* * *

мимо окна проходил дядь коля
пока её били
мимо окна проходила симка
пока её били
мимо окна проходило утро
пока её били
утром больнее всего быть битым
когда она утром меня била
я знал – дом рухнул мне на лицо
мимо окна пролетала географичка
(видимо на свидание с историком)
а её всё били
и ребёнком её тоже били
и с ребёнком её тоже били
били её всегда
а я не мог пройти мимо
я разбил окно
чтобы её убить
мама звала меня – оленёнком.


* * *

Во сне к тебе приходит строчка,
и ты понимаешь, что это стишок.
Ты останавливаешь сон, даже если
в нём ты был очень счастлив. Ты
проговариваешь строчку, чтобы не
отдалиться от неё (а ты уже знаешь,
что спишь. стихи, написанные во сне,
умирают).
Эта строчка начинает прорывается.
Ты всегда знаешь, когда это случается.
Ты начинаешь слышать себя. Человек,
с которым ты лежишь, просыпается
от этой строчки. Ему становится
страшно. И когда ты понимаешь,
что спишь не один, к этой строчке
добавляешь "запиши".
Потом ты кричишь: "запишите".
Человек думает, что у тебя бред –
из-за высокой температуры. Когда ты
чувствуешь его руку на своём лице, ты
окончательно понимаешь, что он не
собирается ничего записывать. Тебе
хочется его бросить. Но не сейчас.
Сейчас ты продолжаешь проговаривать эту строчку,
не разрешая себе открывать глаза,
не слыша слов человека,
который скоро останется один,
потому что суёт тебе градусник
и спрашивает,
всё ли у тебя хорошо
(нет, у меня всё плохо,
потому что я сплю с идиотом).
Опустишь руку вниз, на пол,
где всегда лежит ручка.
Сбросишь колпачок
и под диктовку (не свою диктовку)
на своей ладони
быстро запишешь печатными буквами
эту строчку.
И после этого,
вместо темноты,
ты видишь солнечных зайчиков,
а потом сам становишься
солнечным зайчиком
и видишь темноту.
утром человек открывает глаза
и видит твою скукоженную ладонь
раскрывает её
читает:
Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ
НАПИСАТЬ
НИ ОДНОГО
СТИХОТВОРЕНИЯ
и на ноге
и на груди
и даже на бедре.
а тело – больше не горячее.


* * *

когда мы лежали на кладбище
нам постоянно включали шопена
и мы замолкали
когда всех укладывали
а сами они – уходили
мы говорили с новенькими
им тоже никогда не нравилась
вторая соната шопена


Коленька

как и все бессмертные
я состою из большого я и малого
малое – я зову коленькой
коленька как и все люди
любит
пюре с сосисками
запах своего геля для душа
чистое только что постеленное бельё
и когда ему говорят
что его любят – другие коленьки.
большое я никак не называется
(разве что чудовищем)
ему всё: отдай скажи возьми заткнись
ты не человек
ты не имеешь права
ты не имеешь права съесть
свои сосиски
ты не имеешь права спать
на своём только что постеленном белье
ты не имеешь права быть мужем
или женой
или отцом
когда я ложусь на постель
с чужим коленькой
(и хочу ему сказать
что буду лежать с ним вечно)
чудовище из моих же ушей
завывает:
ты вечный сын
большого бога.
когда я возьму скажу отдам заткнусь
оно выбросит моего коленьку
и не накормит его пюре с сосисками
если бы можно было отказаться от бессмертия
ради хруста только что постеленного белья
запаха любимого геля для душа
горячего пюре с большими сосисками
да чудовище ошпарило мне язык
и мы молчим
а оно кричит из моих ушей:
заткнись возьми скажи отдай
и не думай о коленьках
бога зовут не коленька.


* * *

семь лет назад
на четвёртом курсе
её звали ириной викторовной
она вела социальную антропологию
когда она умерла
она пахла как я


* * *

а потом мне приснилась учительница географии
ирина александровна
она вылечила туберкулёз
перестала задыхаться
попросила молиться за неё
а я ей говорю
я больше не верю в бога
и не хожу в церковь
я выросла
а она у меня спрашивает
ты любишь кого-нибудь
я молчу
плачу
я целую фотографии
прихожу с цветами
выбрасываю засохшие
вырываю сорняки
люблю ли я
бог это тот кого ты любишь
говорит мне она
раз два три и уходит
господи
спаси и сохрани бога


* * *

я хотела убить человека
чтобы понять
маньяк я или нет
теперь поняла
я человек


* * *

а девочка моя не сорвалась с крючка
и всем я говорю:
"знакомая моя
далёкая знакомая моя,
кажется, Валентина
не выдержала мужа
не смогла
вот до чего он её довёл, изверг,
посмотрите"
– куда смотреть? – спрашивают
– на ёлку, куда же ещё
красиво же горит
ёлочка горит
а они кричат: "пожар! пожар!
девочка горит"
чокнулись совсем:
это не девочка,
это мальчик.


* * *

С человеком, которого любишь, ты расстанешься.
С человеком, которого ты тоже любишь, расстанешься.
И со всеми своими любовниками
Ты – расстанешься.
Друг от тебя уйдёт или ты уйдёшь от друга.
Потому что быть вместе столько лет – пытка.
Нужно что-то менять.
В конце концов он начнёт тебе завидовать.
И с тобой, жалким, мелким, колючим,
Останутся только твои тексты.
Они имеют право тоже быть жалкими, такими же мелкими,
Более колючими. (Или менее колючими.)
И ради этих текстов (и себя заодно) у тебя хватит отчаяния
Найти своего Бога и отдать ему свою жалкость,
мелкость и колючесть.
(Я не верю в Дьявола, я верю только в Бога.)
И тогда ты вылечишь свой сколиоз – распрямишься,
Вылечишь печень – кожа перестанет быть жёлтой,
Вылечишь кишечник – из тебя перестанут сыпаться хлопья.
И ты сам станешь Богом – земным Богом,
И тебе поклонятся все любовники,
Даже те, которые ещё не знают, кого они любят:
мальчиков или девочек.
К тебе вернутся люди, которым ты надоел.
Они придут на коленях, они будут держать в руках твои тексты
И плакать, и показывать тебе свои подчёркивания.
И будут с закрытыми глазами читать их от начала до конца,
Как молитву.
К тебе вернутся родители, которые не сумели тебя долюбить.
И они будут просить о пощаде,
Потому что ты – их Бог.
Они надеялись больше никогда тебя не увидеть.
К тебе вернутся твои учителя, которые говорили, что у тебя нет таланта.
Они больше не смогут ничего сказать, потому что их ослепит
Свечение твоей гениальности.
Они будут только жмуриться и мычать.
(Раньше мне казалось, что гений – это салют.
Потом я кричала, когда люди фотографировали салют,
Они не жмурились и улыбались.
Нужно вставать на колени и плакать –
вот этим они и займутся.)
Когда все они соберутся возле тебя,
Ты должен будешь каждого взять за руку,
Вывести в центр, на твоё священное место,
Открыть им глаза, держать их
за ресницы, чтобы они не закрылись,
И плюнуть в них. В каждый по три раза.
А потом, когда закончится слюна (и люди тоже закончатся),
Прийти к своему единственному Богу,
Взять нож, порезать свои ноги, чтобы текла кровь,
Насыпать соль и стать перед ним на колени,
Закрыть глаза и прошептать:
"Спаси и сохрани меня, Господи,
подай мне ещё один – текст".