***

Февраль, февраль. Скворец в Замоскворечье
Не скоро прилетит листву качать.
Спасибо за дозволенные речи,
Но я предпочитаю промолчать.

И если выходить — то редко-редко.
На кухне сухо щелкают часы.
Проверить, как там дышит под салфеткой
Тревожный хлеб советской полосы

Такая ночь — бессильная, слепая.
Такой вот век, помянутый кутьёй.
И сыплет снег и землю засыпает,
И засыпают зерна под землей.


***

это тени деревьев дрожат на снегу
это сосны пытаются небо рассечь
это я немогунемогунемогу
облачаться в привычную речь

это я становлюсь голубой и любой
не жена не дитя и не мать
тридцать лет я училась сказать про любовь
а теперь обучаюсь молчать

сотвори меня боже из этого льда
что так бел и безбрежен и нем
и снегирь загорается словно звезда
что ведёт пастухов в вифлеем


***

У волка не боли, у белки не боли,
и у меня нисколько не боли.
И белый снег в степи, и дерево вдали
согнулось до земли.

И марево вокруг, и алый перелив —
сигнальные огни на белом.
У кошки не боли, собачки не боли,
и у меня подуй, чтоб не болело.

И ходит по степи неслышная беда,
и над дорогой снег летит продольно,
а я хочу домой, я так хочу туда,
где никому не больно.


***

и руки в могильной грязи
и ноги в могильной грязи
перемазалась пока искала свежую могилу под дождем
детскую заваленную игрушками
машинки
медведь какой-то
от мамы от бабушки

бабушка говорит уберите камеру я не могу больше
понимаете не могу рассказывать
я же совсем немного замешкалась
надевала тапочки
для кого мне теперь жить разве что для котов
не будем в этом году сажать огород

мама маленькая меньше меня
и её трясёт
и она говорит пусть меня услышат
пожалуйста пусть услышат

это не стихи
это я так кричу
а голоса нет
весь ушёл в кладбищенскую глину

и за спинами внезапно закатное солнце
словно ядерный взрыв

не будет в этом году огорода
ничего не взойдёт
разве что белые грибы
их всегда вырастает много перед войной


***

Мы выжили, однако же, не все,
Мы прикоснулись к черному и злому,
Учились жить, не выходя из дома,
Предпочитать тушенку колбасе.

Но это не беда, а только тень.
И самолет взлетает дальше, выше,
И сверху не видны кусты, и крыши,
И штриховые черточки антенн.

И я смотрю вперед, а там темно,
А мне не страшно, ничего не страшно.
Нет, не беда — набросок карандашный.
И нет, пока что далеко не дно.

Арго летит, попутный в паруса,
Над нами — золотой огонь небесный,
Под нами — черная вода и бездна
И впереди чужие чудеса.