* * *

В честь дяди меня нарекли –
Мой дядя погиб в сорок пятом…
Но чувствую сердцем – он рядом
Со мной на дорогах Земли.

А дядя мой был моряком –
Красивый и сильный, на фото
Стоит к объективу бочком
Матрос Черноморского флота.

И строго глядит мне вослед,
Как будто сказать что-то хочет,
Страну защитивший от бед,
От жути коричневой ночи.

С рождения прямо во мне –
Куда нам от этого деться! –
Как память о прошлой войне,
Стучит его щедрое сердце.

И пусть обнаружит любой –
Мы внешне не очень похожи,
Я – памятник дяде живой,
Хоть дядя намного моложе.

Вот так и живу, отродясь,
И радуюсь солнцу весною,
И всё продолжается связь
И с дядей, и с прошлой войною.


Горе

Послевоенный ребёнок,
Мало я знал о войне.
Строки пяти похоронок
Бабка читала при мне.

Из сундучка доставала
Бережно свёрток она.
В сердце её не смолкала
Ни на минуту война.

Бабка ночами кричала –
Что мог понять я, юнец?
Бабкино сердце вмещало
Пять неумолчных сердец.

1

Мой дед в войну был поваром в пехоте,
Он щи варил своей стрелковой роте
И термоса таскал к передовой,
Поскольку был негоден к строевой.
Но от беды он всё же не ушёл:
Она вошла осколками снаряда
В плечо и руку левую солдата,
И дед страдал и телом, и душой.
"Очнулся, а рука в бинтах, как палка,
А плотнику особо руку жалко.
Ну а потом был госпиталь и тыл..."
Дед вспоминать об этом не любил.
А брат его, Никита, был танкист,
Перед войною – лучший тракторист.
Рассказывал: "В конце войны, под Прагой,
Я распрощался с родненькою правой,
У самой Влтавы руку потерял!.."
И он рукав рубашки поправлял.
Был под ремнём рукав её пустой –
Немой свидетель жизни непростой.

Такими возвратились два солдата
С войны домой в далёком сорок пятом.
Пришли с двумя руками на двоих,
Когда уже почти не ждали их.
Вернулись молодые мужики,
Но поживи попробуй без руки!

2

Дед Иван не унывал,
К верстаку с утра вставал.
И родне на удивленье
Смастерил приспособленье:
Покумекал мужичок –
Получился держачок!
Ставил дед его к стене,
И, подмигивая мне,
Он топориком тесал,
Будто песенку писал:
Тук да тук – сдавайся, сук,
Всё равно тебе – каюк!
Но когда рубанок брал –
Тот скользил и не стругал,
Ведь была у мужика
Только правая рука:
Шуму – много, толку – нет...
Наловчился всё же дед.
Стружки кольцами летели,
Доски свежие блестели.
Улыбался дед глазами,
Обжигался он слезами.
(Помню это и сейчас –
Слёзы кру у упные из глаз!)
Не беда, что боль в ладони
И огнём всю руку жгло.
Дед сидел, как царь на троне,
Знать, от сердца отлегло...

А Никита плёл корзины.
Запасал к зиме лозины –
По три воза лозняка
Привозил от лесника.
Пять детей у деда было,
У Никиты было шесть.
Помню, бабушка шутила:
"Нет руки, да корень есть!
Он мне любый и такой,
Ненаглядный, дорогой!"

3

ПРАЗДНИК

В две руки

Мой дед
брал в руку
балалайку,
Но без руки поди сыграй-ка!
И ждали все в который раз,
Как братья сдвинутся сейчас:
К плечу – плечо, к руке – рука,
К полмужику – полмужика!
Один – рукою гриф сожмёт,
Другой – по струнам бить начнёт,
И заиграют в две руки
На балалайке мужики.
Запляшут пальцы на ладках,
Проснётся юность в мужиках.
Они играют не дыша:
Душа – к душе, к душе – душа!
Забыв печали и обиды,
Играют... – нет! – не инвалиды!
Но в тёти-Дашины глаза,
Я вижу, просится слеза...
А два весёлых мужика
Взлетали в песне в облака:
Не музыкальная, не та
Им покорилась высота,
Где, встав со всеми наравне,
Бывали счастливы вдвойне...


* * *

Вот иду по зелёной обочине.
Подорожников сколько вокруг!
Наконец-то я здесь, на Тамбовщине.
Здравствуй, поле, ромашковый луг,

И сосновая, здравствуй, Сосновка,
И берёзовый шёпот в лесу!
Это вас я, как будто обновку,
С детской радостью годы несу.

Знать, высокое чувство не может
Раствориться в душе, словно дым:
С каждым годом родней и дороже
Всё, что связано с детством моим…

Торфяной потянуло болотиной,
Где вольготно живут караси.
Я иду чернозёмною родиной –
Самой светлой дорогой Руси.


Птичий рынок

Природа нежная, живая
В железной клетке, взаперти.
Кричат торговцы, зазывая:
"Эй, покупатель, подходи!
Полсотни – пёс, червонец – птица.
Бери, монету не жалей!.."
Передо мной – животных лица
И морды красные – людей.


* * *

О, эта нежная истома:
В усталом теле – тихий звон,
Когда приходит чувство дома
И свет зари в тебя вселён!
О, это нежное скольженье
По краю памяти и сна,
Когда земное притяженье
Душа осилить не вольна!
О, эта тихая соната
Оркестра сводного листвы,
Когда тягучий запах мяты
Тебе протянут из травы!
О, эта вечная отрада –
Уют родного очага,
Когда на сердце нет разлада,
А рядом – матери щека!
О, это много, очень много!
Мне радость детская дана,
Когда с родимого порога
Вся жизнь отчётливо видна!


Рассветное

Зябкие предутренние дали.
Звоном наполняются поля.
Кажется, на цыпочки привстали,
Чтоб увидеть солнце, тополя.

Луг покрыт черёмуховой пылью,
И волшебной кисточкой заря
В небесах подкрашивает крылья
Пепельно-седого сизаря.

Запевает песню жаворонок,
Выплывает солнце не спеша,
И бежит за солнышком спросонок,
И добрей становится душа.


* * *

Всё меньше дней…
Всё выше плата
За самый краткий миг любви,
И вся больничная палата
Кричит: "Мгновение лови!"
Ловлю, а жизнь идёт на убыль –
Стоят утраты за спиной…
Но, холодея, шепчут губы:
"Люблю, люблю!.." – тебе одной.
И – никакие! – жизни сроки
Не заслонят высокий миг,
Когда судьбы одной истоки
Мы честно делим на двоих.
И, может, в этом, может, в этом –
И суть, и соль счастливых дней?..
Душа то вспыхнет ярким светом,
То что-то тихо гаснет в ней.


Ты

Недопетость,
неизбывность,
неизбежность,
Недосказанность
и недочитанность моя,
И сомненье,
и страдание,
и нежность,
Небо, долы, реки, горы и моря.
И рассвета обжигающее пламя,
Шёпот листьев, запах скошенной травы,
И моё уже подвыцветшее знамя,
Поперёк судьбы проложенные рвы.
Их форсируя, себе на удивленье,
Покоряя непростые рубежи,
Посвящаю я тебе стихотворенья,
Раскрывая красоту твоей души.
Мне доступны сто дорог и перепутий,
Девять царств и все роскошества дворцов,
И твои всегда волнующие груди,
И твоё неповторимое лицо.
Утопаю, пропадаю и взлетаю,
И парю, и вижу землю с высоты,
И, наверное, себя я обретаю,
Потому что есть дарованная ты.
Ты! Ты! Ты!
Весь мир, наполненный тобою, –
Волны нежности, душевного тепла…
Всё равно была б всегда моей любовью,
Даже если бы к другому ты ушла.
Вот и радуюсь, и плачу, и целую,
И шепчу слова признанья в тишине…
Даже если пропоют мне "Аллилуйя!" –
И тогда ты не закончишься во мне.


* * *

Жизнь-веретено всё крутится,
И клубок судьбы моей разматывается…
Сколько мне ещё мучиться?
Сколько мне ещё радоваться?
Сколько мне ещё корчиться?
Сколько мне ещё нежиться?
Но, страдая, – жить хочется,
И, с ума сходя, – не вешаться.
Ты крутись вертись, веретёнышко,
Пусть клубок судьбы моей разматывается!
Ведь, если поглядеть на солнышко, –
Больно глазонькам, а радуются.