Беседу вела ЮЛИЯ СКРЫЛЁВА
Анастасия Валерьевна Гладощук родилась в 1993 году. Литературовед, кандидат филологических наук (тема диссертации: "Роль французской культуры в формировании поэтики О. Паса", МГУ им. М.В. Ломоносова, 2018), специалист по истории французской и испаноязычных литератур XIX–XX вв. Переводчик с французского и испанского языков (переводила О. Паса, Э. Мартинеса Эстраду, О. Хирондо, А. Бретона, А. Арто, Ф. Супо, Р. Десноса, Р. Кено, Б. Сандрара, Н. Бувье и др.). Член редколлегии журнала "Иностранная литература". Научный сотрудник факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ.
Тяготение к бессюжетности
К 200-летию со дня рождения Гюстава Флобера
Для русских и французских читателей Флобер остаётся прежде всего автором романа "Госпожа Бовари". О непростой судьбе этого произведения, особенностях стиля писателя и о том, что делает его книги современными, беседуем с переводчиком, литературоведом Анастасией Гладощук.
– Флобера называют творцом современного романа, основоположником французской реалистической школы. Каким вам видится его ключевой вклад в развитие европейской литературы?
– Говоря о Флобере, следует избегать редукционистских формул "реалист", "натуралист", преследовавших его с момента публикации "Госпожи Бовари" (1856). Думаю, верную оценку роли писателя дали теоретики культуры XX века. Так, в понимании Жерара Женетта и Ролана Барта, Флобера делает современным нервическая требовательность к стилю, отношение к литературной деятельности – переживание её невозможности, что с наибольшей полнотой выразилось во второй, неосуществлённой части романа "Бувар и Пекюше" (1880), которая представляла бы собой свод чужих высказываниц. Цитируя Барта: "Оказавшись на грани безумия, Флобер становится первым писателем современности. Флоберовское безумие не есть реализм, вызвано оно не воспроизведением и подражанием действительности, а письмом, языком". С этим связаны две другие особенности поэтики Флобера, получившие развитие в "новом романе" XX века, – тяготение к бессюжетности (желание написать книгу "ни о чём", "из ничего", заявленное в одном из писем Луизе Коле в самом начале работы над "Госпожой Бовари"; см. также проанализированные Женеттом "моменты безмолвия") и "безличности" (самоустраняясь из повествования, автор позволяет действующим лицам характеризовать самих себя через жесты и несобственно-прямую речь, что становится главным, самым узнаваемым флоберовским приёмом).
– Насколько сложен язык прозы Флобера для перевода? С какими трудностями приходится сталкиваться переводчикам французского классика на русский?
– Можно было бы ответить словами Б.К. Зайцева, в чьём переводе печатались "Искушение святого Антония" и "Простое сердце": нередко "наряд нашего языка кажется несколько грузным" для флоберовских текстов. У Флобера, в отличие от Пруста, простой синтаксис; обилие экзотических, редких слов и подробнейших описаний не представляло бы трудностей, если бы не особый флоберовский ритм и прихотливая пунктуация (тире, сочетание точки с запятой и тире, восклицательные знаки). Именно в этом – флоберовская непереводимость, что можно было бы проиллюстрировать, сопоставив переводы "Легенды о св. Юлиане Милостивом", выполненные профессиональными писателями: И. Тургеневым (приведённое мною суждение Зайцева относится именно к нему), А. Блоком и М. Волошиным. Показательно, что большинство прозаических текстов Флобера существует в двух и даже трёх переводах.
– Как воспринимают творчество Флобера русские и французские читатели? Влияет ли, по вашему мнению, различие менталитетов на постижение произведений классика?
– Думаю, в каждой культуре есть рецептивные установки, обусловленные как идеологически, так и эстетически. В русскоязычной среде, по инерции советского литературоведения, Флобера долгое время читали сквозь обедняющую историко-социологическую призму. Французам, очевидно, легче понять Флобера, поскольку его эксперименты стали во французской литературе XX века "законами жанра". Но есть и некоторые общие, не зависящие от языка и литературной традиции черты флоберовского образа. Так, для широкого круга как русских, так и французских читателей Флобер остаётся автором романа "Госпожа Бовари". Показательно, что ещё при жизни, по свидетельству Максима Дюкана, Флобер изъявлял желание скупить и сжечь все экземпляры романа, чтобы никто никогда о нём больше не говорил.
– Публикация этого романа обернулась для его автора привлечением к судебной ответственности за оскорбление морали. Почему произведение вызвало такую реакцию в XIX веке?
– Причина – строгая цензурная политика Второй империи. Начиная с 1819 года контроль над печатью последовательно ужесточался: так, например, с запозданием были замечены "Опасные связи" Ш. де Лакло, "Нескромные сокровища" Д. Диро, "Софа" Кребийона-сына. 1857 год был ознаменован тремя громкими литературными процессами: в январе судили Флобера, в августе – Бодлера (за "Цветы зла"), в конце года – Эжена Сю, причём обвинителем выступал один и тот же человек – помощник прокурора Эрнест Пинар. При первой журнальной публикации Флобер был вынужден согласиться на некоторые купюры (например, была полностью изъята известная сцена с фиакром). Свою роль сыграло и историческое совпадение: Флобер выпустил роман именно в то время, когда развернулась полемика вокруг "реализма" в искусстве.
– Известна история взаимоотношений Флобера с Тургеневым. Появились ли в последнее время какие-то новые факты об их дружбе? Что она дала обоим писателям?
– Тургенев и Флобер познакомились 28 февраля 1863 года. Их дружба, не знавшая спадов до самой смерти Флобера, имела как творческий, так и глубоко личный характер. "Почему мы живём так далеко друг от друга? Вы, кажется, единственный человек, с которым я люблю разговаривать. Вокруг меня не осталось никого, кого по-настоящему интересуют искусство и поэзия", – читаем в письме Флобера Тургеневу от 30 апреля 1870 года. В литературном плане их связывали чтение вслух (например, Тургенева очень увлекли "Бувар и Пекюше"), рекомендации (Флобер знакомит Тургенева с Мопассаном, Тургенев открывает Флоберу Толстого) и в определённой мере взаимное влияние, обнаруживающее себя в случае Тургенева – в "Песни торжествующей любви", в случае Флобера – в романе "Воспитание чувств". С момента выхода антологии "С Тургеневым во Франции" (2019) о новых фактах дружбы между писателями мне ничего не известно.
– На кого из русских классиков, на ваш взгляд, оказал наибольшее влияние Флобер? И можно ли говорить о взаимопроникновении французской и русской литератур на определённом этапе?
– Трудно назвать конкретное имя: думаю, прямых преемников и продолжателей в русской литературе у Флобера нет. Безусловно, в диалог с Флобером вступает А.П. Чехов ("Дуэль", "Попрыгунья"). Усвоение флоберовского эстетицизма, флоберовского метода работы со словом, "стилизующей археологии", говоря словами Л.В. Пумпянского, сыграло важную роль в формировании русских символистов. В. Шкловский обнаруживал флоберовские черты в стиле И. Бабеля (ироническая эстетизация высокого и низкого). Флоберовскую школу прошёл В.В. Набоков. Что касается взаимопроникновения русской и французской литератур, то – безусловно, начиная с Тургенева, благодаря которому в русских журналах и газетах ("Вестник Европы", "Новое время" и др.) регулярно печатались французские новинки: Э. Золя, братья Гонкур, А. Доде, Мопассан.
– В декабрьском номере журнала "Иностранная литература" двухсотлетию со дня рождения французского классика посвящена отдельная рубрика. Что нового узнает российский читатель?
– Я решила посвятить юбилейную рубрику последней, оставшейся не оконченной книге Флобера, которую сам он за четыре года до смерти в письме Жорж Санд назовёт "своим завещанием", – роману "Бувар и Пекюше": недописанной осталась последняя глава первого тома, а о том, каким мог бы быть второй (так называемый список), мы можем судить по планам и множеству подготовительных материалов, среди которых знаменитый "Лексикон прописных истин". На русский язык роман переводился трижды (И.И. Ясинский, И. Мандельштам, М.В. Вахтерова), "Лексикон..." – только раз, в 1934 году, и с тех пор перепечатывался с незначительными изменениями. За эти десятилетия во Франции и Италии вышло ещё несколько изданий текста, в той или иной мере учитывающих все три его рукописных варианта (так называемые рукописи A, B и C). В новейшем издании Собрания сочинений Флобера в серии "Библиотека Плеяды" издательства "Галлимар" (последний том вышел в мае 2021 года) все три печатаются в полном объёме и по отдельности. Налицо необходимость пересмотреть и актуализировать русский перевод, основывающийся на одной лишь рукописи A. Так, читатели журнала смогут познакомиться с новыми, никогда ранее не переводившимися статьями "Лексикона...". Второй и третий тексты рубрики – предисловие к роману Рэмона Кено 1947 года и интервью Ролана Барта 1976 года, также никогда ранее не переводившиеся, – помогают понять трудный замысел Флобера, объясняя его новаторство.
– Флобера называют творцом современного романа, основоположником французской реалистической школы. Каким вам видится его ключевой вклад в развитие европейской литературы?
– Говоря о Флобере, следует избегать редукционистских формул "реалист", "натуралист", преследовавших его с момента публикации "Госпожи Бовари" (1856). Думаю, верную оценку роли писателя дали теоретики культуры XX века. Так, в понимании Жерара Женетта и Ролана Барта, Флобера делает современным нервическая требовательность к стилю, отношение к литературной деятельности – переживание её невозможности, что с наибольшей полнотой выразилось во второй, неосуществлённой части романа "Бувар и Пекюше" (1880), которая представляла бы собой свод чужих высказываниц. Цитируя Барта: "Оказавшись на грани безумия, Флобер становится первым писателем современности. Флоберовское безумие не есть реализм, вызвано оно не воспроизведением и подражанием действительности, а письмом, языком". С этим связаны две другие особенности поэтики Флобера, получившие развитие в "новом романе" XX века, – тяготение к бессюжетности (желание написать книгу "ни о чём", "из ничего", заявленное в одном из писем Луизе Коле в самом начале работы над "Госпожой Бовари"; см. также проанализированные Женеттом "моменты безмолвия") и "безличности" (самоустраняясь из повествования, автор позволяет действующим лицам характеризовать самих себя через жесты и несобственно-прямую речь, что становится главным, самым узнаваемым флоберовским приёмом).
– Насколько сложен язык прозы Флобера для перевода? С какими трудностями приходится сталкиваться переводчикам французского классика на русский?
– Можно было бы ответить словами Б.К. Зайцева, в чьём переводе печатались "Искушение святого Антония" и "Простое сердце": нередко "наряд нашего языка кажется несколько грузным" для флоберовских текстов. У Флобера, в отличие от Пруста, простой синтаксис; обилие экзотических, редких слов и подробнейших описаний не представляло бы трудностей, если бы не особый флоберовский ритм и прихотливая пунктуация (тире, сочетание точки с запятой и тире, восклицательные знаки). Именно в этом – флоберовская непереводимость, что можно было бы проиллюстрировать, сопоставив переводы "Легенды о св. Юлиане Милостивом", выполненные профессиональными писателями: И. Тургеневым (приведённое мною суждение Зайцева относится именно к нему), А. Блоком и М. Волошиным. Показательно, что большинство прозаических текстов Флобера существует в двух и даже трёх переводах.
– Как воспринимают творчество Флобера русские и французские читатели? Влияет ли, по вашему мнению, различие менталитетов на постижение произведений классика?
– Думаю, в каждой культуре есть рецептивные установки, обусловленные как идеологически, так и эстетически. В русскоязычной среде, по инерции советского литературоведения, Флобера долгое время читали сквозь обедняющую историко-социологическую призму. Французам, очевидно, легче понять Флобера, поскольку его эксперименты стали во французской литературе XX века "законами жанра". Но есть и некоторые общие, не зависящие от языка и литературной традиции черты флоберовского образа. Так, для широкого круга как русских, так и французских читателей Флобер остаётся автором романа "Госпожа Бовари". Показательно, что ещё при жизни, по свидетельству Максима Дюкана, Флобер изъявлял желание скупить и сжечь все экземпляры романа, чтобы никто никогда о нём больше не говорил.
– Публикация этого романа обернулась для его автора привлечением к судебной ответственности за оскорбление морали. Почему произведение вызвало такую реакцию в XIX веке?
– Причина – строгая цензурная политика Второй империи. Начиная с 1819 года контроль над печатью последовательно ужесточался: так, например, с запозданием были замечены "Опасные связи" Ш. де Лакло, "Нескромные сокровища" Д. Диро, "Софа" Кребийона-сына. 1857 год был ознаменован тремя громкими литературными процессами: в январе судили Флобера, в августе – Бодлера (за "Цветы зла"), в конце года – Эжена Сю, причём обвинителем выступал один и тот же человек – помощник прокурора Эрнест Пинар. При первой журнальной публикации Флобер был вынужден согласиться на некоторые купюры (например, была полностью изъята известная сцена с фиакром). Свою роль сыграло и историческое совпадение: Флобер выпустил роман именно в то время, когда развернулась полемика вокруг "реализма" в искусстве.
– Известна история взаимоотношений Флобера с Тургеневым. Появились ли в последнее время какие-то новые факты об их дружбе? Что она дала обоим писателям?
– Тургенев и Флобер познакомились 28 февраля 1863 года. Их дружба, не знавшая спадов до самой смерти Флобера, имела как творческий, так и глубоко личный характер. "Почему мы живём так далеко друг от друга? Вы, кажется, единственный человек, с которым я люблю разговаривать. Вокруг меня не осталось никого, кого по-настоящему интересуют искусство и поэзия", – читаем в письме Флобера Тургеневу от 30 апреля 1870 года. В литературном плане их связывали чтение вслух (например, Тургенева очень увлекли "Бувар и Пекюше"), рекомендации (Флобер знакомит Тургенева с Мопассаном, Тургенев открывает Флоберу Толстого) и в определённой мере взаимное влияние, обнаруживающее себя в случае Тургенева – в "Песни торжествующей любви", в случае Флобера – в романе "Воспитание чувств". С момента выхода антологии "С Тургеневым во Франции" (2019) о новых фактах дружбы между писателями мне ничего не известно.
– На кого из русских классиков, на ваш взгляд, оказал наибольшее влияние Флобер? И можно ли говорить о взаимопроникновении французской и русской литератур на определённом этапе?
– Трудно назвать конкретное имя: думаю, прямых преемников и продолжателей в русской литературе у Флобера нет. Безусловно, в диалог с Флобером вступает А.П. Чехов ("Дуэль", "Попрыгунья"). Усвоение флоберовского эстетицизма, флоберовского метода работы со словом, "стилизующей археологии", говоря словами Л.В. Пумпянского, сыграло важную роль в формировании русских символистов. В. Шкловский обнаруживал флоберовские черты в стиле И. Бабеля (ироническая эстетизация высокого и низкого). Флоберовскую школу прошёл В.В. Набоков. Что касается взаимопроникновения русской и французской литератур, то – безусловно, начиная с Тургенева, благодаря которому в русских журналах и газетах ("Вестник Европы", "Новое время" и др.) регулярно печатались французские новинки: Э. Золя, братья Гонкур, А. Доде, Мопассан.
– В декабрьском номере журнала "Иностранная литература" двухсотлетию со дня рождения французского классика посвящена отдельная рубрика. Что нового узнает российский читатель?
– Я решила посвятить юбилейную рубрику последней, оставшейся не оконченной книге Флобера, которую сам он за четыре года до смерти в письме Жорж Санд назовёт "своим завещанием", – роману "Бувар и Пекюше": недописанной осталась последняя глава первого тома, а о том, каким мог бы быть второй (так называемый список), мы можем судить по планам и множеству подготовительных материалов, среди которых знаменитый "Лексикон прописных истин". На русский язык роман переводился трижды (И.И. Ясинский, И. Мандельштам, М.В. Вахтерова), "Лексикон..." – только раз, в 1934 году, и с тех пор перепечатывался с незначительными изменениями. За эти десятилетия во Франции и Италии вышло ещё несколько изданий текста, в той или иной мере учитывающих все три его рукописных варианта (так называемые рукописи A, B и C). В новейшем издании Собрания сочинений Флобера в серии "Библиотека Плеяды" издательства "Галлимар" (последний том вышел в мае 2021 года) все три печатаются в полном объёме и по отдельности. Налицо необходимость пересмотреть и актуализировать русский перевод, основывающийся на одной лишь рукописи A. Так, читатели журнала смогут познакомиться с новыми, никогда ранее не переводившимися статьями "Лексикона...". Второй и третий тексты рубрики – предисловие к роману Рэмона Кено 1947 года и интервью Ролана Барта 1976 года, также никогда ранее не переводившиеся, – помогают понять трудный замысел Флобера, объясняя его новаторство.