Мощное, мускульно-твердое слово — твердь; оно словно требует заглавной буквы — столь массивно и величаво: и твердь небесная соотносится с земной неразрывно, организуя космическое целое, даруя возможности творчества, устремленного в небеса.
Заглавной буквы требует и поэзия Виктора Петрова, высоко несущего драгоценный факел лучших традиций, словесной силы, глубины, своеобразия…
Никаких игрищ не подразумевает поэзия поэта: жизнь одна, и проживать ее придется всерьез, даже — смертельно всерьез, ибо все знаем, чем заканчивается предприятие.
Жизнь одна — и подразумевает она какое-то количества ледяного ветра, тяжести мороза, и — преодоления их, пусть речь о метафизическом холоде, речь о:

Стихотворение, наименованное «Ледяной цветок», открывает книгу Виктора Петрова «Твердь» и словно конденсирует в себе характерные меты поэтического дела поэта: жесткая твердость строк, жизненная стойкость, доля метафизики, интересно дозированная — в соотношение с мерой реальности, освещаемой стихом, своеобразная сказовость, идущая от должного… да никак не всплывающего вечного Китежа…
Каждый лепесток стиха будет сиять, выверен и красив. Никакой шелухи пестрой пустоты…
Голос Петрова высок — именно таким только и можно говорить о крещенской воде, о тайне тайн, не разрешишь какую никакими научными методами-постижениями:

Мощно работает усеченная рифма — божество‑створ; сразу рисуя сложную картину; и безжалостность к себе — со вспышкой зарока, каким связан с судьбой — словно, всколыхнувшись, выступает из целящей, черной, ночной, ледяной воды.
…Из которой вообще, как известно, пошла жизнь.
Жизни много в поэзии Петрова: самой плазмы ее — густой, как мед, насыщенной, как научный поиск, пестрой, как русская ярмарка.
Она различно вламывается в стихи: то историей, чьи одежды весьма изорваны, особенно — если речь о нашей, русской:

…то осмыслением креста, столь важного на Руси: хочется мечтать: когда-нибудь возмогущего поднять ее — хоть тенью своею — на должную высоту:

А история у Петрова — точно одушевленная: кажется — в духе философии общего дела Н. Фёдорова — поэт необыкновенно чувствует всеединство людское, где каждый, будучи целокупной индивидуальностью, является же и частицей глобальной всеобщности.
Оттого так и ощущаются стоны гонимых по этапу: будто через современность проходят их тени.
Современность, конечно, оставляет желать лучшего:

Но и современность, какая уж есть, не тронет русской тяги к бесконечной воле.

Отсюда и — «Гуляй-Поле», и «Богатяновка»…

Космосом и грехом стянуто у нас национальное, родное, русское, порою скорей — расейское; бывает: и из колючей проволоки вырастают розы стихов; отсюда такие произведения, как «Срок», «Поезд»:

И жутко, и прекрасно, и ужасно, и муторно, но дело поэта — отделить космическое от низового, потому стихотворение завершается мыслью — острой, как биссектриса, парадоксальной, заставляющей думать на новых оборотах:

«Твердь» Виктора Петрова, вышедшая в издательстве журнала «Юность», разлетается мощными словесными лентами, испещренными письменами бытия и мысли, закручивается турбулентно, продуваемая онтологическим ветром, и завершается высоким и светлым стихотворением «Иордань».

Тотально — тяготея к предельной емкости строки и добиваясь оного — поэт вбирает действительность и запредельность в свою книгу.
Тотально — многоствольным лесом — или стрельчатым органом звучит она: великолепно-живая.
И слово Петрова, адресованное вечности, касается ныне людских сердец: дабы не ороговели совершенно от бесконечного напластования сует.