Более тридцати лет назад замечательный человек Владимир Николаевич Вигилянский (он теперь священник отец Владимир) устроил меня на работу редактором в отдел литературы еженедельника "Семья", который выходил тогда тиражом пять миллионов экземпляров.
С тех пор и тружусь на редакторско-издательской ниве. Работа эта нервная, даже немного опасная. Всех ты напечатать, при всем желании, не можешь. Авторы обижаются. Некоторые начинают обзываться, другие грозят убить... Впрочем, есть у этой работы и свои плюсы. Во?первых, начинаешь разбираться в людях, понимать, кто тебе друг, а кто не очень. А во?вторых, иногда авторы даже спасают от разных неприятностей.
.К врачам я стараюсь не обращаться. Последний раз мне делали операцию несколько десятков лет назад в Женеве, где я тогда учился в религиозном университете.
А тут заболел. На заднем месте появилась опухоль, которая стала нарастать. Ни сесть, ни лечь. Больно. Но работать надо.
Пришел на работу, сел за стол, начал читать рукописи.
Позвонила талантливая и красивая — средних лет — поэтесса Серафима Снежинкина (фамилия изменена. — Е. С.). Сказала, что привезет новую рукопись.
Договорились о встрече.
Серафима приехала и первым делом спросила:
— А ты почему так выглядишь плохо? Что болит?
— С чего ты взяла?
— Я же по образованию медсестра, проработала в поликлинике десять лет.
— А?а, понятно, — ответил я. — Понимаешь, на заднем месте какая-то хрень соскочила.
— На каком таком заднем месте? — уточнила Серафима.
—        На жопе, что ли?
— Ну да, если угодно.
— Жопа — вещь серьезная, — сказала Серафима. — Это твой рабочий инструмент.
— То есть?
— Ну ты же на жопе сидишь, рукописи читаешь. Так и есть
— рабочий инструмент.
— Это правда, — согласился я.
— Снимай штаны! — решительно приказала поэтесса.
— В каком смысле?
— В прямом. Буду проводить медицинский осмотр.
Я послушался.
Серафима внимательно исследовала мой рабочий инструмент и почему-то спросила:
— Ты в лес давно ходил?
— В эти выходные, за грибами.
— Поздравляю, — улыбнулась Серафима, — Ты
повстречался с клещом. Это он твою кровь и пил.
Она показала мне маленького черного кровопийцу, который, судя по всему, перепил моей крови и уже не подавал признаков жизни.
— Спасибо, Серафима! Ты настоящий друг,
— сказал я.
— А стихи-то напечатаешь? — уточнила поэтесса.
— Ты еще спрашиваешь! — честно ответил я.

— Женя, это очень крутой человек, — сказал мне по телефону Андрей Тюльпанов, исполнительный директор одной центральной газеты. — Он крупный бизнесмен, но пишет стихи. И хорошие стихи. Я буду рекомендовать ему тебя как издателя. Денег у него, как у дурака махорки. Заплатит щедро. Но ты, пожалуйста, не подведи. Сделай все по высшему разряду.
— Андрюша, конечно, — заверил я приятеля.
— Все-таки мы уже крупное издательство, в год издаем примерно 300 наименований книг. Опыт есть. Не подведем.
Мы созвонились с поэтом-бизнесменом. И договорились о встрече вечером у меня в офисе.
А днем меня как издателя газеты "Литературные известия" пригласили на одну пресс-конференцию. Там же состоялся и фуршет, на котором мы активно пообщались с главным редактором толстого литературного журнала "Свобода слова". Раньше мы с этим редактором почему-то враждовали, а тут разговорились, крепко выпили и выяснилось, что уже и не помним, из-за чего враждуем. Напился я в тот день очень сильно. Так сильно — впервые в жизни.
К себе в редакцию (где у нас шел мучительный капитальный ремонт) вернулся на такси еле живой.
Приезжаю, а там меня уже ждут моя взволнованная помощница и заказчик — поэт-бизнесмен, солидный такой и упитанный дядька лет пятидесяти пяти.
Он посмотрел на меня как минимум с интересом.
— Так это вы — Степанов, — недоверчиво спросил он.
— Да, это я, — еле выговаривая слова, пролепетал я. — Извините, пожалуйста, я сегодня немножко выпил. Давайте завтра встретимся. Я сейчас лучше бы поспал.
— А что хоть пил? — неожиданно проявил интерес поэт-бизнесмен.
— И водку, и вино, и шампанское. Короче, коктейль.
— Это ты зря, мешать не надо, — неожиданно проявил участие предприниматель. — Я-то знаю. Я уже двадцать лет не пью. В завязке. Но, кажется, зря. Что-то в жизни я, наверное, потерял. У тебя такие счастливые глаза!
Короче говоря, на следующий день мы, как ни странно, заключили договор. В кратчайшие сроки и на высоком полиграфическом уровне я выпустил поэту-бизнесмену книгу. Он остался очень доволен. И потом даже стал поддерживать мои бессмысленные некоммерческие журналы.
В общем, я ничего в этой жизни не понимаю.
Кстати, с тех пор я больше не напивался ни разу.
Возможно, зря.

Писатель Огурцов зашел в гости к издателю Помидорову. И у них состоялся такой диалог:
— Вы можете меня сделать известным писателем?
— Конечно, могу.
— А что для этого нужно?
— Деньги.
— Ну, это понятно. А что еще? Какие стратегии есть? Какой имидж вы мне посоветуете?
— По-моему, все просто. У с п е ш н ы й русский писатель борется с властью. Боролся Солженицын, борется Лимонов. Теперь в ряды оппозиционеров радостно влились и Дмитрий Быков, и Людмила Улицкая.
— Но я тоже борюсь с властью, но у меня нет никакой известности.
— Это легко исправить.
— О, это интересно! Что же я должен сделать?
— Сесть. Да, сесть в тюрьму. Хотя бы на два года. Да, если вам дадут "двушечку", это будет очень хорошо.
— Нет, я так не согласен. Я хочу быть известным, а в тюрьму не хочу. "Двушечка" — это слишком.
— Ну что ж, тогда — деньги. Только деньги. Миллиона два долларов. Как минимум.
— А у меня еще талант есть.
— А талант много у кого есть.
— Это все, что вы можете мне сказать?
— Да, это все.