Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Николь ВОСКРЕСНАЯ
Владивосток


Анастасия НИКОЛЕНКО родилась 10 апреля 1990 года. Кандидат политических наук, доцент кафедры международных отношений и права Владивостокского государственного университета экономики и сервиса. Директор издательства "Дальиздат" ( с 2018) Живет во Владивостоке. Творческий путь: сочинять стихи начала в раннем детстве. Первое осознанное стихотворение было написано в 12 лет. С тех пор стала постоянным участником литературных объединений "Литера" и "Вектор". В школьные годы являлась сотрудником молодежной газеты "Прибой" г. Владивосток. Псевдоним Николь ВОСКРЕСНАЯ появился в 17 лет. Первый сборник стихотворений был выпущен в 2011 году. Член Союза российских писателей с 2015 года. Член Союза писателей России (с 2017) года.


СОЛНЦЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА ВОСТОК

* * *


Розы похожи на зевающих львов,
покорится ли немота?
Проникающее ранение слов,
неподвижная пустота.

Говорят, поэты не уживаются,
чаще других точат ножи.
Магия развлечение унижающихся,
но сбывается все, о чем ворожил.

Старые боги становятся чудовищами,
оттого что дети бояться прежних игрушек.
Преодолеть тишину, как сокровищепохищая вместе с голосом, душу.


* * *


Кто-то в таком же пальто гладит чужого пса.
В людях есть что-то от змей:
рвать на себе рубашку сансары,
вытащить шею из всех петель.

Если копить священное барахло,
чтобы однажды все бросить и стать собойлишь
незатейливое ремесло,
не достижимое только для нас с тобой?

Если поможет связка ключей,
та, что не может уже ничего открыть?
Значит ли это, что трата свечей,
На обогрев пустоты, то, для чего стоит прожить…


* * *


Нежности не остаётся,
словно не был рожден.
Тайная сила бессонниц,
сбитый пилот-невесом.

Неуловимой тревоги,
шею обнимет колье.
Место поиска бога:
келья, где рос в темноте.

Словно зерну, побегом,
ветке судьба, стать колом.
Ты невесом лишь мгновенье,
если повенчан со злом.


* * *


Вязкая кость нежнее, чем камень.
Пламя волос превращается в пепел.
Благослови на козни, обманом,
красным волком в черном вертепе.

Отпрыски-брызги, отблески-блестки,
в каждой материи спит умиранье.
Не в утешение, но безголосым
быть пересмешником тоже страдание.

Тело медовое тает в погоне,
змеям на откуп вино лью в землю,
зашевелится все что прогонят,
цепь разорвавший мне дышит в темя…


* * *


Запах земли и воска,
не дозвониться в набат.
Все что есть – отголосок:
старый заброшенный сад.

Где-то в забытых записях,
адрес, где был твой дом,
голос сладкий на зависть,
только не вспомнить… кто?

Нож, колокольчик, монета.
Лета больше не будет.
Путая ниточку следа,
кто заблудился в людях?


* * *


Монахом-схимником дерево после пожара,
стоит и молится в пустоте
и вся вода больше не отражает,
ни этой боли, ни святости в черноте

и долетают только обрывки, словно,
вокруг оглохло все что слышать могло,
и истлевает молящийся скорбно,
и серый дым как душа из него…


* * *


Мы теряем людей из вида,
все чужое однажды станет твоим,
и душа растрепанной книгой
истлевая рождает дым.

Перебирая пальцами в темноте,
воображаемые клавиши:
эти не те, и эти не те,
чтобы мелодия стала тающей,

таящей спокойствие и простоту,
разучившей совсем тревожиться,
словно кто-то узнал судьбу,
но не станет впредь осторожней


* * *


Бытовая деталь чужой мифологии:
пересказ пересказа и так без конца.
Отдавать нужно все, растворяясь во многом,
не боясь потерять лица.

Голос смолкнет, дан ли он мне?
Молчаливая вещь среди сотен таких же,
на дрейфующем корабле,
в трех местах проколовшем днище.

Не любимое создание Господа,
затрепещет под чьей-то рукой,
и свет солнца цвета тёплого воска,
разольется над его головой


* * *


Покланяйся ярко- жёлтым камням,
потеряй все что можно из вида.
И служи сам себе, словно храм:
твоё тело, алтарь-обида.

Керосиновой лампой коптит,
весь остаток света внутри,
треснет хрупкая, выльется мирт,
нежеланной твоей тоски.

Не впитает её песок
и вода не поможет смыть.
Мироздание мост - из гнилых досок,
а горящий обязан светить.


* * *


Бессмертие странная вещь,
я стала тем, чем ты перестал быть.
В топком бархате белых плеч,
вена вьется-тонкая нить.

Или это не вена, струна?
Чуть-чуть дернешь и выльется ток,
заливая, как светом луна,
стены, пол, окно, потолок.

Отражаться и отражать,
словно зеркало, словно стекло,
один вздох однажды поймать,
оборвать не так уж легко.

Если легкость твою перенять,
что останется вместо нее?
И воды почерневшая гладь
отражая тебя, обретает ли имя твое?


* * *


Рукописи не горят, они тлеют,
горой пожелтевших бумаг
и не склеить.
На зубах как песок скрипят,
лишь по ветру осталось развеять.
Научиться все забывать,
ни во что больше не верить,
ни чьей речи не прерывать,
а свою потерять, словно берег.


* * *


Вселенная Всетленная
город чудовище где.
Оставайся чужим и забвенным.
знать не хочу о тебе.

Тот, кто сожжет себя,
станет чуть позже всем.
Пепел и грязь бытия:
перворожденный тлен.

Перерождение – чушь,
если нельзя стать никем,
я разливаюсь как тушь
кто невозможен тот вожделен.


НЕНАВИСТНИК.


Кровь – раскаленное масло,
месиво моря скомкало отражение,
обнимающее как змея властно,
приносящее жгучее поражение,

воображение, рисует висельников,
всех непричастных, торгующих вздором.
Воспитай себе ненавистника,
взращивай пожар, будь ему словно хворост.

И пусть этот безнаказанно незаметный выползок
выразительно тебя ненавидит,
лишь петля удушьем из тела легкость вызволит
словно дым над костром возвысит…


* * *


Как эту тщетную боль мне выплакать?
сердцем собаки, которую бьют.
лужу луны до конца мне не вылакать.
Что променять на постылый уют?

В центре всего только пустяк:
красная нить белой не стала.
Мясом на черных бетонных костях
клетки домов, цепи вокзалов.

Хвост у кометы как божия плеть.
Кто и за что наказан?
Мне б искрой пороха захрипеть,
в вой заходясь каждою фразой.


* * *


Пустота жизни, заключённая
в звуке запавшей клавиши,
дешёвый линялый ситец местного неба.
Называя, что угодно – присваиваешь,
то, у чего отродясь имени не было.

Этот свет проживающий в каждом,
кривом проулке и уличном фонаре.
Тот же свет, оборвавшийся дважды,
в этой жизни так просто в тебе.

Разочарование похоже на предсмертный опыт,
словно впал в немилость там, где тебе самое место,
и твоё дыхание, укравший кто-то,
не заслуживает даже банальной мести.


* * *


Черно-белой, смеющейся по-вороньи,
вдруг запомнилась сама себе.
Наложением рук исцеляя агонии,
едкой сажей прикипевшую маску сдирая во сне

как зерно одичалое превратится в траву,
все бесплодное мертво заранее,
что до этого дня берегла, сомну,
бумагу с лживым посланием.

Черной влаги натянутое полотно,
чтобы новое платье сшить.
Знаю точно, рясой выйдет оно,
Мне в ней вороном вечно(нынче) кружить.


V.


Это последняя станция.
Грудь – простреленная виолончель,
не соблюдай дистанцию,
в пространстве где ты ничей.

Мне так легко проклинать возлюбленных,
круг покинут, волна словно сеть,
и пахнет железом, как кровью загубленных,
в городе, где так легко умереть.


* * *


В прокуренную и сырую ночь
выйти нравом, будто сродниться с нею,
мне равнодушия не превозмочь
я каменею.

Не заблуждайся, твоё "хочу",
не поводок, не цепь,
всеобжигающему лучу,
какая цель?

Танцуй изюминка - паук,
по тонкой ниточке из сна,
фальшивой властью чьих-то рук
не обречена...


* * *


Пустоглазые дома,
мир без света,
пережито как война,
как запреты.

Не почувствовать тепла,
в бледный вечер,
избегая как угля,
каждой встречи.

И любой другой мотив – смута,
храм, заброшенный души,
без уюта.
Каждая любовь всегда – форма власти,
белоснежные клыки в алой пасти.


* * *


Бездна часовых поясов:
время, предназначенное разделять.
Солнце возвращается на восток,
я познала морок, желание околдовать.

Это место крадет тебя полностью,
белую пену темной как море души.
В слишком синее чересчур небо
вонзаются лопасти
и мир, больше тебе не принадлежит.

Не пережить происходящее, запечатлеть,
нарушая его бездыханность,
и все пылающее станет тлеть,
И время отступит, а дым превратится в туманность.


* * *


Растерзанный – моя печаль,
желанье – признак пустоты,
объятьями не укачать
допервобытной немоты…

Снаружи зверь и пропасть пасть
и сладострастно нем завоеватель,
легка болезненно напасть,
неисцеляемых заклятий

тугие скользкие как шелк,
когда удавка невесома,
кто изнутри познает шторм
тот заскобит по неживому.

Безымянное.
Цвет неба за минуту до грозы,
отображает лишь изнеможение
существования поставленного на паузу.

Как подобрать звучанье подходящее для тишины?
Так, словно бы часы лишь отражение,
текущего напрасно и так праздно,
времени.

Ведь тишина - отсутствующий звук,
утраченный реальностью фрагмент,
как брак, проявленный на фото,

случайный отпечаток чьих-то рук,
несуществующий предмет,
безмолвная и неживая тень кого-то,
кто не имеет имени.


* * *


Город совсем без воздуха,
выхода к морю нет,
Вдоволь здесь всюду россыпью,
аплодисментов – фальшивых монет.

Зеркало разлито,
словно одна субстанция,
пчела-вампир жалит цветок
в самое сердце, выход, последняя станция.

Выдох. Пространство без сна,
где начинается день,
а от укуса саднит десна,
я потеряла тень.