Ленинградские ветры, осколки огня…
Из беды они вышли, из маминой боли,
Из блокадной печали, из вечной юдоли,
И навылет пробили меня.

Я там был. Я там не был. И меньше двух лет
Отделяли меня от последнего взрыва,
И была тишина, как девчонка, пуглива,
И с трудом пробивался рассвет.

Так живу, так несу этот холод в душе.
Ленинградские ветры, родные до плача…
Что без них этот мир? Ничего он не значит
На последнем моем рубеже.

Это детское счастье озноба и жара —
Ноги ватные — вовсе не выйдешь.
А в граненом стакане остатки отвара,
И бабуля мурлычет на идиш.

Я тихонечко плачу — для полной картины,
А на стенах — разводы и тени...
Мамин голос: «Спасибо, что не скарлатина!
Полетели, дружок, полетели».

И несет, прижимая несильной рукою,
Все по кругу, куда же ей деться.
И блокадная память зовет, беспокоя...
Питер. Послевоенное детство.

1.

Рассвет покажется закатом,
Когда ненастный день нагрянет.
И небо, облаком залатано,
Над головой моею встанет.
Кому я в ноги упаду,
Кому судьбу мою доверю,
Когда вода колотит в двери
И гонит новую беду?
Уйду я в дождь, и в дрожь, и в город,
И, горд осенним колдовством,
Увижу павших листьев горы,
Укрытые слепым дождем.
Моя беда для них легка...
Прощаюсь с ней.
Не слишком смело
Коснется их моя рука,
Смущенная свершенным делом.

А дворник, местный Прометей,
Тая огонь в сухой ладони,
Уронит искру, и утонет
Моя беда в бездонной, в ней.
Я календарь сожгу дотла,
Как встарь, теченье дней нарушу,
И снова душу обнаружу
Там, где утеряна была.


2.

И будет: утро зазвенит,
Вернусь, и станет все иначе,
И запоздалая удача
Крылом осенним осенит.
И я поверю, что не зря...
Не зря... не зря...
И буду молод,
И на меня обрушит город
Последний холод ноября.

Войду, как прежде, налегке,
Случится то, что день назначит,
И запоздалая удача
Крылом ударит по щеке.

На схватке с тьмой сосредоточен,
Хоть временно и обесточен.
Мой путь прерывист, но бессрочен,
Пока зажата боль в груди.
Наш мир прекрасен, но порочен,
Каким он будет впереди?

Кем станут дети наших внуков?
Какие вирусы наука
Им в испытание нашлет...
Ведь смерть такая, в общем, скука,
Вот так и жил бы напролет —

Столетней липой возле дома,
Любой собакой незнакомой,
Штрихами птиц над окоемом,
Травинкой, маленькой такой,
В глазах любимой отражением,
Ее дыханием, движением...
Хотя бы словом и строкой.

Это осень, господа!
Это ветер с Ленинграда
Гонит облачное стадо
К нам, в слепое никуда.

Говорит мой пес: «Беда,
Стынут лапы, мокнут ухи!»
По двору летят старухи,
Исчезают навсегда.

Вот такая ерунда —
Бесполезно здесь кусаться…
Настигает ленинградца
Ленинградская вода.