Открывая Священное Писание, с первых строк мы сталкиваемся с далёким от научной картины памятником архаичных представлений о космосе и человеке. Из чего иногда возникают сомнения в актуальности данного наследия. Трудность понимания загадочных дней творения может стать непреодолимым препятствием на пути. Основа религиозного текста, как и основа мира по своей природе не похожа на всё, к чему мы привыкли, недоступна для чувств и адекватно выражается только через иррациональные символические приёмы, смысл которых проясняется в напряжённом поиске. Никакое понимание (даже буквальное) невозможно без творческого усилия самого человека. От проблемы самостоятельной интерпретации текста не может уйти ни один читатель, пытающийся проникнуть в его суть. Предельные основания бытия открываются вопрошающему через его личное умение видеть контекст, формулировать и задавать вопросы. Решение этой проблемы можно облегчить, обращаясь к опыту предыдущих поколений, но от неё самой невозможно избавиться, просто повторяя сравнительно удачный набор попыток осмысления. Смысл любого толкования подвержен инфляции: он меняется в зависимости от времени, в которое попадает. При всём имеющемся, накопленном опыте человечества основа нашего существования остаётся фундаментальной проблемой, которую приходится решать непрерывно. Любое существующее толкование отражает взгляды и ответы на вопросы самого толкователя, которые могут совпадать или не совпадать с вопросами его современников и тем более людей другой эпохи, их убеждениями, интересами, иным историческим и культурным контекстом. Уже поэтому любая конкретизация смысла священного текста, его иллюстрация и даже простой пересказ, независимо от выбранного языка (популярного, научного, поэтического, мистического), всегда есть его новое толкование, осознаётся это или нет. Вопросы постоянно обновляются, они ставятся человеком или целым поколением, а отвечает на них само Писание. Вопрос — главное условие активного, целенаправленного познания. Традиция — это не коллекция готовых ответов, а преемственность вопрошания, представляющего собой путь личного духовного роста. Этапы же этого роста, как будет показано ниже, и соответствуют дням творения. Так, познавая творение мира по дням, человек познаёт самого себя, последовательно прикладывая к этому раскрываемые в себе собственные творческие силы. Трудности и заблуждения на этом пути — неизбежные спутники. Понимание же — это настоящее искусство и почти чудо.

Отправной точкой данного исследования является представление о наличии в древнейшем священном тексте авраамических религий символической связи этапов сотворения мира с этапами духовной эволюции человека. В тексте Шестоднева, впрочем, как и в любой мифологической системе, представления о происхождении мира и становлении человека, по сути, подразумевают один и тот же процесс вхождения в Бытие, выраженный в разных масштабах, разными способами, но неизбежно касающийся каждого человека как фундаментальное основание его религиозного посвящения. Так творение мира по дням в книге Бытие, творение нового человечества в истории Потопа, творение Церкви в истории Авраама, дни священнического посвящения Аарона, муки выхода из рабства всего израильского народа и, наконец, последовательность Евангельских Блаженств, как образ рождения и усыновления Богу каждого из нас — это частные случаи реализации общего универсального принципа становления. Человек в своём духовном рождении, последовательно обнаруживая и развивая свои задатки, неизбежно повторяет этапы сотворения и преображения мира из ничего в нечто, из хаоса в космос, из тьмы в свет. Разумеется, данный язык аналогий и избранный способ толкования не исключают того, что Шестоднев может быть понят сразу в нескольких смыслах: буквальном, поэтическом, аллегорическом и, наконец, как символическая запись порядка инициации. В этом последнем, интересующем нас способе толкования все детали — лишь внешнее, изобразительное средство, экстериоризация личностного, духовного роста, смысл которого открывается каждому персонально, по мере раскрытия соответствующей тексту силы в самом исследователе, с которой он и побуждается этот текст соотнести.
День один: первобытный хаос, неразличимость, "докосмос".
День второй: отделение воды от воды, неба от земли, сепарация, избранность, духовная ориентация.
День третий: испытание, ритуальная слепота, жизнь без света, тёмное прорастание.
День четвёртый: икона невидимых сил, принятие дара, небесные светила.
День пятый: птицы крылатые, пресмыкающиеся и рыбы большие (животные поглотители, медиаторы жизни и смерти).
День шестой: животные рая, сотворение, самопознание и воцарение человека.
День седьмой: насыщенный Покой.

Понятно, что все перечисленные этапы совершенно не обязательно должны совпадать с современными научными гипотезами происхождения мира, днями недели, аграрными или любыми другими фазами и циклами. В точности они совпадают лишь с творческими силами человека, но прежде, чем это продемонстрировать, необходимо сделать ещё несколько важных предуведомлений.

Первое. Уместно сразу задать вопрос. Почему перечисленных шагов, сил души и дней творения в каждом случае именно семь? Ведь мы имеем дело, по сути, с безграничным, пластичным феноменом и теоретически этапов духовной эволюции можно насчитать любое количество, всё зависит лишь от способа анализа. Зачем же бытописателю (бытописателям), понадобилось всё свести к одному числу?
Самый простой ответ. Во времена Исхода создатели Шестоднева видели необходимость конструирования храма-космоса не в пространстве, а во времени, в связи с чем трудовая неделя, рассматриваемая как модель мироздания и образец духовного роста, обеспечивала техническое удобство регулярного вхождения в Шаббат и богообщения народа независимо от фактического места его пребывания. Ответ кажется убедительным, но он не полон без учёта значения той же семеричности в культурах других народов, не переживших трудностей Исхода и не ведущих кочевой образ жизни. На поверку оказывается, что особое значение семеричности присутствует практически везде и связано это не столько с фазами луны, сколько с пространственной ориентацией, в которой всё существующее определяется через шесть направлений пространства и его центр (точку отсчёта). Именно в этот символ космической полноты и был вписан текст о сотворении мира. Три оси измерения с попарно противоположными направлениями соответствуют шести дням творения, а центральная точка — Шаббату. Первый день соответствует востоку, второй — западу, третий — северу, четвёртый — югу, пятый — низу, шестой — верху. Все эти соответствия обрели зримое воплощение в ориентированной по сторонам света священной атрибутике Скинии, позднее в устройстве первого и второго храмов, а ещё позднее в повторяющей её композиции Откровения. Этим вопросом специально занимались другие авторы и нам здесь нет смысла на нём останавливаться*.


* Подробно об этом у А.Волохонского. Бытие и Апокалипсис / Иерусалим, Maler Publications, 1984. - 192 с.

Второе. То, каким именно силам соответствуют дни творения, мы определим через Новый Завет. Способ толкования Ветхого через Новое имеет как древние предпосылки, так и насущную, практическую ценность. В Апостольских посланиях и последующих святоотеческих текстах ступени реализации сил человеческой души не единожды проговариваются в разных вариантах. Эти ступени имеют разные имена, число и порядок. Однако между ними есть и нечто общее, — апостолы, в отличие от современных коучей личностного роста, не обещают своим последователям финансовый успех, признание, славу, власть, долголетие или хотя бы здоровье. Всё прямо наоборот! Уже в Нагорной проповеди Христос перечисляет условия и собственно человеческие шаги на пути достижения Евангельских Блаженств: нищета, скорбь, кротость, алкание Правды, милость, чистота и миротворчество. А в конце подбодряет: "веселитесь, когда будут вас поносить и гнать". Порядок этих семи (это не ошибка!), перечисленных согласно Матфею, последовательных человеческих шагов неслучаен и, как будет показано ниже, вероятно, именно он и является тем самым искомым ключом к пониманию и продвижению по космологической лестнице Шестоднева.

Другое важное уточнение. В Нагорной проповеди у каждого Блаженства обозначены два полюса силы, как начало и конец одного из этапов пути:
1) нищета — царство;
2) скорбь — утешение;
3) кротость — наследие;
4) алкание — насыщение;
5) милость — помилование;
6) чистота — боговидение;
7) миротворчество — сыновство.

Начало и конец каждого этапа — это не причина и следствие, а два встречных движения. Субъект первого действия — человек, второго — Бог. В Шестодневе же мир исполняет, хоть и изобретательный, но лишь реактивный отклик Богу. В этом главное отличие мира от человека, которое не позволяет поставить между ними знак равенства и оставляет лишь символическую связь.

Наконец, последнее уточнение. Всё исследование проиллюстрировано серией живописных работ автора, которые являют собой очень специфический вариант визуального толкования священного текста. Стилистика исполнения в некоторой степени является подражанием архаике и наивному искусству. Выбор художественного языка обусловлен тем, что Библейский текст о сотворении мира был написан задолго до появления классической живописи и иконописи, его создатели жили и мыслили в матрице архаичной Ближневосточной культуры, а корни используемых в тексте понятий-символов уходят в почву аж первобытных представлений. У данной серии в целом нет реального визуального прототипа, но её символы не случайны, все они несут конкретный смысл и логично складываются в общую модульную композицию. Автор не предполагает найти полное согласие со своими взглядами, но надеется, что даже в случае отсутствия такового, зрители и читатели оценят художественную составляющую его усилий.

Итак, связь дней творения с силами души можно представить и изобразить как прямое сопоставление с Заповедями Блаженств, которое поможет понять их содержание.

1. "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное".*
* Здесь и далее цитаты приводятся по привычному синодальному тексту, но в точном переводе βασιλεια των ουρανων — это "Царство Небес". Небеса — это не область существования, а эпитет Бога, как Актора Царствия (власти). Калька с этого выражения "Царство Бога", которое в синодальном варианте, к сожалению, также неточно переведено как "Царство Божие", что переносит внимание с особенности правления на виртуальную топографию.

Первоначальная нищета, пустота, темнота, не обустроенность, экстремальное отсутствие любых внешних опор освобождает человека от привязанности ко всему случайному, временному, неглубокому, наносному и обнажает независящую ни от чего, необъяснимую рациональными доводами опору в самом человеке, — то есть обнаруживает веру как необусловленный, нефизический свет-дар первого дня, рождая человека в новом духовном измерении (Царстве).
Сравним: "В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днём, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один" (Бытие 1:1-5).
В хаосе нет ни последовательности, ни протяжённости, ни центра, ни периферии. У того, что предшествует творчеству, нет собственной точки опоры. Эта опора задаётся извне (сверху) и принадлежит исключительно своему автору. Она не объясняется естественным порядком, она сама его определяет. Свет первого дня формирует собой пространство, которое не может его удержать; этот невещественный свет есть то, что превосходит любое измерение и само служит его источником. Так Начало мира — не во власти мира, а Правильный Человек, имеющий соучастие в его авторстве, в любом месте, в любое время несёт в себе его Центр (неизменное основание). Первая творческая сила, которую открывает в себе человек, — опора на невидимое, проявляющаяся как свобода. Символом её действия служит трёхмерный крест, — световой "скелет" Древа Жизни.
см. FIAT LUX. ПЫЛАЮЩИЙ КРЕСТ

2. "Блаженны скорбящие, ибо они утешатся".
Принятие скорби, как готовность смело нести ответственность за себя и несправедливое страдание за другого, принятие иной жизни как подобной себе, без потери с ней различия, пробуждает творческую способность воспринимать общую границу себя и другого как драгоценную икону и мост к Другой Реальности, то есть как разделяющую и одновременно соединяющую мембрану между водами второго дня, приближение которой сулит чаемую помощь (утешение) Свыше.
Сравним: "И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И стало так. И сотворил Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день второй" (Бытие 1:6-8).
Индивидуальное сознание и жизнь возможны только в границах формы. Эту формообразующую, ограничивающую и охранительную функцию выполняет постоянно работающая твердь второго дня. Всё, что остаётся за её пределами, недоступно для ощущений и имеет иное бытие. Твердь второго дня — это сепаратор, между индивидуальным и надындивидуальным, нижними и верхними водами, которые через эту перегородку сообщаются и различаются. Твердь — не вода и не из воды, она не зависит от воли живых существ, она сама — условие их жизни и является для них неизменным ориентиром, "небом". Имя тверди указывает не на буквальную локализацию, а на её иерархическое положение и постоянное присутствие, — это знак вертикальной духовной ориентации и выбора пути. Твердь — не воздух, не космос и не пространство; она — предел всего физического мира и собственных человеческих чувств. Она может быть описана лишь через противоположности: она — нечто сбитое как тесто, выжатое как масло и растянутое как ткань, твёрдое и пластичное, непроницаемое и прозрачное. Человек воспринимает её приближение как прикосновение иного мира через символ или ритуальное действие, — помазание маслом, например. Даже в практическом смысле масло на теле функционально повторяет действие тверди второго дня: отделяет воду от воды, уберегает внутреннюю влагу от испарения. Сила, которую открывает этот день, — образотворчество. Верхние воды — круг, нижние — квадрат, работающая твердь между ними — ромб.
см. НЕБО. ТВЕРДЬ ОТДЕЛЯЮЩАЯ

3. "Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю".
Кротость, ненасильственность и бережное хранение чужой свободы дают человеку власть над собственной природой, опытность, наученность и возможность делиться этим опытом как сладкой (пресной) водой, мудро поднимая и передавая другим то, что уже воспринял сам и что другие также готовы вместить и наследовать по своему земному естеству, принося по этому унаследованному (принятому в полное владение) естеству семена и плоды, как трава и деревья третьего дня.
Сравним: "И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. И собралась вода под небом в свои места, и явилась суша. И назвал Бог сушу землёю, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо. И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя по роду и по подобию её, и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так. И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду и по подобию её, и дерево плодовитое, приносящее плод, в котором семя его по роду его на земле. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день третий" (Бытие 1:9-13).
Всё разнообразие форм физической жизни по происхождению можно свести к двум производящим, самодеятельным и дополняющим друг друга стихиям: земле и воде. Растительная жизнь появляется в полной темноте, она ещё не знает света, но её рост уже ориентирован вверх, к небу. Мудрость заложена в самой природе. Действующая по своему естеству неразумная растительная жизнь своими поднятыми руками-ветвями подобна решительному направлению ума и воли человека к невидимому источнику бытия. Древо-росток, подобное семирожковой меноре, — символ обращённого к Небу человека, который благодаря этому обращению сам может стать носителем нефизического света, способным распространять, ограничивать или вовсе лишать мир своего действия. Менора, как древо, растущее в космической темноте, — это символ духовного бодрствования, основанного на усердном слышании и принятии Высшего Слова, согласно призыву Которого, благодать, подобная сладкой воде или готовому зажечься драгоценному маслу, собирается в человеке, как в священном светильнике. Поднятие рук-ветвей символизирует вертикальную направленность воли, призывание и трансляцию силы на какое-либо свершение, — древний знак передачи священства. Сила этого дня — мудрое благодатеприятие в естественных границах.
см. ТЁМНОЕ ПРОРАСТАНИЕ ЗЕЛЕНИ

4. "Блаженны алчущие и жаждущие правду, ибо они насытятся".
Следующий шаг после опытного ведения и наследования земли — алкание Правды, которое начинается с разборчивости, пробуждает рассудительность, дарит различение духов и их советов, такое же ясное и зримое, как вид светил на небе в день четвёртый. Упорядоченное движение собраний светил — это образ подчинённых закону невидимых сил, икона промысла и праведного суда, а также пища для ума, насыщающая через красоту.
Сравним: "И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для освещения земли и для отделения дня от ночи, и для знамений, и времён, и дней, и годов; и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю. И стало так. И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днём, и светило меньшее, для управления ночью, и звёзды; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днём и ночью, и отделять свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвёртый" (Бытие 1:14-19).
Четвёртый день видимым образом изображает первобытный свет, но обнаруживает его как противоположность тьме. Это картина для ума, который нуждается в сравнениях и ориентации. Ум не существует сам по себе, его смысл ему не принадлежит, он призван охранять того, кому служит, его служение динамично, дихотомично, циклично и обусловлено заданными извне знамениями-ориентирами, которые при этом и сами подобны составляющим его частям: солнце — разуму, луна — рассудку, звёзды — знаниям. Ближний визир в центре — древнейший инструмент наблюдения за движением небесных тел. Умение им пользоваться предполагает науку, которая даёт власть в двух измерениях: духовном и физическом. Сила этого дня — рассудительность.
см. ВОЗЖЖЕНИЕ СВЕТИЛ

5. "Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут".
После закона и разума открывается религиозная милость, которая есть не юридическое прощение, а особое утробное чувство жизни, сострадание ко всему живому, родному и неродному, видимому и невидимому. Всякая жизнь благославенна как безусловный дар, и чтобы принести этот дар (по-миловать им) Бог входит в кровь и плоть человеческой утробы и из воды творит всякую новую душу живую, как тварей из бездны вод пятого дня. Такая животворящая бездну милость — не отмена праведного суда, а сама его суть, — отделение и извлечение жизни из смерти.
Сравним: "И сказал Бог: да воскишит вода кишением своим, да произведёт душу живую; и летающие да полетят над землёю, по тверди небесной. И стало так. И сотворил Бог зверей (чудищ) больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду её. И увидел Бог, что это хорошо. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле. И был вечер, и было утро: день пятый" (Бытие 1:20-23).
В пятый день из воды под твердью возникает первая физическая одушевлённая жизнь. Горькая и солёная морская вода несёт в себе её зачатки, она подобна материнской утробе, или ткачихе, владеющей искусством особого вышивания. Вода под твердью кишит по самой своей самобытной природе, она волнообразно движется, принимает любые формы, но одушевляет эти формы творческий волевой акт свыше, с неба. Животных этого дня отличает умение производить обильное потомство, а особая двусоставность их происхождения даёт возможность исполнять разные (по духу) символические роли — они медиаторы, коммуникаторы верха и низа, живого и мёртвого. Пернатые птицы, ползающие пресмыкающиеся и чудовища глубин связаны с древними формами мистического переноса, усвоения и трансформации, обнажающими волевой выбор (желание) человека. Рождение от воды открывает тайну создания живой души, это иное, нерациональное знание, которое глубже ума. Сила этого дня — утробное чувство жизни.
см. ВОСКИШИТ КИШЕНИЕМ

6. "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят".
Евангельская чистота сердца — калька с еврейского "лев тахор" לב טהור (Пс. 50, Пс. 72). Родственная свету первого дня "Ор" אור чистота сердца "тахОр" טהור (чистый = издающий свет*) и связанное с ней боговидение (особое богообщение) — это не просто какая-то возведённая в принцип опрятность, безупречность и отгороженность от всего дурного, а собственная человеческая светоносность. В христианском контексте это указывает на светоносное действие воплощённого Слова, а вместе с этим и на готовность к самопожертвованию, к целиковой жертве "Ола",принесение себя под видом которой и есть достойное принятие священства, евангельское донорство, преображающее человека в плодовое "древо на источниках вод",от которого питается всё живое. Так, раздавая себя, человек реализует своё помазание (оглаголование Духом), становится хранителем земного Рая и всей жизни, открывает и познаёт собственную сущность, как зримый образ Бога, Которого он воспринимает ощутительно.
* Корневым значениям слов родного иврита евангелисты не всегда удачно подбирали симметричные понятия в чужом, греческом языке. Так, чистый καθαρος "кафарос" (Мф 5:8) буквально "опрятный, не грязный", но гораздо ближе к значению "тахОр", указующего на нравственную высоту, другое греческое слово εἰλικρινῆ "эйликринес" (2-е Петра 3:1), образованное по одной из версий из двух корней: «солнце» и «испытывать».
Сравним: "И сказал Бог: да произведёт земля душу живую по роду её, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так. И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо. И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землёю, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими [и над зверями], и над птицами небесными [и над всяким скотом, и над всею землею], и над всяким животным, пресмыкающимся по земле. И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; – вам сие будет в пищу; а всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому [гаду], пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, дал Я всю зелень травную в пищу. И стало так. И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой" (Бытие 1:24-31).
"И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою. И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево ведения [различения] доброго и лукавого" (Бытие 2:7-9).
"Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привёл их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречёт человек всякую душу живую, так и было имя ей" (Бытие 2:19).
Животные шестого дня по происхождению родственны человеку: все они созданы из земли, но отличаются способом питания. Скоты, звери и птицы склоняются вниз и насыщаются травой, человек же тянется вверх к плодовым деревьям. Среди всех живых существ он наделён особым «дыханием жизни», воспринятым «оглаголованием», которое иначе называется помазанием или рождением от огня. Образно говоря, человек сам есть «древо помазанное», «древо на источниках вод» (Пс. 1:3), которое в своём вертикальном устремлении вверх к Древу Жизни есть путь от земли к небу, связь двух миров, Купина Неопалимая, царь-священник, который не питается от других, но тянется к Солнцу Правды и становится его подобием, — источником воды живой, царём на земле, приготовленной ему как невеста. В этом самораздаянии и питании всех собой смысл плодоношения, размножения, хранения и возделывания Рая. Бережное наполнение, одухотворение единосущной человеку земли — это не экспансия вида, а одухотворение животной природы самого человека, представленной в образе сада, скотов, зверей и птиц. Корни человека в земле, а динамичное дыхание жизни даётся свыше как капля масла или сгусток верхней, скачущей воды, помазание, милость, семя Слова, язык пламени и роса света. Шесть пар ветвей и вершина огненного Древа в центре — ступени духовного роста, достигшего своей Цели. Сила этого дня недоступна для ощущений, эмоций, ума, совести и даже для чувства жизни, — это особое самосознание, обретаемое через жертвенную любовь.
см. ОГНЕННЫЙ КУСТ

7. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.
Миротворчество, как стяжание Мирного Духа, — вершина и совокупность всех сил, дающих человеку насыщенный Покой, ставящих его в центре мира как царя и усыновляющих его Богу.
Сравнить: "Так совершены небо и земля и всё воинство их. И завершил Бог в день седьмой дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал. И благословил Бог седьмой день, и освятил его" (Быт 2:1-3).
Раскрываемые в шести днях творения творческие силы, образуют единое пространство-время, в котором каждый день есть одно из его направлений. Их протяженность устремлена во все стороны и имеет неограниченную длительность. Ни экспансивное, ни циклическое движение не может остановиться само по себе, творчество не даёт человеку покой и не может его насытить полностью. Полнота и покой возможны только в центре. Сам же центр не имеет протяженности и неизмерим — это символический Пуп (утроба) Земли, через недра которой проходит ось четвёртого изменения. Седьмой день открывает иную географию — путь, который ведёт из колеса космоса вниз и вверх. Верхнюю часть венчает буква "Р", как подобие игольного ушка — узкие врата. Сила этого дня — насыщенный покой, в который человек может входить сам.
см. ХРИЗМА. ДЕНЬ ПОКОЯ

Вкратце суть семи ступеней-шагов и имена открываемых ими сил следующая:
1) свобода — опора на невидимое (необусловленный свет);
2) смелость — образотворчество (разделение вод);
3) опытное ведение — благодатеприятие (первая растительная жизнь);
4) разборчивость — рассудительность (возжжение светил);
5) сострадание — дар одушевленной жизни (животные из воды);
6) жертвенность — самосознание (животные из земли);
7) насыщенный покой — сыновство.

Можно заметить, что близкие в последовательности шаги близки также и по своему значению, образуя три смысловые пары: свобода-смелость, опытность-разборчивость, сострадание-жертвенность. Эти пары можно охарактеризовать как три последовательно открывающиеся теологические добродетели: веру, надежду, любовь. Вера проявляется в свободе и смелости, надежда — в опытности и разборчивости, любовь — в сострадании и жертвенности. В трёхмерной модели Шестоднева они точно соответствуют трём осям координат, а Покой — их источнику.



В той же последовательности открывает свои священные предметы пространство Скинии:
1-2) жертвенник и умывальник (нищета-скорбь, в-з);
3-4) стол предложений и семисвечник (кротость-жажда правды, с-ю),
5-6) колодец и Ковчег Завета (милость-чистота сердца, земля-Небо).


Рассчитанное на понимание грамотных иудеев, Евангелие от Матфея перечисляет Блаженства, предположительно, в уже известном раввинам порядке или реконструирует их собственную утерянную традицию. Косвенно это подтверждает тот факт, что тем же самым семи силам, точнее, сферам их влияния, уделяется особое внимание и в других близких по времени источниках. Например, в ранних каббалистических текстах, конспектирующих по иудейскому преданию некую древнюю устную Тору. К сожалению, впечатление от этих текстов неоднозначное. В отличие от Евангельских Блаженств семь двойных сил Сефер Иециры выступают там не как пары действий Бога и человека, а как пары прямых смысловых противоположностей, не покидающих область рационального. Порядок интересующих нас сил во всех версиях разный и возникает ощущение, что он в них намеренно запутан, — путанность нетрудно заметить, сопоставив значение и место каждой из семи двойных по произношению букв еврейского алфавита в длинной и короткой версиях Сефер Иециры. Ни в одном тексте нет аппарата, чтобы проверить его утверждения. Но и в этом случае, если восстановить их порядок при помощи Евангельского ключа и символику предметов храма, они составляют схожую лестницу и вполне узнаются. Их первоначальный порядок, вероятно, такой:
1) богатство-нищета (медный жертвенник);
2) мудрость-невежество (умывальник);
3) плодовитость-бесплодие (стол хлебов);
4) красота-мерзость (светильник);
5) жизнь-смерть (колодец под храмом);
6) господство-рабство (Ковчег);
7) мир-война (золотой алтарь).

Все эти силы в Сефер Иецире связываются с днями творения, с которыми к тому же, согласно Анри Волохонскому, связаны и семь древнейших, установленных Торой праздников иудаизма:
1) Песах;
2) Шавуот (обретение Торы);
3) Шавуот (праздник колосьев)*;
4) Рош-ха-Шана (Новый Год=праздник труб);
5) Йом-кипур (День суда=всепрощения);
6) Суккот (Кущи);
7) Шаббат.

* Обретение Торы традиционно указывает на мудрость и разделительную функцию неба второго дня, а Праздник Колосьев — на плодоношение и растительную жизнь третьего. Среди сил души Обретению Торы логично соответствует благодатеприятие (кротость-наследие), а Празднику Колосьев — образотворчество (скорбь-утешение). Однако в описанной выше лестнице Блаженств по Матфею эти силы стоят в обратном порядке. Даёт ли это повод сомневаться в реальности связи этой лестницы и дней творения? Отнюдь! Не соответствуют иудейской праздничной иерархии только эти две силы и к тому же не соответствуют они далеко не во всех списках. В ранних латинских текстах Евангелия от Матфея именно эти две силы перечислены иначе: кротость-наследие, так же как обретение Торы, стоит на втором, а скорбь-утешение, как и праздник колосьев, на третьем месте. Кроме того, если кротости соответствует сокрушение сердца, а скорби — плен, то и у Луки (4:18), и у Исайи (61:1) мы находим всё тот же древний праздничный ритм. Перемена же местами этих двух сил глобально ничего не меняет, ведь оба действия совершаются одновременно, в один день Шавуот (Пятидесятницу), почему, вероятно, и допускалось два варианта их перечисления. Таким образом привычный нам порядок Блаженств — это не отсутствие связи с Шестодневом и не ошибка переписчиков, а инверсия, у которой есть своё любопытное иерархическое и историческое основание, и более сложное композиционное объяснение: это прямой параллелизм наследия земли в третьем шаге и власти над землёй-сыновства в шестом-седьмом шагах. Об этом ещё будет сказано ниже, сейчас же только коротко отметим, что иудаизм и ранние христианские тексты акцентируют внимание на наследии Торы, а мейнстримное направление христианства — на наследии земли.

Теперь, когда очевиден реликтовый источник всей Ветхозаветной символики, гораздо проще найти и объяснить последовательность производных от неё или только соответствующих ей элементов храма, циклов служения, числа Церковных Таинств и т.д. Кроме того порядку дней творения в точности соответствуют не только этапы раскрытия и реализации творческих сил человека на пути к Богу, но и этапы пути Бога к людям (события Страстной Седмицы).

Можно найти и другие интересные соответствия, но сейчас уместно дать толкование особому Восьмому Дню, как финалу духовного Пути человека и физического существования космоса.

"И тогда я увидел новое небо и новую землю, ибо прежние небо и земля исчезли, и моря больше не существовало. Увидел я и город святой, новый Иерусалим, спускающийся от Бога с небес и украшенный, как новобрачная, нарядившаяся ради мужа своего" (Откровение 21:1-2).

Переход от Седьмого дня к Восьмому — это шаг от Совершенного (Истинного, земного) к Универсальному (Трансцендентному, Небесному). Истинный Совершенный Человек в семеричной лестнице Блаженств — это вершина обозримого земного пути, — миротворец, наречённый сыном Божиим (Мф 5:9), представляющий собой актуальное проявление Бесконечности (Вечности) в нашем ограниченном (временном) состоянии. Он именно представляет, демонстрирует, являет собой Высшую Реальность как: "Видевший Меня, видел и Отца". Для внешнего наблюдателя между Ним и Высшим Началом нет вообще никакой разницы. Однако разница между Ними такая же принципиальная, как между Сущим и Бытием. Это различие неоднократно фиксирует Сам Христос и по Воскресении определяет Себя в новом качестве: "Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему". Он уже вполне реализован как Само Совершенство седьмого дня, но сквозь смерть идёт дальше и в этом движении ставит Себя по отношению к нам как брат. Его Путь для нас и есть пример следующего сверхъестественного Исхода в иное Бытие к сущности и абсолютной Свободе Божества.

Восьмой День невозможно определить как какую-нибудь дополнительную надстройку, часть, или ещё одну силу человеческого состава; также нельзя выделить его в отдельную историческую эпоху. В буквальном смысле Восьмой День — это не историческое время, а его остановка (кристаллизация), что для каждого из нас может произойти в любой момент, либо по воле Свыше (восхищение), либо по естественным причинам (смерть). Однако если бы этим всё заканчивалось и от нас ничего не зависело, то не было бы смысла об этом и говорить. Новозаветные напоминания о необходимости прохождения через "смерть", "узкие врата", "игольное ушко", "окно в небе" не есть одна лишь далёкая, туманная мистика или близкое, но неизбежное следствие деструктивных процессов в клетках организма. Вхождение/восхождение в День Восьмой — это совокупный итог пути личностного рождения, который каждый из нас проходит в течении всей сознательной жизни отнюдь не пассивно, а в качестве "Царя-Жреца": "вы - род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет" (1 Пет. 2:9). Так Восьмой День (чудный свет) через нас(!) буквально ломится в дверь (мир). Именно так, в нашем личностном становлении здесь на земле осуществляется Царствие Небес, и именно о его метаисторическом пришествии мы буквально и под видом хлеба просим в молитве "Отче наш", удивительным образом связанной с просьбой блудного сына о своём наследстве из известной притчи. Ведь, если хорошо разобраться, то в этой молитве речь идёт вовсе не о бытовой земной заботе (мол, "не суди и дай поесть"), а о принятии в своё владение особого насущного хлеба. Слово "насущный" (калька с греческого «ἐπιούσιον» — евангельский неологизм) этимологически связано с завтрашним днём «ἡ ἐπιοῦσα». Получается: "Хлеб, который на завтра, дай нам сейчас". Этот хлеб по смыслу и есть хлеб "Царствия Твоего" и "Свет Имени Твоего", то есть хлеб Будущего Века, Завтрашний хлеб уже сегодня, Будущее в настоящем. Мы как нетерпеливые дети просим у Отца то, что Он приготовил нам на Завтра, чтобы ощутить это уже сейчас (днесь). Мы просим о явлении благ Дня Восьмого уже в наше историческое время, и Он даёт нам это наследство, не заставляя Себя ждать. Можно сказать, что это хлеб жизненно необходимый и истинно насыщающий, приносящий душе полноту и покой, как необычная вода, пьющий которую не будет жаждать вовек. При этом важно заметить, что "хлеб" — это не просто некая получаемая от Бога булка. Любой хлеб начинается с расчистки почвы, пахоты, посева, переходит в процесс возрастания, созревания и жатвы, с последующей молотьбой, перемалыванием, замесом и выпеканием. Поэтому обретаемый нами "завтрашний хлеб" — это символ совокупных усилий ВСЕГО ПУТИ, это жизненно необходимая личная волевая динамика, "собирающая воедино всё рассеянное по холмам" (Дидахи), разумно-волевое восприятие от земных природных начал наших естественных жизненных сил, вольно(!) направляемых, преломляемых и в конце концов раздаваемых нами для творческой гармонизации всего обусловленного бытия (мира). В таком контексте привычные слова молитвы означают: "дай нам всю творчески преобразующую мир свободу нашего личного пути прямо сейчас". Ведь в эсхатологической перспективе под желанным Царствием, Светом, Волей Бога и нашим Завтрашним Хлебом подразумевается, по сути, одно и то же, — достигнутая в мире надмирная творческая свобода человека. Так хлебом Восьмого Дня оказывается именно Сверхъестественная Свобода, которая хотя уже и принадлежит нам как наследство, но принимается как дар от Бога, причащая нас Его природе. Именно так эта наследуемая Свобода может быть принята и осуществлена в любом реальном времени. Но осмысленно, мудро принимается и творчески осуществляется нами Царство Небес только при условии его действительно активного, свободного, смелого, решительного поиска с нашей стороны, нашего духовного усилия, рассудительности, сострадания, жертвенного служения, зрелого самопознания и насыщенного покоя, как реализации всей совокупности предыдущих земных шагов.

Можно также сказать, что Седьмой день в своём Евангельском формате (миротворчество, сыновство) — это совокупный результат раскрытия человеческих сил, апофеоз последовательного утверждения ангельской свободы, состояние покоя, мира, непоколебимости, неизменности человеческой воли, ставшей такой же неизменной как у бесплотных духов. Однако человеку может и должна быть доступна ещё и Абсолютная Свобода (воля) Бога, которая выше всего. В тело и кровь Седьмого дня входит Восьмой, как сотворение Нового Мира: "се, творю всё новое" (Откр.21:5). Так творческое действие Небес осуществляется через пространство ангельского Покоя, преображая его в Своё Царство. В Библейской терминологии этот чаемый переход к творящей сущности Божества (обожение) через христианское совершеннолетие (сыновство) сравнивается с Брачным Пиром и знаменуется приближением неба (предела наших чувств и образа Высшего Закона), которое может удариться о физическую реальность (землю), изменить её естественный порядок, воскресить мёртвых и в глобальном масштабе до конца исполнить всю свою охранительную, упорядочивающую, разделительную деятельность, что будет явлено нам как Судный День, ожидание которого, к сожалению, связано с массой фобий и нелепостей. Хотя, казалось бы, его предвкушение должно было вызывать лишь радость и веселие (Мф.5:12).

Действие Неба можно сравнить с высшей Милостью. Высшая Милость не отменяет Суд, а является его консумирующим плодом: "Милость и истина сретятся, правда и мир облобызаются; истина возникнет из земли, и правда приникнет с небес; и Господь даст благо, и земля наша даст плод свой; правда пойдёт пред Ним и поставит на путь стопы свои" (Пс.84:11-14). Царствие земли призвано научить человека принципам справедливости, от которых человеку необходимо оттолкнуться, чтобы вознестись к высшей Небесной Правде. Но если упорно цепляться за справедливость, как за неотъемлемую и главенствующую ценность, тогда оказывается недоступна Свобода, превосходящая всякую земную правду, Высшее Бытие тогда воображается простой проекцией (виртуальным дублёром) привычного земного, политического и юридического устройства, а человеческая воля по отношению к Высшему Началу в таких условиях либо парализуется страхом, либо действует по естественным законам выживания. Так друзья Иова пытались объяснить его страдания через справедливость, так и Иуда Искариот не смог правильно распознать и разделить, плохо понятую им Правду Восьмого Дня и правду дня седьмого. Можно допустить, что он искренне и нетерпеливо пытался содействовать скорейшему пребыванию Царствия Небес, но сделать это он пытался по привычному, земному шаблону, насильственно, чужой кровью. Переход от Седьмого дня к Восьмому осуществляется в динамическом устремлении воли каждого из нас вдоль непространственной (перпендикулярной всему) духовной оси. Человек волен свободно двигаться по выбранному пути, но ошибка сердца в направлении вверх (к Небу) или вниз (к земле) приводит к гибели. Поэтому и представляется этот переход (Исход) как плод последнего решения, итог глобального "Страшного Суда", который на самом деле есть не скрупулезный подсчёт проступков, а Суд над собственным, сковывающим человека страхом, обнаружение в нём тайны его воли, способности перейти от естественного и праведного гнева к иной милости, самосознанию, ангельскому Покою и, наконец, реализовать собой или зарыть в землю совершенно Иное Бытие. Так же, к примеру, и в представлении древних египтян, без сомнения повлиявших на христианскую иконографию Страшного Суда, переход в блаженное Золотое Царство мёртвых предварялся Судом Осириса, символически изображавшемся в виде взвешивания человеческого сердца (воли) на весах с пером птицы Маат (Правды). Сердце должно было быть в равновесии, покое, Шаббате (ключевое слово Седьмого дня!).

"Город был построен в виде четырёхугольника, ширина его была равна длине. Он (ангел) обмерил город посохом, и мера оказалась равной 12000 стадий. Длина, ширина и высота его были одинаковы" (Откровение 21:16).
"И тогда показал мне ангел реку живой воды, чистой, как хрусталь, которая текла от престола Божьего и от Агнца и протекала по улицам города. По обе стороны реки росли деревья жизни. Они приносят двенадцать урожаев в год, каждое из них плодоносит раз в месяц, а листья деревьев предназначены для исцеления народов" (Откровение 22:1-2).
Цель делает человека совершенным, а предназначение — Универсальным. Предназначение находится дальше цели, оно не осознаётся до своего осуществления. То, что вначале было круглой оградой Рая, в конце становится кубом. В сферической фигуре покой находится в центре, но в кубе значение переворачивается: устойчивость снаружи, динамика внутри. Город-сад — Город-куб с равными мерами по всем сторонам и с двенадцатью основаниями из драгоценных камней. Четыре стороны горизонтальной поверхности куба — это четыре способа вхождения в Царство. Четыре реки — четыре потока жизни. По сторонам рек вдоль улиц Города — Древо Жизни, которое и есть люди. Двенадцать солнц — двенадцать плодов Древа. В центре Города — незаходящий источник света, белый Престол-жертвенник. На Престоле — Жених, из чрева Которого текут реки жизни. Весь святой Город — это Невеста, встретившая своего Жениха, скиния Бога и человека.
см. ГОРОД-САД
В церковной календарной символике последний Мессианский Восьмой день соответствует каждому Воскресенью, которое одновременно есть и "первый" день недели. Замыкание первого и последнего дней не случайно, ибо как дни творения сами по себе они одной ногой стоят вне общего порядка. К тому же и сам порядок дней и сил имеет внутренние параллелизмы, о которых настало время рассказать более подробно.

* Рассматриваемый здесь композиционный, поэтический приём наиболее явный, но далеко не единственный в Шестодневе. В тех же строках присутствуют ещё и зеркальные хиастические параллелизмы. Подробнее об этом см., например, у протоиерея Л. Грилихеса «Шестоднев в контексте Священного Писания».

"Как вожделенны все дела Его, хотя мы можем видеть их, как только искры! Все они живут и пребывают вовек Все они парные, одно напротив другого, и ничего не сотворил Он несовершенным: одно поддерживает благо другого, ‒ и кто насытится зрением славы Его?" (Сир 42:23‒26). "Так смотри и на все дела Всевышнего: их по два, одно напротив другого" (Сир 33:14).

Человеку от природы даны три базовых инстинкта: питание, размножение, доминирование. Разворачиваются они в трёх сферах: физиология, эмоции, знания. И соответствуют согласно архаичным представлениям трём частям души: вожделительной, гневательной, разумной. Работа с этими тремя естественными началами является неотъемлемой частью любой духовной практики. Так в Евангельском порядке Блаженств этим трём частям души на первом этапе соответствуют нищета, скорбь, кротость. Поднимаясь выше, мы находим им другие соответствия: алкание Правды, милость, чистота сердца. В целом шесть творческих сил души симметрично делятся на две группы, где каждый элемент одной группы имеет сублимированный аналог в другой. Вожделительное начало восходит от свободы к рассудительности и насыщению Правдой; гневательное — от скорби, смелости и мужественного героизма к состраданию; разумное — от опытности и учёности к самосознанию и сердечной чистоте. Точно так же и в Шестодневе совершенно очевидно присутствует симметричное деление всех шести дней на две тройки с точным соответствием каждого дня первой тройки одному из дней второй: благодатный свет первого дня соотносится с возжжением светил четвёртого; разделение вод второго — с животными из воды пятого; а прорастание зелени третьего дня — с деревьями Рая и животными шестого. Каждую пару связывает свой "материал преобразования": огонь, вода, земля. Первая тройка служит основанием для второй, а вторая является её наполнением (наполнением света, воды и земли). Так у духовного роста оказываются две стороны или две фазы пути, которые можно назвать как основание и наполнение, или обретение сущности и её проявление, или обретение силы и доказательство обладания ею. Три пары дней образуют три сквозные казуальные связи, или три непространственных восходящих трансформации. Добавим, что четвёртая трансформация так же вне пространственной и временной протяжённости связывает Седьмой и Восьмой дни: Покой и Царство. Так четыре несущие жизнь трансформации оказываются подобны четырём несущим воду жизни рекам Рая. Это соответствие опять очень точное и рождает ещё несколько аналогий. Как уже было сказано выше, карту всего духовного пути символизирует Хризма с "игольным ушком" буквы "Р" на конце. Но в данном случае конструкция дней и сил дополняется другими связями, которые для ясности есть смысл изобразить линейно в виде таблицы.

Представленная здесь серия из десяти живописных модулей является опытом толкования этапов духовного роста человека в соответствии с днями творения мира. В данном варианте весь путь делится на две большие группы дней-шагов: силы основания ("мужские") и силы наполнения ("женские"). В центре каждой группы — фигуры людей, относительно которых все действия разворачиваются в окружающих модулях как в клеймах по часовой стрелке, начиная с левого края. Каждый модуль одной группы имеет симметричный аналог в другой: первый шаг в группе оснований соответствует четвёртому шагу в группе наполнений, второй — пятому, третий — шестому, а седьмой — Восьмому: первый и третий шаги расположены по сторонам, средний над головой (небо), а их финальная реализация — под ногами (земля). Так все десять элементов собираются в виде двух пятичастных крестов. Двухсоставная модульная композиция «универсальных людей» изображает две фазы единого процесса как начало и конец, как содержание и форму, как мужчину и женщину, результат соединения которых — плодоношение седьмого дня и рождение Восьмого. Так мир обретает объём, а человек — свободу, которая является частью его самого, его силой и сутью. Универсальный Человек — это технический термин, который подразумевает полную метафизическую реализацию в христианском контексте. Имя всего Пути — Первый и Последний. Изобразительные символы композиции вступают в диалог с образцами первобытного искусства, архаики, классики и Возрождения, обнаруживая их общее основание. Вся серия сопровождается комментариями автора.








Мир, как и человек, имеет верх и низ, небо и землю: он человечен и сверхчеловечен. Дни его творения есть символическая запись создания не космоса, а человека-космоса как художественного произведения, которое, само имея собственную, свободную, творящую волю, вполне реализуется, лишь становясь во всём подобием своего Творца и источником жизни для бесконечного пространства. Человек соединяет все элементы мира, он венец творения и мера всех вещей, любая вещь подчиняется его канону. Он одушевляет и плодотворит мир. Он — царь мира, и вместе с Творцом он заклан от его сложения. Мир существует благодаря его жертве.