Как щедра ты, земля
ЛИТО имени Дмитрия Кедрина – 75!
Мытищинское литобъединение начало регулярные занятия и выступления перед земляками в сентябре 1946 года. Руководил им в первые послевоенные годы поэт-фронтовик Борис Весельчаков. Районная газета "Путь к Победе" охотно публиковала на "Литературных страницах" стихи и рассказы местных сочинителей. В вышедшем в 1966 году в издательстве "Московский рабочий" сборнике "Литературное эхо" было три наших автора. Через год ЛИТО было присвоено имя поэта Дмитрия Кедрина (1907–1945).
В 1979 году среди участников сборника "Под рубиновыми звёздами" насчитывалось уже 16 кедринцев. Тогда же начали выходить персональные книги мытищинских поэтов. И дело пошло. Владимир Климович отличился в конкурсе к 50-летию Великой Победы. Владимир Ильицкий стал лауреатом Всесоюзного конкурса им. Николая Островского. Пятеро наших товарищей вступили в Союз писателей СССР: Анатолий Головков, Григорий Кружков, Владимир Степанов, Александр Медведев и Вадим Попов.
В 1995 году городская администрация учредила Литературную премию им. Дм. Кедрина "Зодчий". С начала нового века в Мытищах выходят альманахи "Кедринцы" и "Полдень" с привлечением друзей и гостей нашего городского округа.
Предлагаем вашему вниманию поэтическую подборку кедринцев.
Юрий Петрунин, руководитель ЛИТО с 1966 года
В 1979 году среди участников сборника "Под рубиновыми звёздами" насчитывалось уже 16 кедринцев. Тогда же начали выходить персональные книги мытищинских поэтов. И дело пошло. Владимир Климович отличился в конкурсе к 50-летию Великой Победы. Владимир Ильицкий стал лауреатом Всесоюзного конкурса им. Николая Островского. Пятеро наших товарищей вступили в Союз писателей СССР: Анатолий Головков, Григорий Кружков, Владимир Степанов, Александр Медведев и Вадим Попов.
В 1995 году городская администрация учредила Литературную премию им. Дм. Кедрина "Зодчий". С начала нового века в Мытищах выходят альманахи "Кедринцы" и "Полдень" с привлечением друзей и гостей нашего городского округа.
Предлагаем вашему вниманию поэтическую подборку кедринцев.
Юрий Петрунин, руководитель ЛИТО с 1966 года
Анатолий Головков
***
Вот и сбылось – лицом к рассвету
К родному дому налегке
Я победителем приеду
В привычном нам товарняке.
Перед глазами – всходы, всходы
Полей, плывущих на закат,
А за спиной четыре года –
Штыки, окопы, медсанбат.
В напоре звона, ветра, света
Обдаст вдруг душу холодком:
Как мог ты вынести всё это
И уцелеть ещё при том?!
Как удалось холмы и спуски,
В полях таившуюся смерть
Пешком, а то и по-пластунски
За метром метр преодолеть?
Вот и сбылось – лицом к рассвету
К родному дому налегке
Я победителем приеду
В привычном нам товарняке.
Перед глазами – всходы, всходы
Полей, плывущих на закат,
А за спиной четыре года –
Штыки, окопы, медсанбат.
В напоре звона, ветра, света
Обдаст вдруг душу холодком:
Как мог ты вынести всё это
И уцелеть ещё при том?!
Как удалось холмы и спуски,
В полях таившуюся смерть
Пешком, а то и по-пластунски
За метром метр преодолеть?
ВЛАДИМИР ПЕШЕХОНОВ
Окоп
В неглубоком окопе прохладно пахло грибами,
Пропадал отдалённый железнодорожный гул.
И, как старый гончар, задумчивый дуб корнями
Красноватую глину и мял, и крошил, и гнул.
И неслышное солнце в густую траву уползало
По душистому брустверу, где распевали шмели…
И заполнить полуметровую щель провала
У земли не хватало зелёной живой земли.
Всей бессмертной природе,
сколько бы ни трудиться,
Не достать из траншей и по памяти не слепить
Молодые и старые неповторимые лица,
Чьи убитые жизни мы продолжаем жить.
В неглубоком окопе прохладно пахло грибами,
Пропадал отдалённый железнодорожный гул.
И, как старый гончар, задумчивый дуб корнями
Красноватую глину и мял, и крошил, и гнул.
И неслышное солнце в густую траву уползало
По душистому брустверу, где распевали шмели…
И заполнить полуметровую щель провала
У земли не хватало зелёной живой земли.
Всей бессмертной природе,
сколько бы ни трудиться,
Не достать из траншей и по памяти не слепить
Молодые и старые неповторимые лица,
Чьи убитые жизни мы продолжаем жить.
ГРИГОРИЙ КРУЖКОВ
Левша
Левша сковал гвоздочки для подковок
Игрушке царской – аглицкой блохе,
Конечно, был он преизрядно ловок,
Но посвятил усилья чепухе.
Даётся ж людям бесполезный дар!
Иной искусник не такое может:
Из маковинки сделает футляр
И внутрь пылинку-скрипочку положит.
Бес, не иначе, помогает им,
Чтоб искусить сопоставленьем ложным.
И делается малое – большим.
Великое становится возможным.
А всё масштаб. Подумай: я и ты –
Из космоса и даже с самолёта…
На нашу жизнь посмотришь с высоты –
Какая ювелирная работа!
Левша сковал гвоздочки для подковок
Игрушке царской – аглицкой блохе,
Конечно, был он преизрядно ловок,
Но посвятил усилья чепухе.
Даётся ж людям бесполезный дар!
Иной искусник не такое может:
Из маковинки сделает футляр
И внутрь пылинку-скрипочку положит.
Бес, не иначе, помогает им,
Чтоб искусить сопоставленьем ложным.
И делается малое – большим.
Великое становится возможным.
А всё масштаб. Подумай: я и ты –
Из космоса и даже с самолёта…
На нашу жизнь посмотришь с высоты –
Какая ювелирная работа!
ЮРИЙ САВАРОВСКИЙ
***
Черкизово в снегу, и снега скрип,
и лёгкого морозца нетерпенье,
как ликованья праздничного крик,
его перу давало вдохновенье.
Врывался в дом. Скорей, скорей к перу!
И рассыпал мгновенно бисер строчек,
чтоб первым встретить солнце поутру,
чтобы последним распрощаться с ночью.
Как он спешил безудержно творить,
не оставляя времени на точки,
чтобы потом России подарить
поэзии немеркнущие строчки!
Черкизово в снегу, в снегу порог,
встаёт заря устало из-за речки,
и Дмитрий Кедрин, отложив перо,
щекой прижался к выстуженной печке.
Черкизово в снегу, и снега скрип,
и лёгкого морозца нетерпенье,
как ликованья праздничного крик,
его перу давало вдохновенье.
Врывался в дом. Скорей, скорей к перу!
И рассыпал мгновенно бисер строчек,
чтоб первым встретить солнце поутру,
чтобы последним распрощаться с ночью.
Как он спешил безудержно творить,
не оставляя времени на точки,
чтобы потом России подарить
поэзии немеркнущие строчки!
Черкизово в снегу, в снегу порог,
встаёт заря устало из-за речки,
и Дмитрий Кедрин, отложив перо,
щекой прижался к выстуженной печке.
ВЛАДИМИР КЛИМОВИЧ
***
Дымком осенним – терпким и прогорклым
Пахнуло от ночного костерка.
Закутала простуженное горло
Шарфом тумана сонная река.
А на стремнине, где туман пореже,
Где родники дремотой не свело,
Гребёт, гребёт, одолевая стрежень,
Изогнутое лунное весло.
Гребёт – от струй не в силах оторваться –
И плещет, плещет синевой в простор,
И, ощутив свой блеск как святотатство,
Померк всё понимающий костёр.
Печальный свист – пронзительный и тонкий,
Незнамо чей – плывёт из тростника,
Да колокольчик звякает на доке
От шалого налимьего рывка,
И хочется, заплакав, раствориться,
От чувства боли и любви во мгле…
Неужто ночь такая повторится,
Когда меня не станет на земле?..
Дымком осенним – терпким и прогорклым
Пахнуло от ночного костерка.
Закутала простуженное горло
Шарфом тумана сонная река.
А на стремнине, где туман пореже,
Где родники дремотой не свело,
Гребёт, гребёт, одолевая стрежень,
Изогнутое лунное весло.
Гребёт – от струй не в силах оторваться –
И плещет, плещет синевой в простор,
И, ощутив свой блеск как святотатство,
Померк всё понимающий костёр.
Печальный свист – пронзительный и тонкий,
Незнамо чей – плывёт из тростника,
Да колокольчик звякает на доке
От шалого налимьего рывка,
И хочется, заплакав, раствориться,
От чувства боли и любви во мгле…
Неужто ночь такая повторится,
Когда меня не станет на земле?..
ВЯЧЕСЛАВ МАКАРОВ
* * *
Утро воздухом весенним
Затопило даль и ширь.
Вот уже глядит на Север
Красный увалень – снегирь.
Скачет полем, день встречая.
Жизнь встречая, лес гнедой.
А синицы раскачали
Вёдра с талою водой.
То ли выдали получку.
То ли просто от любви
Под кустом, собравшись в кучку,
Матерятся воробьи.
Пусть ещё морозы ахнут
На исходе февраля,
Но уже травою пахнут
Потемневшие поля.
Хорошо, что год от года,
Успокоенность круша,
Обновляется природа,
Обновляется душа.
Утро воздухом весенним
Затопило даль и ширь.
Вот уже глядит на Север
Красный увалень – снегирь.
Скачет полем, день встречая.
Жизнь встречая, лес гнедой.
А синицы раскачали
Вёдра с талою водой.
То ли выдали получку.
То ли просто от любви
Под кустом, собравшись в кучку,
Матерятся воробьи.
Пусть ещё морозы ахнут
На исходе февраля,
Но уже травою пахнут
Потемневшие поля.
Хорошо, что год от года,
Успокоенность круша,
Обновляется природа,
Обновляется душа.
АЛЕКСАНДР СЫТИН
Яблоня
Её к земле тянули яблоки.
Струились трещинки ствола.
И вот с колен подняться на ноги
Она однажды не смогла.
Но снова цвет держала бережно,
Как бы приподнятая им.
И вновь цветка не стала белого,
А стал он шаром наливным.
И вился аромат над кроною.
Не замечал случайный взгляд
Ствола уродливого, чёрного,
А видел: яблоки висят!
Сгибалась медленно до осени.
Как снегирей пылала стая…
Пока не вызрели – не сбросила,
А после – рухнула пустая.
Её к земле тянули яблоки.
Струились трещинки ствола.
И вот с колен подняться на ноги
Она однажды не смогла.
Но снова цвет держала бережно,
Как бы приподнятая им.
И вновь цветка не стала белого,
А стал он шаром наливным.
И вился аромат над кроною.
Не замечал случайный взгляд
Ствола уродливого, чёрного,
А видел: яблоки висят!
Сгибалась медленно до осени.
Как снегирей пылала стая…
Пока не вызрели – не сбросила,
А после – рухнула пустая.
ВАЛЕНТИНА ПОПОВА
Играя фугу И.-С Баха
Удалось мне отучить себя от страха,
От надежд и скорби – мало ль мы теряли?
Величаво-озорную фугу Баха
С удовольствием гоняю на рояле.
Этой фуге лет, наверное, под триста –
Что с того? – Её играть не перестанут.
В блеске лаковом пассажей серебристых
Благодарность Иоганну-Себастьяну.
Через время и пространство, через войны
Эта музыка идёт своей дорогой.
В нашей смуте, в наших буднях беспокойных
Поработать бы на вечность хоть немного
И не требовать – ни славы, ни награды,
Даже если мы всю душу в труд вложили.
А забудут нас – ну, значит, так и надо.
И другого, значит, мы не заслужили.
Удалось мне отучить себя от страха,
От надежд и скорби – мало ль мы теряли?
Величаво-озорную фугу Баха
С удовольствием гоняю на рояле.
Этой фуге лет, наверное, под триста –
Что с того? – Её играть не перестанут.
В блеске лаковом пассажей серебристых
Благодарность Иоганну-Себастьяну.
Через время и пространство, через войны
Эта музыка идёт своей дорогой.
В нашей смуте, в наших буднях беспокойных
Поработать бы на вечность хоть немного
И не требовать – ни славы, ни награды,
Даже если мы всю душу в труд вложили.
А забудут нас – ну, значит, так и надо.
И другого, значит, мы не заслужили.
ВЛАДИМИР ИЛЬИЦКИЙ
Познань. Площадь Асныка
Мы идём по военным следам,
припозднясь, за отцами своими.
Кто он, Аснык, который Адам,
в честь кого этой площади имя?..
Мы всё выше и выше идём
до развалин твердынь Цитадели.
Те, кто здесь захлебнулся огнём,
той ли гибельной славы хотели?
Представляем такой экипаж,
для зачина хлебнувши из фляги.
Сорок пятого года пейзаж
узнаём, отставные бродяги.
Как мы сами себе объясним,
почему не торопимся к жёнам,
а во времени страшном стоим –
перевёрнутом и отражённом?..
Из Самаркандского дневника
Да, требовали и от меня
поэзию "на злобу дня" –
про тактику и огневую,
а то и службу тыловую.
Для комсомольца-вожака
была задача нелегка
открыть курсантам боевые
стихи и фразы ключевые –
во имя ратного труда…
Но оказалось я, балда,
не склонный к рапортам отчётным,
талдычил
о любви к девчонкам.
Мы идём по военным следам,
припозднясь, за отцами своими.
Кто он, Аснык, который Адам,
в честь кого этой площади имя?..
Мы всё выше и выше идём
до развалин твердынь Цитадели.
Те, кто здесь захлебнулся огнём,
той ли гибельной славы хотели?
Представляем такой экипаж,
для зачина хлебнувши из фляги.
Сорок пятого года пейзаж
узнаём, отставные бродяги.
Как мы сами себе объясним,
почему не торопимся к жёнам,
а во времени страшном стоим –
перевёрнутом и отражённом?..
Из Самаркандского дневника
Да, требовали и от меня
поэзию "на злобу дня" –
про тактику и огневую,
а то и службу тыловую.
Для комсомольца-вожака
была задача нелегка
открыть курсантам боевые
стихи и фразы ключевые –
во имя ратного труда…
Но оказалось я, балда,
не склонный к рапортам отчётным,
талдычил
о любви к девчонкам.
ЕЛЕНА САЯНОВА
Ветром
Унимала боль внемую,
Искусала губы в кровь.
Небо ветром зацелую,
Но зачем ему любовь?
Я вставала, чтобы падать.
Ненавидела любить.
Я не верю в слово "надо".
На удар не стану бить.
Стала я совсем другая,
Всё-де лучше, чем тогда.
Шаг до рая, смерть до рая,
А до тьмы – одна звезда…
Унимала боль внемую,
Искусала губы в кровь.
Небо ветром зацелую,
Но зачем ему любовь?
Я вставала, чтобы падать.
Ненавидела любить.
Я не верю в слово "надо".
На удар не стану бить.
Стала я совсем другая,
Всё-де лучше, чем тогда.
Шаг до рая, смерть до рая,
А до тьмы – одна звезда…
ВАЛЕРИЙ ФЕДОСОВ
Лопух
(письмо другу)
В моём саду, достигши метров двух, –
не памятник пейзажа городского, –
живёт Лопух, – раскидистый Лопух,
он от раздумий царственно распух,
когда ещё вы встретите такого?
Он дал мне лист, узнав, что где болит,
укрыл своей целебною бумагой,
а поутру родной радикулит,
мой давний спиногрыз, мой паразит,
слинял на консультацию к люмбаго.
Лопух – мой друг. Он без пустых речей
учил меня, как жить и размножаться,
и потому, став цепким, как репей,
я не порвал супружеских цепей,
однако чаще стал пасынковаться.
(Когда жена бывает у меня…)
Когда жена бывает у меня,
всегда с пилой, в пылу обыкновенном,
она твердит, что мой Лопух – фигня,
мол, от него – ни света, ни огня,
а мне давно пора заняться... Хреном.
Так приезжай ко мне, мой старый друг,
и жинку прихвати свою, заразу!
Моих друзей ты знаешь узкий круг;
сейчас на даче – я и мой Лопух…
Когда ещё вы встретите двух сразу?
(письмо другу)
В моём саду, достигши метров двух, –
не памятник пейзажа городского, –
живёт Лопух, – раскидистый Лопух,
он от раздумий царственно распух,
когда ещё вы встретите такого?
Он дал мне лист, узнав, что где болит,
укрыл своей целебною бумагой,
а поутру родной радикулит,
мой давний спиногрыз, мой паразит,
слинял на консультацию к люмбаго.
Лопух – мой друг. Он без пустых речей
учил меня, как жить и размножаться,
и потому, став цепким, как репей,
я не порвал супружеских цепей,
однако чаще стал пасынковаться.
(Когда жена бывает у меня…)
Когда жена бывает у меня,
всегда с пилой, в пылу обыкновенном,
она твердит, что мой Лопух – фигня,
мол, от него – ни света, ни огня,
а мне давно пора заняться... Хреном.
Так приезжай ко мне, мой старый друг,
и жинку прихвати свою, заразу!
Моих друзей ты знаешь узкий круг;
сейчас на даче – я и мой Лопух…
Когда ещё вы встретите двух сразу?
ВЯЧЕСЛАВ СИВОВ
Весна
Раннее мартовское утро.
Несёшь неприкаянный взгляд
сквозь полусонный вагон –
Тоска внутри, тоска снаружи.
Вдруг в тамбуре эти двое – он и она –
Стоят неподвижно
в немыслимых обносках,
Глядя в медленно светлеющее окно.
Сколько им? – 30? 40?..
Впрочем, уже не важно, –
Что-то тебя в них тронуло,
И ты никуда не уходишь,
Да что там, – ты попросту замер,
Поскольку не можешь отвести глаз,
Сначала от её лёгкой руки.
Которой она как-то очень по-детски,
стоя сзади него,
Держится за его треснувшую пуговицу,
На стесняющемся всего белого света пальто,
Потом – от её блаженной улыбки,
цветущей на его плече,
как нарождающаяся луна,
И наконец, – от него.
Он торжественно сдержан.
В левой, прижатой у груди руке, –
Три, захмелевших от мартовского морозца,
тюльпана, –
Правой – он сжимает её ладонь
в своём безнадёжно-пустом кармане.
Они долго и пронзительно-нежно молчат,
И тебе страшно пошевелиться.
Раннее мартовское утро.
Несёшь неприкаянный взгляд
сквозь полусонный вагон –
Тоска внутри, тоска снаружи.
Вдруг в тамбуре эти двое – он и она –
Стоят неподвижно
в немыслимых обносках,
Глядя в медленно светлеющее окно.
Сколько им? – 30? 40?..
Впрочем, уже не важно, –
Что-то тебя в них тронуло,
И ты никуда не уходишь,
Да что там, – ты попросту замер,
Поскольку не можешь отвести глаз,
Сначала от её лёгкой руки.
Которой она как-то очень по-детски,
стоя сзади него,
Держится за его треснувшую пуговицу,
На стесняющемся всего белого света пальто,
Потом – от её блаженной улыбки,
цветущей на его плече,
как нарождающаяся луна,
И наконец, – от него.
Он торжественно сдержан.
В левой, прижатой у груди руке, –
Три, захмелевших от мартовского морозца,
тюльпана, –
Правой – он сжимает её ладонь
в своём безнадёжно-пустом кармане.
Они долго и пронзительно-нежно молчат,
И тебе страшно пошевелиться.
СЕРГЕЙ КРАСАВЦЕВ
О чуде
Поскольку чудес не бывает,
Обходимся без, так вот – без…
Циклон облака нагоняет.
Трезор под крылечко залез.
Сосед накрывает брезентом
Сухую поленницу дров.
И всё соразмерно моменту
Без резких эмоций и слов.
Куда-то очки подевались,
Возможно, к тому, чтоб уснуть,
Расслабившись самую малость,
На самую эту… чуть-чуть…
Заброшен на отдых. Гуляю:
Цветочки, горшочки, земля…
Июньский циклон утоляет
Иссохшие в мае поля…
О, Чудо, я больше не буду!
Коснись, оглянись, задержись…
Я помню, как было повсюду,
Питая фантазией жизнь!..
Очки отыщу, дверь поправлю,
Соседу махну: "Лепота!"
А в поле высокие травы
Грустят в ожиданье скота.
А в небе высокие птицы
Уже голосят с хрипотцой,
И к прошлому не возвратиться…
И к прошлому не возвратиться.
Поскольку чудес не бывает,
Обходимся без, так вот – без…
Циклон облака нагоняет.
Трезор под крылечко залез.
Сосед накрывает брезентом
Сухую поленницу дров.
И всё соразмерно моменту
Без резких эмоций и слов.
Куда-то очки подевались,
Возможно, к тому, чтоб уснуть,
Расслабившись самую малость,
На самую эту… чуть-чуть…
Заброшен на отдых. Гуляю:
Цветочки, горшочки, земля…
Июньский циклон утоляет
Иссохшие в мае поля…
О, Чудо, я больше не буду!
Коснись, оглянись, задержись…
Я помню, как было повсюду,
Питая фантазией жизнь!..
Очки отыщу, дверь поправлю,
Соседу махну: "Лепота!"
А в поле высокие травы
Грустят в ожиданье скота.
А в небе высокие птицы
Уже голосят с хрипотцой,
И к прошлому не возвратиться…
И к прошлому не возвратиться.
ВАЛЕНТИН ТКАЧЕНКО
Человек, не разучившийся смущаться
К сожалению, встречается не часто,
Как на улице – незапылённый снег,
Человек, не разучившийся смущаться, –
Удивительно красивый человек.
Где другие перед подлостью большою
Отступают, с неизбежным примирясь,
Он проходит с незапятнанной душою
Через подлость, через злобу, через грязь.
Я хочу, чтобы узнал большое счастье –
Не растратить и не вычерпать вовек –
Человек, не разучившийся смущаться,
Самый чистый, самый добрый человек.
К сожалению, встречается не часто,
Как на улице – незапылённый снег,
Человек, не разучившийся смущаться, –
Удивительно красивый человек.
Где другие перед подлостью большою
Отступают, с неизбежным примирясь,
Он проходит с незапятнанной душою
Через подлость, через злобу, через грязь.
Я хочу, чтобы узнал большое счастье –
Не растратить и не вычерпать вовек –
Человек, не разучившийся смущаться,
Самый чистый, самый добрый человек.
ТАТЬЯНА РОМАНОВА-НАСТИНА
* * *
На берёзках яблоки повисли,
И стерня становится стеной.
Никакой художественной мысли
Более не водится за мной.
Дребезжат приспущенные вены,
В хриплой песне слов не разобрать.
Господи! Какое Откровенье
Мне сегодня лучше почитать?
Белый май черкнул штрихом неброским
Образ ветра, льнущего к ногам…
Яблоко, упавшее с берёзки,
Мы с тобою делим пополам.
На берёзках яблоки повисли,
И стерня становится стеной.
Никакой художественной мысли
Более не водится за мной.
Дребезжат приспущенные вены,
В хриплой песне слов не разобрать.
Господи! Какое Откровенье
Мне сегодня лучше почитать?
Белый май черкнул штрихом неброским
Образ ветра, льнущего к ногам…
Яблоко, упавшее с берёзки,
Мы с тобою делим пополам.
ВЛАДИМИР ГОЛОВАНОВ
Поговори со мною, Яндекс
Грусть натянулась, словно спандекс
На ночь до утренней зари.
Поговори со мною, Яндекс,
О чём-нибудь поговори.
Утешь рекламою контекстной.
Ответь на мой немой вопрос:
Как отделить мух от бифштексов,
Смешай реальность с миром грёз.
Внеси мне в мысли релевантность,
Обдай подборкой новостей.
Поговори со мною, Яндекс,
Теплом прогнозов обогрей.
Ты знаешь все мои запросы.
Ты знаешь все мои долги.
Ты знаешь, что люблю из прозы.
Ты знаешь, что пишу стихи.
Как Юстасу шифровку Алекс,
Подай мне знак, утешь, взбодри.
Поговори со мною, Яндекс,
О чём-нибудь поговори.
Найди для виртуальной встречи
Мне собеседника в ночи –
Тушите свет, гасите свечи…
Нет, Яндекс, лучше помолчи.
Грусть натянулась, словно спандекс
На ночь до утренней зари.
Поговори со мною, Яндекс,
О чём-нибудь поговори.
Утешь рекламою контекстной.
Ответь на мой немой вопрос:
Как отделить мух от бифштексов,
Смешай реальность с миром грёз.
Внеси мне в мысли релевантность,
Обдай подборкой новостей.
Поговори со мною, Яндекс,
Теплом прогнозов обогрей.
Ты знаешь все мои запросы.
Ты знаешь все мои долги.
Ты знаешь, что люблю из прозы.
Ты знаешь, что пишу стихи.
Как Юстасу шифровку Алекс,
Подай мне знак, утешь, взбодри.
Поговори со мною, Яндекс,
О чём-нибудь поговори.
Найди для виртуальной встречи
Мне собеседника в ночи –
Тушите свет, гасите свечи…
Нет, Яндекс, лучше помолчи.
ИГОРЬ ГАВРИЛЕНКО
Тепло Земли
Я люблю луговые ромашки встречать –
Словно чистые души белеют.
Породнился с землёй, что близка нам, как мать,
И с тех пор она сердце мне греет.
Как щедра ты, земля, к блудным чадам своим:
И вино нам, и хлеб подарила.
Я любуюсь тобой, нежным чувством томим,
Ты – исток вдохновенья и силы.
Там, где жизнь, торжествуя, звенит наяву,
Где шмели от нектара пьянеют,
Я прилягу на луг, на траву-мураву,
Лучше сверху, а в землю – успею.
Я люблю луговые ромашки встречать –
Словно чистые души белеют.
Породнился с землёй, что близка нам, как мать,
И с тех пор она сердце мне греет.
Как щедра ты, земля, к блудным чадам своим:
И вино нам, и хлеб подарила.
Я любуюсь тобой, нежным чувством томим,
Ты – исток вдохновенья и силы.
Там, где жизнь, торжествуя, звенит наяву,
Где шмели от нектара пьянеют,
Я прилягу на луг, на траву-мураву,
Лучше сверху, а в землю – успею.