
Приглушённый звонок в популярных – родные и ты.
Постоянный маршрут: Семь крестов, колокольня и небо…

Платочек на деснице

Туда, где мох и спелая морошка,
моя душа влетает спозаранку
сквозь отворённое во сне окошко,
минуя поезда и полустанки.

Еловый сумрак без конца и края
она вбирает, раскрывая очи,
и, ведьмиными кольцами играя,
себе самой и родине пророчит.

Свои слова сама не понимает,
поёт их, словно песню берендеев,
и плачет вдруг, и бьётся, как немая,
увидев над собой топор злодея.

И, соскользнув по иззубрённой грани,
плывёт к надежде паутинной нитью
и в омутах сознаний и страданий
горит и говорит, что снова быть нам!

Что будет снег, пуховый, непорочный,
и будет смех, тишайший и легчайший,
и в сердце будет нежность многоточий,
зовущая всё дальше, дальше, дальше.

И будет, как платочек на деснице,
моя страна, где радуешься, плача,
где, умирая, улетаешь птицей
сквозь дым родной, смолистый и горячий!

Зима

Зима в оконце постучала
И робко на порог зашла…
Взмахнула расписною шалью
И нас оставила без сна.
Как чудны зимние забавы! –
У зимней ёлки хоровод…
В России зимушка что надо! –
Такой идёт круговорот…
Кружат лохматые метели,
Лежат блестящие снега…
А на Кубани все недели
То дождь, то солнце по утрам.
Пришёл к нам снег, как гость внезапный,
Намёком на красу зимы.
И вновь пуста земля и пашня…
Снежинка тает на груди.

* * *

Приезжай просто так, не по делу.
Я горячего в чашки налью,
Расскажу, что ещё до предела
Не дошла в этом сонном раю.

Приезжай! Погуляем по лесу,
Почитаем друг другу стихи,
Опустив снеговую завесу,
Лес отпустит нам наши грехи...

Приезжай! Мы давно не видались,
Обещанья съедали дела,
Ты мотался в далёкие дали,
Да и я усидеть не могла...

И сменялись за окнами краски,
Календарь мой настенный худел...
Приезжай! В Рождество или в Пасху –
Отложи наслоения дел,

Приезжай! Ты, возможно, застанешь
Ускользающий, гаснущий свет
И, присев, в одиночку помянешь
В зимних сумерках мой силуэт.

* * *

Метёт, по-прежнему метёт…
И вьюга – белая акула,
Припрятав челюсти под скулы,
Неторопливо пищу ждёт.

А мы кто в лес, кто – по дрова.
С трудом вытаскиваем ноги
Из неочищенной дороги,
Как будто тянем покрова.

Но ведь бело, бело кругом!
И сладок свежий запах снега.
Внутри томит такая нега,
Что невозможно – о другом…

Мети, метель, не спорь о том,
Чего зимою быть не должно.
Ведь даже то, что неотложно,
Вдруг отложилось на потом…

Из слов – лишь стих. Он тоже бел,
И рифмы мнутся где-то сзади…
А на лице, как на фасаде,
Кисель молочный закипел!

Мети, метель! Сокрой меня
Пуховой ангельскою шалью.
И, хладом жаркий лоб ужалив,
Всё отмени, что грех – менять.

* * *

По колено в воде стояли
И размокшую сеть чинили.
Ты назвал меня – Илаяли.
Мне послышалось – Или – или.

– Слишком многое нам привили,
Слишком многое мы прияли.
Я боюсь, что не в нашей силе
Выбрать главное, Илаяли.

– Ты прости, но другой мне ближе.
Он молился больше, чем надо,
Гневен, сумрачен был и книжен,
Но душа была ему рада.

И глаза его мне не лгали,
Хоть слова поскупее были.
Он не звал меня Илаяли,
Только требовал: или – или.

Я бедна и не так прелестна,
Чтоб меня так красиво звали.
Посмотри на сущее честно
И не кличь меня Илаяли.

Мы из волн выбирали сети
И на колышках их сушили.
Всё, что есть у меня на свете:
Море, солнце да или – или.

Декабрьский шиповник
(место действия – Бордо, Франция)

Цветёт шиповник в декабре –
в Бордо почти тепло.
Туман раскинул на заре
над ним своё крыло.
Цветёт шиповник в декабре,
вбирая каждый луч
по зябкой ветреной поре
в просветах рваных туч.
Сосед платан свою листву
давно сложил у ног,
а пламя клёна на сосну
закинул ветерок.
Как искры, жёлтые листки
уносит ветер прочь.
Им на прощание стихи,
шурша, бормочет ночь.
Алеют спелые плоды,
итожа в срок сезон,
а эти новые цветы –
к чему? – Какой резон?
Никто не соберёт с них мёд –
давно уж спит пчела,
а чтобы завязался плод,
не хватит им тепла…
       Да, завершён круговорот,
       и вызрели плоды,
       а он цветёт-цветёт-цветёт –
       теперь – "для красоты"!
               Когда ж ещё ему цвести
               вот так – для красоты?!

Глотки жизни

Смотри на сутки как на маленькую жизнь:
Проснулся ранним свежим утром –  это детство.
И впереди открытий много. Ты держись.
От игр смелых можно сильно раскраснеться.

Затем улыбкой ты встречаешь яркий день:
То юность дарит чувств богатых половодье.
А в полдень сразу исчезает страха тень,
Сожми покрепче ты в руках судьбы поводья.

Затем смеркается. Сквозь занавес ресниц
На землю зрелости струится тёплый вечер.
Перевернув немало жизненных страниц,
Набрось из опыта накидку ты на плечи.

Совсем стемнело, мудрость ночи настаёт,
С собой познание приносит вечных истин.
И обращается вода в хрустальный лёд,
Его осколки, как мазки широкой кисти.

Проходит жизнь в одном порыве, словно миг.
Её глотаем, но глотков всего четыре,
И если вкус глотка ты каждого постиг –
Тогда сполна познал и счастье в этом мире.

Не я!.. Не мы!..

Видали старенькие улицы
Жильцов, ведомых на страдание.
В народе раны не рубцуются,
Когда меняются названия.

Не я соборы обезглавливал,
Не я манил Россию к пропасти,
Не я людей в могилы сталкивал,
Но тут мой дом сегодня, Господи!

Прости за годы сатанинские
Страну благую и привольную,
Где часты слёзы материнские
И чтимы дух и доблесть воина!

Не мы в броне горели заживо,
Не мы от пуль в атаках падали,
Не мы дошли до крова вражьего
С победой, честью и наградами.

Не нам судить отцов за промахи,
Не нам ошибки их оценивать!
Не нам, а им Европа под ноги
Цветы бросала за спасение!

Зарю над утренними росами
Не я зажгу, не мне и шествовать,
Кругом белеют церкви, Господи,
Взнеси её свечой божественной!

И засияют снова улицы,
Где камни трескались от пламени.
В народе прошлое рубцуется,
Когда живёт в сердцах и памяти.