Дорога после Мурманска — чередование асфальта и накатанной, но все равно некомфортной для езды грунтовки. Кругом тундра со скудной лишайниково‑кустарниковой растительностью буроватого и зеленовато-белесого оттенков. Мягко вырастают и волнообразно, цепляясь друг за дружку, тянутся пологие сопки, покрытые редким низкорослым кустарником; вьются по ним серые змейки одиночных троп. Хочешь проследить за ними взглядом, и не выходит: теряются они за сопками и переходят в бесцветное небо. Сейчас все: и эти тропки с небом, и дорога, и мы на ней — сливается в одно затянувшееся блеклое повествование.
С приближением к арктическому побережью ландшафт меняется: чаще встречаются озера, большие и малые, выше и мощнее скалистые склоны — они нависают над морем породистыми каменными глыбами и привлекают перспективой насладиться живописными просторами с высоты.
«А вдруг удастся разглядеть, где начинается Северный Ледовитый океан?! А вдруг кит покажется?!» Заманчиво — карабкаюсь на скалы. Местами они отполированы стопами первопроходцев, так же надеявшихся увидеть кита и сделать крутой пейзажный снимок. Под ногами — испещренные временными линиями-бороздками гранитные поверхности, орнаменты иных цивилизаций, зашифрованные в темно-серых и почти черных лишайниковых наростах, упругие кочки стелющегося вечнозеленого шикшевника, подушки камнеломок и березовый стланик. Тонюсенькие деревца изгибаются и клонятся ниже, ниже, чтобы прислониться к дышащей теплом горно-тундровой почве — так они перезимуют. Нарядным ковром покрывают землю дерен шведский, выставляющий напоказ рыхлые ягоды-костянки, и альпийская толокнянка. Осенью листья обоих растений становятся ярко-красными, выделяющимися на фоне белых мхов.
В образовавшихся в камнях естественных ямках-пиалах завораживающе блестит вода. Она такая прозрачная, что складываешь ладони лодочкой, черпаешь эту воду и умываешься ею.

Смеркается. Световой день короток — близок период господства полярной ночи. Мимо безжизненных корабельных силуэтов, мимо затеплившихся огоньков старейшего поселения, притулившегося у глубоко вдавшейся в сушу бухты, наш автомобиль шустро забирается на пригорок. Странное ощущение: словно попал в потустороннюю зону, где замерло время. Но нет, жизнь в Лодейном или «новой» Териберке хотя и не бьет ключом, но потихоньку теплится: есть школа, детский сад, библиотека, почта, амбулатория, церковь Иконы Божией Матери Тихвинская, вмещенная в пространство бывшего жилого дома. И только когда дорогу заносит снегом, поселок оказывается отрезанным от мира и словно засыпает…
Как двое из ларца, возникают два продмага — никудышных, зато кстати. Нам туда: пополнить запасы съестного; в одной из обшарпанных пятиэтажек перекусить на скорую руку и провалиться в сон после длительного переезда с Терской земли. А утром — пожалуйте к Баренцеву морю на рассвет.
Поздним вечером в поселок притащился дождь — никто его не ждал.

За один-единственный день предстоит многое посмотреть: каменистые россыпи «Яйца драконов», низвергающийся водопад, уносящий в море острые обломки породы, ржавеющие пушки береговой артиллерийской батареи, кладбище кораблей и одинокий кораблик-призрак, выбросившийся на берег в январе 2020 г. при неизвестных обстоятельствах. Он пользуется особой симпатией у прибывающих сюда в поисках романтики и северного сияния путешественников и фотографов. Мы не стали исключением: на память остался групповой портрет «Бурлаки у моря».
…Потираем глаза и ждем восхода. Пасмурно — небо тоже не проснулось, но радуют трещинки-просветы ближе к горизонту. Чуть зарозовело — все взбодрились и ринулись снимать море и отшлифованные им округлые камни. Они скользкие и неустойчивые — каждый шаг выверен и осторожен. Лучше опираться рукой — камни не возражают. Не миновать их, если хочешь «помочить ножки», то есть окунуть ладони в Баренцево море. Выберешь камень покрупнее, присядешь и глядишь вдаль, дивишься — где-то там простирается Северный Ледовитый океан.

…К полудню выходим из бухты, и вот уже стерлась условная водная граница — мы в открытом море. Ветер пугает, раздувая капюшоны наших курток; мы фотографируем с моря Териберский маяк и метеостанцию, пытаемся подсчитать отдыхающих на скалах чаек и не сдерживаемся в возгласах, заметив спинной плавник кита-полосатика.
И ничего больше не надо…

Бледное неприветливое утро, коснувшись океана, вторгалось на территорию Териберской губы, далее подобралось к Лодейной бухте и предчувствием скорой зимы легло на поселок.
Ветер гудел и метался над скелетами некогда отважных судов. Или это огромные киты выбросились на берег? Уродство смерти привлекает фотографов и туристов. Забвение всего, что переходит в сомнительную стадию «жизнь после смерти».
— Это палуба, вы ходите по палубе! — доносится до меня…
Я ступила на корабельный нос, выросший прямо из берегового уступа. Прогнившие доски по мере своих сил держали бродивших по ним любопытствующих.
Слух резал скрежет проржавевших конструкций. Поскорей бы уйти — нет мочи «любоваться» несчастными искореженными остовами.

Пепельное небо некрасиво отражается в воде. Кораблик поскрипывает — в такую рань мы его единственные гости. За ним, недалеко — метров сто, кладбище и здание старой школы — своего рода местный арт-объект. Море индифферентно-спокойное, хотя именно это место любят серфингисты. Среди многочисленных полуразрушенных домов и сараюшек сияет позитивом обновленный Дом культуры.
— Мне необходимо поснимать поселок, — я повторяю эту фразу при любом удобном случае.
Во взглядах снисходительность и, наверное, понимание.
— Хочу сделать проект о заброшенных деревнях, — поделилась я.
— Что там снимать? Что интересного в развалюхах?.. — раздалось в ответ.
Захотелось заплакать.

…С моста открывается открыточный вид — поселок как на ладони. Солнце, готовое вот-вот закатиться за сопку, золотит пригорюнившиеся домишки, тормошит резвящихся в небе воронов и вселяет оптимизм в каждого, кто бродит по пляжу, не боясь набрать полные ботинки песка…
Здесь все по часам: отлив, прилив — так и живется.

Северное сияние — волшебное и желанное явление природы. За ним, как за любимым человеком, не раздумывая рванешь на край света. Мы из таких, мы на Севере и усиленно мечтаем. Мыслям, как известно, полагается материализовываться.
— Небо должно открыться. У них, — главный указывает наверх и хитро улыбается, — есть повод зажечь сияние.
Мы втихомолку переглядываемся и готовим сюрприз ко дню его рождения — вкуснейший торт и наилучшие пожелания. Конусообразные праздничные колпаки придают нам облик жизнерадостных и бесшабашных волшебников‑самоучек. Но это будет завтра…
А пока долгожданное северное сияние скромно расположилось в прорехах столпившихся над поселком облаков и призывно засветилось нежно-зеленым. Не за горами морозы.

У меня час, чтобы пробежаться по Лодейному, — попытка надышаться воздухом приключений и познаний. Почеркушки в блокноте создают иллюзию того, что ни капли драгоценных наблюдений не ускользнуло от внимания. Однако исчерпывающего фотоповествования не получилось: «Садись, два!» Вместо этого — мусорные контейнеры и пустыри, суровые собаки с серьезными намерениями — лучше обойти их стороной, заброшенная техника и автомобили советских времен, гаражи, которые мне не терпится сфотографировать, — они такие фактурные, некоторые с жилыми пристройками и обшарпанными скворечниками на крышах, неприглядного вида дома, в которых уже никто не живет, но свое пятно застройки они занимают, а также всякое-разное, способное вызвать у иного острую потребность отвернуться. Кто-то охарактеризовал эти места как «картина ядерного апокалипсиса» — мурашки по коже. Не согласна: в летописи поселка были благополучные времена, были… С надеждой на светлое будущее сохраняю увиденное в памяти, в записях, на снимках…