Пустырем, буераком
Я иду сквозь года.
Я не буду "засраком"
И героем труда.

Не шустер и не ловок,
Я иду, дуралей,
Мимо стремных Рублевок
И огромных рублей.

Мимо старого мира,
Мимо новых знамен.
Хоть сейчас не до жира,
Мне футурум знаком.

Я осилю дорогу,
Хоть беснуются псы.
Я иду, слава Богу,
Не попутав рамсы.

Я иду, вдохновенно
Глядя по сторонам.
Слева – пьяная Вена,
Справа – злой Магадан.

Я иду, я на воле.
Я погиб и воскрес.
Слева – минное поле,
Справа – "Поле чудес".

Злиться, хныкать не буду.
Я шагаю вперед.
Много разного люду
Нынче рядом идет.

Христос-человечество – мама и папа –
Спасает меня от зубастых невзгод.
Хоть время меня хочет взять на арапа,
Мне все-таки здорово в жизни везет.

Христос-человечество – Настя, Наташа –
Меня бережет и голубит меня.
А чувства мои – не секреты Средмаша;
Я тоже люблю. Мне отрада – родня.

Христос-человечество – Юра и Нина,
Христос- человечество – Ольга, Олег…
И судьбы людские слились воедино,
И я не пропащий совсем человек.

Не верю в бесовские игры и схемы,
Не верю в осознанность злобных угроз.
Христос-человечество… Кто это? Все мы,
Когда в нас живет – хоть отчасти! – Христос.

Я чувствовал это с младенчества
И знаю теперь, повзрослев:
За Веру, Царя и Отечество
Я должен сражаться, как лев.

Я должен сражаться, не ведая
Сомнений, Всевышним храним.
Пусть плоть у меня и не вечная,
Но вечны и Питер, и Крым…

Пусть жизнь – это вспышка, мгновение,
Незыблемых много твердынь.
И русское мировоззрение
Не может исчезнуть. Аминь.

Так будет после, было до –
Роль режиссер дает артисткам.
Речь Тихановской-Гуайдо
Звучит понятней на английском.

И нескончаем день сурка,
И брат глядит врагом заклятым.
А в бабочку прибор ЧК
Вмонтирован нобелиатом.

Поговорим через века,
Когда утихнут наши распри,
На побережье Судака,
В советской, но богатой Гаспре.

Порежем хлеб и сыр Дор блю,
Горилки выпьем или чаю.
И я скажу тебе: "Люблю!"
А ты ответишь мне: "Кохаю!"

Я живу, как лузер и как голь,
Не воспринимаю жизнь как няню.
Просто заговариваю боль
Тем, что потихоньку графоманю.

Я живу, эпоху не кляня,
Как судьба, шутя, предначертала.
Не похвалит в "Знамени" меня
За мои книжонки Ольга Балла.

Знаю, что талантик мой смешной,
Только не считаю это драмой.
Ведь когда любимая со мной,
Все равно я самый-самый-самый.

Самый сильный, все мне по плечу,
Шелестящий, точно Симба, гривой.
Самый окрыленный, я лечу,
Самый вдохновенный и счастливый.

Хорошо, что я живу на воле.
Плохо, что нерадостен настрой.
Господи, избавь меня от боли,
Я же не железный, не герой.

Не хочу ни славы, ни love story,
О богатстве тоже не молю.
Господи, спаси меня от хвори,
Что на плоть набросилась мою.

А еще мечтаю – чтобы в мире
Правила бы лира, как эмир.
Не мочили б никого в сортире,
Все же не для этого сортир.

А еще о дочке, о внучатах,
О родных прошу Тебя, Господь.
А еще – чтоб наглых, бесноватых
Фюреров сумел ты побороть.

Казалось бы – триумф, казалось бы – успех.
Но есть такой успех, что хуже, чем напасти.
Ни слова похвалы я не найду для тех,
Кто прикарманил власть и одурел от власти.

Казалось бы – провал, казалось бы – привал.
Но, думаю, привал мне пособит в дороге.
…Покуда я дышу, покуда не пропал, –
Не буду унывать и подводить итоги.

Превратились года в головешки
Очень быстро. Видать, селяви.
На какой-то малюсенькой флешке
Уместились мыслишки мои.

Подождите, ведь я еще мальчик,
Я еще в непорочной поре.
Я гоняю резиновый мячик
На кусковском родном пустыре.

Подождите, ведь мы еще с братом
Не достроили плот и вигвам.
И скворечник веселым пернатым
Смастерить было б здорово нам.

Время млеет от собственной прыти,
Предъявляя немереный счет...
Подождите, прошу, подождите!
Подождите! Но время не ждет.

Опять трындит бесова сила,
Пытаясь обдурить меня,
Что некрасивое красиво,
А совершенное – мазня.

Опять медийная орава,
Не останавливаясь, врет:
– Волшебный эликсир – отрава,
Отрава – васильковый мед.

…Сентябрь. Повален ураганом
Ряд обессиленных дерев.
И будущее уркаганом
Мне смотрит в зенки, озверев.

Сентябрь к ветрам рыскучим чуток,
Сентябрь не любит ранних вьюг.
И SOS в глазах озябших уток
Кричит: "Давно пора на юг!"

Кто хочет – улетит далече.
А кто не хочет – будет тут,
На косогорах русской речи,
Торить непройденный маршрут.

Не хватает вешнего тепла.
Многовато сумасшедшей спешки.
Шастают по городу тела,
В головах – компьютеры и флешки.

Не хватает солнечных чудес.
Многовато типажей, которым
Дарований дадено в обрез,
А напора, спеси – с перебором.

Все нужны, конечно. Все важны.
А моя немаловажная задача –
Дотянуть до радужной весны,
В жизни ничего не напортача.

Я лучше помолчу. А говорить о Боге…
Я не апостол Петр, никто и не просил.
Я лучше помолчу. И на чужие блоги
Комменты сочинять – нет времени и сил.

Я лучше помолчу, с меня и взятки гладки.
Я лучше полечу – туда, за облака.
Я лучше посажу лук и чеснок на грядке.
Я лучше погляжу, как движется река.

Река течет туда, куда необходимо.
А человек идет навстречу палачу.
Я видел этот мир – от Крыма и до Рима.
Мне есть что рассказать. Но лучше помолчу.

Пусть говорит другой. И этот спич постылым
Не буду называть, не зареву навзрыд.
Пусть говорит другой, ни ухом и ни рылом
Не знающий о том, о чем он говорит.

Пусть говорит другой, счастливый от соблазна
О том о сем трындеть, не зная ни аза.
Я лучше помолчу, мне абсолютно ясно,
Что лучше говорят поступки и глаза.

Все навалилось разом:
И ум зашел за разум,

И с рельс сошли суставы,
Как старые составы.

Что делать… Так бывает:
Жизнь ранит, убивает.

Тут ничего такого,
Что б оказалось ново.

И сузился космос
До щелки зрачка.
И выслушал Хронос
Энигму сверчка.

И мудрости колос
Поднялся в тепле.
А мне выпал бонус
Пожить на земле.

Я пожил. Спасибо.
Мир этот не злой.
Я радуюсь, ибо
Сроднился с землей.

Приступы такие ревматизма,
Что не стыдно зарыдать навзрыд.
Я не доживу до коммунизма,
А капитализм меня схарчит.

Ежели твой век не слишком краток,
Значит, будет острым аки нож.
Ежели живешь шестой десяток,
Множество болячек наживешь.

Жизнь порой напоминает ад, но
Голосить бессмысленно в ночи:
"Мамочка, роди меня обратно!"
Ежели живой, то не ворчи.

Ежели живой, то будь доволен,
Не кряхти, как стародавний дед.
Из житейских самых страшных штолен
Выход все равно ведет на свет.

Раньше говорили гости,
Приходя домой ко мне.
А теперь больные кости
Что-то шепчут в тишине.

Нет просвета. Нет ответа,
Что не нравится костям.
Нет веселого атлета,
Кем когда-то был я сам.

Раньше говорили "здрасьте"
Мне по-свойски стар и млад.
А теперь одни напасти
Говорить со мной хотят.

Грустновато. На подмогу
Денег нет позвать врача.
Я пишу прошенье Богу,
Не особенно ворча.

Сам себе шепчу: "Не бедствуй,
Даже если много бед!.."
В канцелярии небесной,
Верю, мне дадут ответ.

Что было бетоном, то стало трухой.
Что было барьерами – стало мостами.
И самый хороший и самый плохой
Довольно легко поменялись местами.

Что делать? Лишь то, что не делать нельзя.
Лишь то, что велят делать Бог и таланты.
Спокойно, размеренно, не лебезя
Пред суетным миром,
                             лишенным константы.

А жизнь сегодня в дверь не ломится,
Да и в окно не хочет лезть.
Жизнь точно бывшая любовница,
Вершащая коварно месть.

Болячки. Боль. Все откровеннее
Ограничения – во всем.
Недоумение. Смирение.
Так и живем,

Давя в себе рефлексы рвотные,
Горя в невидимом огне.
Цветы, домашние животные
Сочувствуют, вздыхая, мне.

Но я уверен: все наладится
И рано объявлять отбой.
Я полечу, как шоколадница,
Над болью, над самим собой.