* * *

когда уходит любимая
появляются кучи времени
для чтения для смотрения
для слушанья и для сна
когда исчезает любимая
природа дышит доверием
деревья щедры дарением
сказочная весна
едва пропала любимая
дематериализовалась любимая
кормимая берегимая
шумливая как волна
пичужки запели радостно
змея зашипела гадостно
и факты сложились пакостно
она у меня одна
смешливая несравненная
неумная лицемерная
доступная благоверная
любовью ко мне полна
не нужно мне змей ликующих
деревьев и дев волнующих
и птичек с котом воркующих
любимая мне нужна
сквозь сон через зев пространственный
вернись мой утенок царственный
мой мир надувной и барственный
с усильем меня сожми
погладь меня ручкой-лодочкой
не нужен мне завтрак с водочкой
с соседкой кровать молодочкой
любимая вновь люби


* * *

размазано замыто
медузою по берегу песчаные бугры
и города горбатое корыто
летит с горы
кудлатый полицейский
душой из божьих палестин
принявший облик европейский
исус навин
маслянистая обертка жары
скудный чад
постучите в стену там где нет стены
да и двери нет отворят
лики мрачные надувной шакал
пейсы блеф
я без страха шел сюда в страх попал
в грех разведчика вверг меня иудейский лев
жир фалафеля хумус арака мед
хаос должный вот-вот родить
не мессию нет идиот
про мессию впору забыть
в простоте ходить никого не ждать
пыхтеть на жаре
молодая арабка придет в кровать
да и то во сне


в животе у крокодила

по воцапу говорила
крокодилиха со мной
у родного крокодила
говорила за спиной
крокодил же молча слушал
даже бровью не ведя
потому что тихо кушал
неразумного меня
умный с самкой крокодила
разве начал бы мутить
вспомнишь морду крокодила
и раздумаешь шутить
так и я теперь безухий
безголовый без ноги
в крокодильем толстом брюхе
слышу долгие гудки
крокодилиха шальная
с телефоном между лап
эсэмэсит вызывает
но не ловит здесь воцап


* * *

I

живу и живу
уже не надеясь
что что-то случится
просто так без причины
возьму и исчезну
перейду в смерть
словно пересяду в автобус
другого маршрута
и кондуктор
как и везде таджик
только немного бледнее
мне билет оторвет
по ошибке
ведь у меня ветеранская карточка.

II

Ранним утром, пропуская занятия,
я усаживаюсь в автобус,
носом вклеиваюсь в золотое от рассвета стекло,
не желая ничего знать,
не желая ничего делать,
только ехать и ехать,
пересматривая столбы,
как задумчивые иностранные фильмы,
подмигивая горожанкам на перекрестках,
от конечной и до конечной,
замечая малейшие изменения
в уличном натюрморте
из неровных пятиэтажных картофелин,
из стручков высоток,
полотенец улиц и площадей
в мелкой штриховке мусорно-морозного ветра.
Ничего не слышать, не знать,
лиц не помнить, не видеть вздохов,
окликам не внимать, сочувствующих отталкивать;
только ты и пейзаж,
два любовника
в поисках невозможной встречи.


* * *

На гравийной дорожке ботинки — два черных якоря,
каблуками в почву впились.
Девчонка в автомобиле заплакала,
приятели выстроились
виноватой колонной:
из-под сумрачных шляп — незнакомый дым.
Во скольких ты был влюбленным?
Так ли ты был раним?
Вернулся и что ты видишь,
пятна усталых лиц?
Из схрона никак не выйдешь,
и шепоток "вернись"
в душе по-прежнему не смолкает,
но теперь неясно куда
волшебница призывает...
Дочка вождя скучает
или так шелестит вода?
Что, больно тебе и страшно,
мудрый, всесильный лис?
Ветер гудит отважно.
Ты дома, Улисс.