МИХАИЛ СИНЕЛЬНИКОВ
Родился в 1946 году в Ленинграде. Ранние годы провёл в Средней Азии. Поэт. Переводчик (преимущественно поэзии Востока), эссеист, автор статей о поэзии и составитель антологических сборников и хрестоматий, главный составитель в долгосрочном Национальном проекте "Антология русской поэзии". Стихи переведены на многие языки мира. Академик РАЕН и Петровской академии наук и искусств, лауреат отечественных и международных наград: премий Дельвига, Бунина, Иннокентия Анненского, Арсения и Андрея Тарковских, Государственной премии Республики Таджикистан им. Рудаки, таджикской премии "Знак слова", грузинской – им. Георгия Леонидзе, киргизской – Алыкула Осмонова, азербайджанской – Мушфига, армянской – "Кантех" ("Лампада"), Национальной премии Болгарии Пеньо Пенева и других.
Неугомонный человек
К 75-летию Михаила Синельникова
Как говорил Иосиф Бродский, "Всякое творчество есть по сути своей молитва. Всякое творчество направлено в ухо Всевышнего". Я думаю, что Михаил Синельников, который преимущественно поэт, также разделяет взгляд Нобелевского лауреата на этот Божий дар, отличающий человека от животного.
В своё время древнегреческий поэт-комедиограф Менандр (342–291 до н.э.) мудро заметил: "Нет ничего сильнее слов". Этого видного представителя культуры Древней Греции я процитировал не случайно. Ещё будучи восемнадцатилетним студентом исторического факультета Ошского педагогического института, Михаил Синельников за курсовую работу о жизни и творчестве Менандра получил премию Министерства высшего образования СССР. Это была его первая литературная награда. А сколько их будет впереди! Как говорят – не счесть.
Литературный талант Михаила Синельникова многогранен и опирается на глубокую эрудицию, эмоции и ум. В этой триаде у писателя преобладают всё-таки эмоции, благодаря которым с каждым проходящим годом расширяется круг его интересов. Хочется заняться тем, другим, третьим. Таков уж психологический склад этого неугомонного человека.
Стихия Михаила Синельникова – отзываться поэтическим словом на всё, что происходит с ним и вокруг него. Его литературная судьба с самого начала складывалась благополучно. Первым из знаменитых поэтов на его подборку стихотворений 9 августа 1968 года в газете "Московский комсомолец" откликнулся Леонид Мартынов, написав обнадёживающие слова: "Трудно предполагать грядущее, но, как мне кажется, на наших глазах растёт обещающий поэт". В 1971 году о стихотворениях Михаила Синельникова, появившихся в периодической печати, высказались четыре известных писателя: Вениамин Каверин, Арсений Тарковский, Михаил Зенкевич, Борис Слуцкий.
Вениамин Каверин, в частности, выделил основные черты поэтического языка Михаила Синельникова и его мировоззрения: "Стихи его отличаются богатой и подчас неожиданной образностью, заботой о мелодичности, широтой кругозора. Для его поэзии характерен нравственный самоотчёт, который, надо надеяться, будет углубляться с годами. Одновременно его стихи как бы призывают к изучению истории народа – важная особенность, перекликающаяся с обширной образованностью молодого поэта".
Арсений Тарковский обратил внимание на манеру письма: "В его стихах нет деталей, которые не служили бы теме стихотворений. Его эпитет точен и не допускает вариантов: это очень редкое, драгоценное свойство!"
Михаил Зенкевич поддержал оценки своих коллег: "Его стихи привлекли моё внимание яркой образностью, словесной выразительностью, "лица необщим выражением".
Борис Слуцкий был, как всегда, парадоксален и афористичен: "Это не просто хорошие стихи, но и написанные хорошо. У нас сколько угодно хороших стихов, написанных плохо. Синельников – странный поэт. Его манера, его поэтические пристрастия не такие, как у большинства его сверстников…"
Первая поэтическая книга Михаила Синельникова, "Облака и птицы", вышла из печати, когда ему исполнилось 29 лет. На протяжении всей своей жизни он берётся буквально за всё, что отвлекает на короткое время от написания собственных стихов, но всё-таки имеет непосредственное отношение к поэзии. Он не раз и не два отдавал дань уважения и любви великим предшественникам. Например, брался за составление многостраничных тематических сборников и альманахов. Охват выбранных тем поражает своим разнообразием. Назову некоторые из них: "Петербург – Петроград –Ленинград в русской поэзии", "Град срединный, град сердечный. Москва в русской поэзии", "Незримое благословенье. Исламский Восток в русской поэзии", "Лотос в воздухе. Индия в стихах русских поэтов", "Зов Алазани. Шедевры грузинской поэзии в переводах русских поэтов", "Сказаний золотая дань – тысячелетию Казани", "Град невидимый. Древлее православие в русской поэзии"…
Однако в собрании созданных им за многие годы многочисленных книг (около ста) его собственная поэзия всё-таки преобладает. К 2021 году у Михаила Синельникова вышло 33 поэтических сборника и приблизительно столько же книг его переводов крупнейших поэтов Грузии, Армении, Таджикистана, поэзии народов Северного Кавказа, многих тюркских народов, а также средневековой персидской поэзии.
Надеюсь, что впереди у Михаила Синельникова будет столько же новых книг, о чём свидетельствует его сопричастность к тому неиссякаемому источнику вдохновения, который называется жизнью.
Александр Сенкевич
В своё время древнегреческий поэт-комедиограф Менандр (342–291 до н.э.) мудро заметил: "Нет ничего сильнее слов". Этого видного представителя культуры Древней Греции я процитировал не случайно. Ещё будучи восемнадцатилетним студентом исторического факультета Ошского педагогического института, Михаил Синельников за курсовую работу о жизни и творчестве Менандра получил премию Министерства высшего образования СССР. Это была его первая литературная награда. А сколько их будет впереди! Как говорят – не счесть.
Литературный талант Михаила Синельникова многогранен и опирается на глубокую эрудицию, эмоции и ум. В этой триаде у писателя преобладают всё-таки эмоции, благодаря которым с каждым проходящим годом расширяется круг его интересов. Хочется заняться тем, другим, третьим. Таков уж психологический склад этого неугомонного человека.
Стихия Михаила Синельникова – отзываться поэтическим словом на всё, что происходит с ним и вокруг него. Его литературная судьба с самого начала складывалась благополучно. Первым из знаменитых поэтов на его подборку стихотворений 9 августа 1968 года в газете "Московский комсомолец" откликнулся Леонид Мартынов, написав обнадёживающие слова: "Трудно предполагать грядущее, но, как мне кажется, на наших глазах растёт обещающий поэт". В 1971 году о стихотворениях Михаила Синельникова, появившихся в периодической печати, высказались четыре известных писателя: Вениамин Каверин, Арсений Тарковский, Михаил Зенкевич, Борис Слуцкий.
Вениамин Каверин, в частности, выделил основные черты поэтического языка Михаила Синельникова и его мировоззрения: "Стихи его отличаются богатой и подчас неожиданной образностью, заботой о мелодичности, широтой кругозора. Для его поэзии характерен нравственный самоотчёт, который, надо надеяться, будет углубляться с годами. Одновременно его стихи как бы призывают к изучению истории народа – важная особенность, перекликающаяся с обширной образованностью молодого поэта".
Арсений Тарковский обратил внимание на манеру письма: "В его стихах нет деталей, которые не служили бы теме стихотворений. Его эпитет точен и не допускает вариантов: это очень редкое, драгоценное свойство!"
Михаил Зенкевич поддержал оценки своих коллег: "Его стихи привлекли моё внимание яркой образностью, словесной выразительностью, "лица необщим выражением".
Борис Слуцкий был, как всегда, парадоксален и афористичен: "Это не просто хорошие стихи, но и написанные хорошо. У нас сколько угодно хороших стихов, написанных плохо. Синельников – странный поэт. Его манера, его поэтические пристрастия не такие, как у большинства его сверстников…"
Первая поэтическая книга Михаила Синельникова, "Облака и птицы", вышла из печати, когда ему исполнилось 29 лет. На протяжении всей своей жизни он берётся буквально за всё, что отвлекает на короткое время от написания собственных стихов, но всё-таки имеет непосредственное отношение к поэзии. Он не раз и не два отдавал дань уважения и любви великим предшественникам. Например, брался за составление многостраничных тематических сборников и альманахов. Охват выбранных тем поражает своим разнообразием. Назову некоторые из них: "Петербург – Петроград –Ленинград в русской поэзии", "Град срединный, град сердечный. Москва в русской поэзии", "Незримое благословенье. Исламский Восток в русской поэзии", "Лотос в воздухе. Индия в стихах русских поэтов", "Зов Алазани. Шедевры грузинской поэзии в переводах русских поэтов", "Сказаний золотая дань – тысячелетию Казани", "Град невидимый. Древлее православие в русской поэзии"…
Однако в собрании созданных им за многие годы многочисленных книг (около ста) его собственная поэзия всё-таки преобладает. К 2021 году у Михаила Синельникова вышло 33 поэтических сборника и приблизительно столько же книг его переводов крупнейших поэтов Грузии, Армении, Таджикистана, поэзии народов Северного Кавказа, многих тюркских народов, а также средневековой персидской поэзии.
Надеюсь, что впереди у Михаила Синельникова будет столько же новых книг, о чём свидетельствует его сопричастность к тому неиссякаемому источнику вдохновения, который называется жизнью.
Александр Сенкевич
Наслаждаясь воздухом свободы
* * *
Ты в общем был со мной не строг.
Спасибо за уроки
И за последний твой звонок,
Наставник мой далёкий!
Прощаясь из последних сил
Со всей тщетой земною,
Как будто бы ты говорил
Уже и не со мною.
Нездешним веяньем обдут,
Освобождён от плоти,
Как отдающий парашют
В горящем самолёте.
Астры
Настало время астры
Дарить их строгим жёнам.
Они грустны, глазасты
И с мненьем предрешённым.
Конечно, ты виновен,
Поскольку жив покуда.
Глядишь на жребий вдовин,
Всё каешься, иуда!
Как был бы здесь, пожалуй,
Жесток и неуместен
Твой розан жарко-алый,
Блаженный цвет невестин!
И снова свечки в храме,
Звонки, визиты к вдовам
С осенними цветами
И с пряником медовым.
В горах
Устав плестись, я двинулся быстрей
И вдруг сорвался в кружево провала.
Пружинистая густота ветвей
Подкинула меня и удержала.
Тогда-то рассмотрел я свысока,
Очнувшись от внезапного затменья,
Как, содрогаясь, катится река,
И напряглись утёсы и каменья.
Я отдыхал и слышал ровный гул,
И наслаждался воздухом свободы,
Но вдруг попутчик руку протянул,
Вытягивая в будущие годы.
И я такого возраста достиг,
В котором сочиняют мемуары,
И чудится: ещё вернётся миг
Блаженного ухода от сансары.
Сет
Египет, слепнущий от света,
Внезапно поглощала тьма,
И голос злой и властный Сета
В ней пел, грозил, сводил с ума.
Всё пререкался он с Изидой,
Пока густела темнота.
Твердил: "Обрубки мужа выдай!"
И трепетали Тот и Пта.
Но с буйным племенем однажды
Ушёл в пустыню, в жар и в зной,
Прельщал томившихся от жажды
И становился Сатаной.
* * *
Ну да, закон, что дышло,
И вековечен гнёт,
Но что же всё же вышло
Из планов и работ!
Из истеричной дури,
Зовущей к топору,
Любви к литературе,
Будившей поутру.
Из эмигрантской грёзы
И тяжбы волостной,
Из отданной в колхозы
Всей живности родной.
Из неизбывных силищ
И строгих лагерей,
Гнилых водохранилищ
И высохших морей.
Из тех ночных дискуссий,
Сжигавших керосин…
Пусть повесть в новом вкусе
Напишет Карамзин!
Её перелистаем,
И времени комок
Промчится горностаем
Меж летописных строк.
* * *
Он был горяч и некогда всецело
Был пылким порождением огня.
Кулак разжался, воля ослабела,
И в пустоту уткнулась пятерня.
И вот, когда вселенной холод вещий
Он предпочёл обычной теплоте,
Переменил свой ранний взгляд на вещи,
Забыл виденья пламенные те.
Я знал его. Тогда с ним всё могло быть.
Но этот лик в пыланье молодом
Завеяла десятилетий копоть,
И в нём себя узнал бы я с трудом.
Инерция
Я наблюдал, как носятся шары,
Постукивая на сукне зелёном,
И как встречают поворот игры
Болельщики с восторгом или стоном.
Знавал я величайших игроков.
Уже их нет, пришла иная смена,
Сукно истёрлось… Что ж, таков закон:
Жизнь коротка, искусство неизменно.
Я постарел и знаю наперёд,
За что награда суждена и кара,
И ощущаю, что меня ведёт
Инерция до нового удара.
Ты в общем был со мной не строг.
Спасибо за уроки
И за последний твой звонок,
Наставник мой далёкий!
Прощаясь из последних сил
Со всей тщетой земною,
Как будто бы ты говорил
Уже и не со мною.
Нездешним веяньем обдут,
Освобождён от плоти,
Как отдающий парашют
В горящем самолёте.
Астры
Настало время астры
Дарить их строгим жёнам.
Они грустны, глазасты
И с мненьем предрешённым.
Конечно, ты виновен,
Поскольку жив покуда.
Глядишь на жребий вдовин,
Всё каешься, иуда!
Как был бы здесь, пожалуй,
Жесток и неуместен
Твой розан жарко-алый,
Блаженный цвет невестин!
И снова свечки в храме,
Звонки, визиты к вдовам
С осенними цветами
И с пряником медовым.
В горах
Устав плестись, я двинулся быстрей
И вдруг сорвался в кружево провала.
Пружинистая густота ветвей
Подкинула меня и удержала.
Тогда-то рассмотрел я свысока,
Очнувшись от внезапного затменья,
Как, содрогаясь, катится река,
И напряглись утёсы и каменья.
Я отдыхал и слышал ровный гул,
И наслаждался воздухом свободы,
Но вдруг попутчик руку протянул,
Вытягивая в будущие годы.
И я такого возраста достиг,
В котором сочиняют мемуары,
И чудится: ещё вернётся миг
Блаженного ухода от сансары.
Сет
Египет, слепнущий от света,
Внезапно поглощала тьма,
И голос злой и властный Сета
В ней пел, грозил, сводил с ума.
Всё пререкался он с Изидой,
Пока густела темнота.
Твердил: "Обрубки мужа выдай!"
И трепетали Тот и Пта.
Но с буйным племенем однажды
Ушёл в пустыню, в жар и в зной,
Прельщал томившихся от жажды
И становился Сатаной.
* * *
Ну да, закон, что дышло,
И вековечен гнёт,
Но что же всё же вышло
Из планов и работ!
Из истеричной дури,
Зовущей к топору,
Любви к литературе,
Будившей поутру.
Из эмигрантской грёзы
И тяжбы волостной,
Из отданной в колхозы
Всей живности родной.
Из неизбывных силищ
И строгих лагерей,
Гнилых водохранилищ
И высохших морей.
Из тех ночных дискуссий,
Сжигавших керосин…
Пусть повесть в новом вкусе
Напишет Карамзин!
Её перелистаем,
И времени комок
Промчится горностаем
Меж летописных строк.
* * *
Он был горяч и некогда всецело
Был пылким порождением огня.
Кулак разжался, воля ослабела,
И в пустоту уткнулась пятерня.
И вот, когда вселенной холод вещий
Он предпочёл обычной теплоте,
Переменил свой ранний взгляд на вещи,
Забыл виденья пламенные те.
Я знал его. Тогда с ним всё могло быть.
Но этот лик в пыланье молодом
Завеяла десятилетий копоть,
И в нём себя узнал бы я с трудом.
Инерция
Я наблюдал, как носятся шары,
Постукивая на сукне зелёном,
И как встречают поворот игры
Болельщики с восторгом или стоном.
Знавал я величайших игроков.
Уже их нет, пришла иная смена,
Сукно истёрлось… Что ж, таков закон:
Жизнь коротка, искусство неизменно.
Я постарел и знаю наперёд,
За что награда суждена и кара,
И ощущаю, что меня ведёт
Инерция до нового удара.
Поздравляем Михаила Исааковича Синельникова с юбилеем! Желаем крепкого здоровья, творческих сил и новых книг!