* * *

Прожить бы так, как жил Мигуля,
Пока не пал последний вдох,
Пока дышу, пока могу я,
Пока вконец не занемог.

Он был уже прикован к ложу,
И ноты падали из рук,
А он писал, и были строже
Лады, творимые из мук.

Пропала речь, немело тело,
Уже надежды никакой,
А он писал, душа всё пела,
Бурлил и грезил непокой.

Уже под ним сырела плаха,
И тело стыло наяву.
Вот так бы мне в объятьях краха,
Пока дышу, пока живу.

Чтоб только смерть, чтоб только пуля,
Чтоб без призвания – ни дня!
Войди в беду мою, Мигуля,
Возвысь в трагедии меня.


* * *

...А в Хельсинки с окраины
Ещё звучит Сибелиус.
Вот так в далёком крае мне
Привиделось, пригрезилось.

Из холмика могильного
Творят седые клавиши.
Горит в душе всесильное,
Душой по смерти правивши.

Под высью неба млечного
Взывают против тления
Всё больше тема Вечного
И тема противления.


Могила Набокова

В Монтрё, под Женевой, напротив и около,
Вокруг и вблизи чужестранных имён,
Под горестным древом – могила Набокова,
Пера напряжённых и хладных времён.

В дали несусветной, за смежными странами
Простёрлась Россия в иной широте,
А тут неприметна и выглядит странною
Латинская надпись на русской плите.

А тут, вне России, где земли чужбинные,
Уж как из романов на них ни смотри,
Зудит ностальгия земными глубинами
И спорит с Женевой, и грустно пари.
И подпись России на новом наречии,
Всей жизнью поспорившем с русской душой,
Звучит не впервые бок о бок с неметчиной,
И, как ни старайся, глядится чужой.

О мудрый Набоков, душа отчуждения,
Поникший в раздумье в швейцарском краю!
Глядят одиноко искания гения,
Хоть дай тебе Бог в иноземном раю.


Двадцатый век

Двадцатый век… Двадцатым веком
Ещё живём, ещё полны.
Ещё плывёт по мнимым рекам
Зов ностальгической волны.

И в том краю святого зова
Среди забот ещё живут
Глубинный пласт былого крова,
Души трепещущей приют.

Всё детство, юность поколенья,
Все перезрелые года.
Мои надежды и гоненья,
Мои успехи и беда.

И пусть порой там было плохо,
Пусть не могли мы всё сказать,
Двадцатый век – моя эпоха,
Прошедшей жизни благодать.


Романс былого

Ещё когда-то было Слово,
Огромной важности слова.
Ах, эта боль, душа былого,
Туманность, зримая едва.
И в смуте дальнего истока
Влекли в незримой глубине
Хмельная блажь речений Блока,
Надрывность женщины в окне.

Глухие отзвуки уключин,
Цыганской прихоти вуаль.
Моей душой тот мир озвучен,
Моим порывом дышит даль.

И на волне былого звука
Извечно рвение души.
Страданье струн тому порука,
Порывы плоти и тиши.

Вплывает в душу смута Блока,
И в несказанной глубине –
Порывы огненного тока
И век, серебряный вполне.

Ещё когда-то было Слово,
Завеса тайны между строк.
Ещё вдали от жизни новой
Над ней довлел туманный рок.

Всё тот же зов, всё те же вздохи,
Всё та же тяга, та же власть.
В душе сливаются эпохи,
Горит нетлеющая страсть…


* * *

А в смуте России глобальная смута,
И в каждой душе эта смута своя.
Душа на изломе ушла от уюта,
Пришла нежеланной в чужие края.

Не только округа – вся бытность чужая,
Живёшь в незнакомой и новой стране.
И жить невозможно, глухих ублажая,
И я тут не к месту, и всё не по мне.


Провинция

Вдоль Вологды затишье уникально,
Символикой глуши плетётся речка.
Вся до корней душа провинциальна,
Тоска под сердцем пола, как осечка.
Под пятый час любого дня работы
Бредут в хмелю, качаясь, работяги.
А сбоку речка чахнет, как болото,
И горечь дней торит дорогу тяге.

Здесь та же глушь куприновской Олеси,
Здесь от тоски с ума сходили черти.
Такие есть в глухой России веси,
Хоть скуку жизни Вологдою мерьте.


Любовь Зинаиды Гиппиус

Любовь по Гиппиус одна.
Но что-то сдерживает страсти.
Ну нет, она не холодна,
Она в её безумной власти.
И пусть поток горячих струй
Пока поддерживает пламень,
Возможен только поцелуй,
А в остальном душа как камень.

Любовь по Гиппиус одна.
Горит огонь, влекут флюиды,
Душа порывами полна,
Но хладно тело Зинаиды.

И где сокрыт его ответ,
Где сокровенная разгадка:
Любовь возможна или нет,
Хоть на неё она и падка?

Таится сдержанность крови,
Огонь под сдержанностью гаснет.
Как странен зов её любви,
Как одиноко тлеют страсти.

Любовь по Гиппиус одна.
Но и одной она не знает.
Судьба трагична и страшна,
И рана страсти в ней сквозная.

А что Всевышний? Разве он
Способен слышать Зинаиду?
В ней негасим извечный стон,
Не заглушить её обиду.

И боль души плывёт со дна,
Но каждодневна жизни проза.
Любовь по Гиппиус одна –
Её несбыточная грёза…


* * *

Вечно вдумчивы колонны
Театральных площадей.
Холодит суровость тона,
Зрим полёт благих идей.

Величава и едина,
Скрытых помыслов полна,
До полудня нелюдима,
Вдохновенна тишина.

Трепет душ: открыта касса.
Молчаливо ждёт салон.
Полутемень получаса
За спиной глухих колонн.

В тишине покойны взгляды.
До огней вечерних глух
Дух античной колоннады,
Благонравный, гордый дух.


Удача

Её зовут мадам Удача.
На поле жизни редкий плод,
Она – шальной антоним плача,
Противовес любых невзгод.

Она – этап. Её явленье –
Взрывная, временная суть.
Она – итог крутого рвенья,
На градус поднятая ртуть.

Дитя прорыва, не иначе,
Упрямства поступи в пути.
Её зовут мадам Удача,
Её так просто не найти.


Перемены

Знакомые нам с детства города,
С приходом Хама рухнувшие в смуту,
Идущие в сумбуре в никуда,
Глядящие торгашески и круто,

Воронеж, и Калуга, и Орёл,
И Гатчина, и Тула, и Владимир –
Во всех чертах глубинно не моё
Подчинено нахлынувшей године.

Не тот Тамбов, и Тверь уже не та,
Я вас такими ранее не видел.
Уставший пыл и павшая мечта,
Где зов души давно уже не лидер.


Боль за Одессу

Одессы милой побережье,
Чья память сердцу дорога,
Зачем воюешь ты с приезжим,
Зачем ты видишь в нём врага?

Зачем в краю, где мы бывали
С любимой счастливы вдвоём,
В знакомой чайной на бульваре
Меня прозвали москалём?

Одесса, милая Одесса,
Где пляж в лузановской близи,
Зачем твоя шальная пресса,
Твои нежданные стези?

Мой быт, душе родная сфера,
С тех юных лет мои края!
Вот видишь зданье на Пастера,
Где альма-матер в нём моя?

Тонка и кровна в той былине
Судьбой протянутая нить,
Где я с любовью к Украине
Любил на мове говорить.

Прощай, приезд! Проходом узким
Бреду в зашторенный вагон.
Не дай господь, ни-ни по-русски,
Не покажись ты им врагом.

И мне Одесса дышит в спину
Прохладным с моря холодком.
Зачем теряю Украину,
Но с ней я ныне не знаком.


Любимая песня

Чудо света, где поле бескрайнее,
Бесконечно различен рельеф, –
Это ближняя к миру и дальняя,
Сторона мне родная РФ.

Мне знакомая и незнакомая,
С безграничной своей новизной,
Сторона моя, с детства влекомая,
Бесконечно любимая мной.

По-над Волгой, Окой, по-над Леною
Небо северных пламенных звёзд.
Это в сердце моём незабвенное,
Это мир потайных моих грёз.

Необъёмное слово и ёмкое,
Повторяемый сердцем напев,
В тишине сокровенной негромкая,
Сторона дорогая РФ.

Величавая статность и грация,
Та, что видится, душу согрев,
Ты мой край, ты моя федерация,
Слиток золота в сердце – РФ.


* * *

Уж как ни пал авторитет России,
В какую смуту ни вошла она,
Моя любовь к России во всесилье
На все, как есть, крутые времена.