Прелюдия

Этого эпохального события “передовая общественность России” ждала, по её словам, “дольше века”. И вот, наконец, дождалась: 5 января 1918 года открывалось Учредительное собрание. Оно пришлось на канун Богоявления, или Крещения — на Крещенский сочельник. Однако в тот день свидетелей и участников события — красных социалистов — крещали не святой водой, а свинцом и порохом.
На то, что дело закончится пролитием крови, прозрачно намекнул живший не по лжи Ильич в своей статье “Плеханов о терроре”, вышедшей в № 221 газеты “Правда” 22 декабря 1917 года (по ст. ст.). Для пущей значимости её продублировали на следующий день в “Известиях ЦИК”. В ней предсовнаркома припомнил “отцу отечественного марксизма” слова, сказанные тем на Втором съезде РСДРП в 1903 году1. В частности, эти: “Каждый данный демократический принцип должен быть рассматриваем не сам по себе в своей отвлечённости, а в его отношении к тому принципу, который может быть назван основным принципом демократии, именно к принципу, гласящему, что salus populi supreme lex (благо народа — высший закон. — Б. К.). В переводе на язык революционера это значит, что успех революции — высший закон. И если бы ради успеха революции потребовалось временно ограничить действие того или другого демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы останавливаться”2.
Действительно, чего не сотворишь во благо революции! Не исключено, однако, что по прошествии полутора десятков лет Плеханов горько пожалел о сказанных им некогда словах. На то обстоятельство, что решение о разгоне Учредительного собрания было для Ленина непростым, а ссылки на Плеханова были чем-то вроде “оговорочки по Фрейду”, глухо намекает в своих воспоминаниях мадам Ульянова-Крупская3.
Для того чтобы понять смысл происшедших событий, следует начать с их предыстории. Февральский государственный переворот состоял фактически из двух частей:
— заговора генералов и руководства Госдумы непосредственно против Государя;
— организации беспорядков в Петрограде и создания Временного комитета Государственной Думы (ВКГД).
Эти линии, конечно же, пересекались (например, в лице председателя Госдумы Родзянки). У деятелей первой линии был достаточно чёткий план легитимизации власти после отречения Государя (именно он и изложен в тексте отречения, притом для понимания сего плана подлинность отречения непринципиальна), но “что-то пошло не так”: Великий князь Михаил Александрович, в пользу которого было сделано пресловутое отречение, обнародовал акт о намерении принять верховную власть лишь после того, как на Учредительном собрании выразится народная воля относительно окончательной формы правления. Это означало полный провал плана генералов и руководства Госдумы, а перед получившими всю полноту власти Временным правительством и Советами во весь рост встала проблема её узаконения.
Теперь вопрос заключался в том, каков будет государственный строй России и кто будет определять его физиономию. Таковым (из соображений общественной безопасности и государственной стабильности) могло стать лишь пресловутое “Учредительное собрание” (УС) — безбожная и злая пародия на Земский Собор трёхвековой давности. Под возможные “концепты” УС лихорадочно готовились конституционные проекты.
И вот о созыве УС, дождаться которого “освободительное движение” уж и не чаяло, было объявлено. Вопрос был решён в принципе. Оставались “мелочи” технического порядка, важнейшими из которых были “когда” и “каким образом УС формировать”. Второй был решён радикально, да так, что Россия оказалась самой демократической страной в мире: к выборам решено было допустить женщин, военнослужащих и сделать выборы всеобщими, разумеется, при тайном голосовании. Это был прорыв в мировом конституционализме. Радости, однако, он не принесёт в России никому. Оставался вопрос “когда созывать УС?”
Временное правительство действовало по ситуации, а ситуация менялась с каждым часом. И каждый час приближал катастрофу. Это не столько понимали, сколько чувствовали многие. С каждым днём таковых становилось всё больше. В конце концов, загнанное в угол непредвиденными обстоятельствами правительство назначило выборы на 12 ноября 1917 года.
Что до большевиков, то с конца лета 17-го они постоянно обвиняли правительство в сознательном оттягивании выборов, утверждая, что “буржуазная” власть боится революционных настроений народных масс. Выбросив лозунг “Вся власть Советам!”, они оправдывали его тем, что Временное правительство никогда не исполнит своих обещаний, и только Советы могут гарантировать созыв УС. Для этого якобы октябрьский переворот и совершался.
“Восстание народных масс не нуждается в оправдании, — заявит после октябрьского переворота, названного впоследствии “Великой Октябрьской социалистической революцией”, Троцкий. — То, что произошло, это не заговор, а восстание”4. Слушая его, можно было подумать, что планы “восстания” загодя обсуждались в газетах, на митингах и в кабаках. И притом безо всяких заговоров. А потом оно вспыхнуло само собою. И победило.
Правду сказать, не всё так просто было на том историческом II съезде Советов. В классическом произведении марксистско-ленинской мифологии — фильме 1937 года “Ленин в Октябре” — зал съезда рукоплещет вошедшему Ленину, а его фразу о свершившейся революции встречает овациями. Однако ещё в 1925 году — на XIV съезде, правда, не Советов, а ВКП(б) — Ихил-Михл Залманович Лурье, более известный под кличкой “Ю. Ларин”, заявил: “Я кончаю своё слово воспоминанием о том, что было и чему я был свидетелем на II Съезде Советов 25 октября 1917 года, где я был членом бюро большевистской фракции и потому внимательно наблюдал и видел, как выходили на трибуну законно избранные делегации армейских комитетов с разных фронтов и говорили: “В силу законных полномочий, которые мы имеем, мы протестуем против этого переворота”. Говорила одна делегация за другой, другая за третьей. Тогда вышел на трибуну тов. Троцкий и ответил: “Да, вы законно избраны, но ваши избиратели не обсуждали вопроса: признают ли они этот переворот? А вот мы к ним пойдём и обсудим вопрос: признают ли они Октябрьский переворот?”5
Оказывается, солдатские представители активно протестовали против переворота!
Суть же сказанного Троцким сводилась к следующему: “Да, вы законные представители избирателей, но вправе ли вы решать за ваших избирателей?”
Таким манером Троцкий “срезал” под корень оппонентов, в очередной раз проявляя неподражаемое остроумие, за которое он расплатится впоследствии проломленной черепной коробкой. Под конец заседания большевики остались в своём тесном кругу — все прочие покинули зал.
Во время заседания съезда, как вспоминал активный участник политических событий 1917 года, делегат I и II съездов Советов и член Комуча6 эсер В. М. Зензинов, “пришла страшная весть о том, что большевики начали бомбардировку Зимнего дворца, в котором происходило очередное заседание Временного правительства. Это известие взволновало всех присутствовавших. Большевики официально это известие тут же опровергли. Но пришли новые вести, подтвердившие эту новость, получены были новые трагические подробности этой бомбардировки. Одна революционная партия за другой заявили на съезде резкий протест против действий большевиков, против их двуличной тактики.
Это было не только протестом против большевиков, это был протест против большевистского переворота вообще. Представители революционных и социалистических партий одни за другими поднимались на кафедру, заявляли в резких выражениях свой протест и уходили со съезда, не желая иметь ничего общего с большевиками. Большевики остались одни, и с этого момента они начали опираться только на грубую физическую силу”7.
Ощущение свершившегося выразит З. Гиппиус в своём известном стихотворении “Сейчас”:

Итак, вся “законность” захвата власти, случившегося 25 октября, основывалась на решении Второго съезда Советов, поставившего новых переворотчиков в зависимость от одобрения (или неодобрения) их власти Учредительным собранием. И было совершенно очевидно, что такого одобрения они не получат. К тому же все революционные постановления, принятые Вторым съездом, носили условный характер.
Все декреты Второго съезда Советов объявлены съездом действующими “впредь до созыва Учредительного собрания”.