* * *

Получился хороший замес:
Доброта, простодушие, честность.
Эта отчая воля небес
Да родная равнинная местность,

Что дороже и жизни самой,
Да о мире святая забота,
Путь и совестливый, и земной,
Да работа до сотого пота!

И другой получился замес:
Изворотливость, жадность, жестокость.
Хаотический космос небес,
Кочевая планетная лёгкость,

Что с времён легендарных жива
И в крови растворила дремучей –
Деньги, власть, муравейник родства
Да заботу – урвать что получше…

Стой и думай о том и о сём,
К чьей заботе душой прислониться.
Им гордыня и та нипочём.
Нам – смиренность, и та не простится!


* * *

Мои братья и сёстры стоят у станка,
Мои братья и сёстры хлеба убирают,
А другие – всё вещи да деньги считают,
Как у бедных у них не отсохнет рука!
Они судят про нас, что мы – сброд и толпа,
Что нам не дал Господь ни ума, ни таланта.
Не коснулся перстами он нашего лба.
Вот – известный пример одного варианта:
Что-де Пушкин-то наш – африканская кровь,
Ну а Лермонтов – это потомок шотландский,
И у Блока-то, видишь ли, корень германский.
И так далее… Слушай и не прекословь!
Что же, смеяться легко над чужою землёй.
Только нету, наверно, призвания краше –
Чтобы судьбы земли вековечной виной
На российскую душу с надеждой легли,
На неё на одну лишь с мольбой уповая!
Ну а что в мировой мы культуре смогли –
То – другая побаска и песня другая!


* * *

Что-то было в душе сыровато…
Взяли пива по кружке на брата.
На пальто себе пену роняя,
Мы пристроились возле сарая
На щелястой пустой бочкотаре –
Не в каком-то прокуренном баре!

Помолчав вдохновенно о бабах,
Помянули о бедных арабах,
Как им жарко в своей Палестине.
Хорошо, что живём на равнине!
(Сразу наши глаза повлажнели…)
После молча и тех пожалели,
У кого столько родин по свету,
Но одной до сих пор только нету…
И подумалось: сколько же значит,
Если есть она, есть и оплачет…


Ущербность

Всё было: и вера, надежда,
И кожаная одежда,
Чтоб блузу не пачкать в крови.
Но не было только любви!
Был маузер возле колена,
Горячие крики: "Даёшь!"
И верность была, и измена,
И чистая правда, и ложь!
И подлая трусость, и храбрость
Безумная, словно те дни.
Спокойствие было и ярость,
Всё было, чего ни возьми!
Но что выделялось особо,
Что было всегда под рукой:
Безжалостность, ненависть, злоба!
И только любви – никакой!


Белогвардеец

Подскакал на каурой блестящей кобыле,
Благородной рукой натянул трензеля,
А вокруг уже бабы вовсю голосили,
И горело село, и горела земля…
Появилась ухмылка и сразу пропала
На его губошлёпых безусых губах.
"Всё, отходим, по коням!" – он бросил устало,
И перчаткой махнул, и привстал в стременах!
Закачался простор, застучали копыта,
Ветер сладостной воли хлестнул по щеке,
Зашумело вослед переспевшее жито,
И остались дымы за бугром вдалеке.
Он скакал, вспоминая душистые плечи,
И кокетливый локон, и пламенный взгляд,
Отражались в паркете колонны и свечи,
Так хотелось ему воротиться назад!
Он так поздно увидел – былинные шлемы
С этой яростно-алой летящей звездой!
От пьянящего чувства запели все вены,
Но ударила пуля в погон золотой!
И упал он в цветы, в полевое раздолье,
Прошептав напоследок: "Эх, воля моя…"
И глаза заслонила родная до боли
И воистину кровная эта земля.
После парень подъехал в шеломе суконном,
Губошлёпый, обветренный, хмурый на вид.
Посмотрел и сказал: "Надо ж, первым патроном…
Ах ты, дьявол, по-русски как всё же лежит!"


* * *

Назовите его – Сталинград,
Этот город в степях Волго-Дона,
Да устройте всемирный парад
С торжеством колокольного звона!
Да с салютным сияньем огня
И с неслыханным песнопеньем,
Чтобы солнце от этого дня
Рассиялось по всем поколеньям!
Чтобы возликовала земля,
Как ещё не бывало от века:
От вершины священной Кремля –
До последнего человека…


Овца

Подкатили чуть свет
К голубому крыльцу.
Беспокойный наш дед –
Сразу резать овцу.
Но не сам – в сердце дрожь,
А сосед был мастак,
Усмехнувшись, взял нож:
"Знамо, я не за так…"
Кто постарше, кто мал,
Жались мы – ребятня,
Когда кровь он смывал
Во дворе у плетня.
Я глядел не дыша
И мерещилось: тут
Не вода из ковша –
Мои слёзы текут.
Я тогда по летам
Понял истину зла:
Не приехать бы нам –
И овца бы жила…