Родилась в Павлищевом Бору,
Не скажу, однако, где умру,
Потому что смерти нет своей,
Сколько бы ни думалось о ней.

Прожила, как многие, учась
В школе, институте, ну, а часть
Прогуляла, думая, что впрок
Мне не обязателен урок.

Как же! Наверстать пришлось потом
С синяками и с большим трудом,
Но не без пробелов всё равно.
Надо постигать, когда дано.

Жизнь всегда нюансами полна,
Хоть и говорится, что – одна.
У меня на каждом вираже
Меты появлялись на душе.

Время – сласть с горчинкою калин,
Потому что: где – болезнь, где – сплин,
Где – подкоп, где – ветреность, где – ложь…
Человек, ну, что с него возьмёшь?!

Плюс – своё несовершенство… Жаль!
Я трудами многими печаль
Изводила, как и цепь обид.
От разлук лишь до сих пор знобит.

Но приходишь на работу и
Ощущаешь: все кругом свои!
Я – библиотекарь, книгоман,
В бесконечный вписанный роман.

И сама я говорю порой
В рифму, чтобы слышал мой герой,
Наполняя мне глаза весной –
До весны, зимою расписной.

Жизнью, значит, где – любви замес…
За опору и за интерес,
За всё то, что мне ещё к лицу,
Благодарность вечная Творцу!

Жизнь начиналась с дикарства, с наскальных царапок,
С несовершенства, чудовищно узкого лба,
Где всё – до Бога, подобия высшего, абы
Как… И звериная, в хитрых блужданьях, тропа.
Выведет ли? И куда? Ни души, ни молитвы…
Значит,  - и ни вечной жизни, ни прочих надежд!
Что же отстаивать, коли затеются битвы,
Если не творчество с крестным путём - из невежд?

Свет превращается в окнах в сиреневый, синий,
Более тёмный, потом – в фиолетовый, гуще,
То есть, рождественский, чтоб на подрамнике иней
Стал неземным сразу …под телевизор поющий.
Из года в год, но ведь нет же – никак не приестся
Ни волшебство, что за кадром и в кадре момента,
Ни наступление будущего, ни фиеста,
Ни шлейф былого – сохранная памятью лента.
Объединяет одно всех – желание счастья,
Вера в него. А иначе – зачем переплески
Золота в длинных бокалах, старания, страсти
Под антрацитовый свет несгибаемый, веский?

Я улыбалась, как мадонна Литта
Примерно с девятнадцати годочков.
Об этом говорили мне на ЛИТО,
В такси, музеях, посвящённых строчках…
И до сих пор я улыбаюсь так же,
Поскольку греюсь женским назначеньем,
Живым участьем, замыслами, даже
Стеченьем обстоятельств – да, стеченьем…

Пусть зимы здесь захватывают треть,
Не отменить лирические вёсны!
По типу лиры изгибают сосны
Свои стволы и пробуют запеть.
Здесь физикам гитара – как родня,
А лирикам здесь физики – коллеги,
Любимые, друзья и обереги,
Не исключая, собственно, меня.

Шестую часть жизни мы прожили вместе
В любви и согласии с вихрем страстей,
Легко обходясь в отношеньях без жести –
С опорой на опыт и свежесть идей.
        Шестая часть суши с пути не сбивала,
Но крепостью дом наш бывал не вполне:
В него прибивало чужих для привала.
Семье не на пользу влиянья извне.
        Страдает и камерность, да и синхронность,
Единое целое терпит урон.
Но что же поделать?! По миру "корона"
Смертельная катится, метя на трон.
        И ясно, что ото всего невозможно
Спастись, пусть ты и бережливо несёшь,
Как чашу, своё… Но тут – обжиг, там – обжиг,
А где-то – лукавство, а где-то и ложь…
        И чувство шестое включает прожектор
В ответственный миг. Ослепить? Иль прозреть?
Скорей – обрести вновь потерянный вектор,
Дабы не терять направленья и впредь.
        Лишь с прошлым немыслимо договориться!
Что было, то было, спасибо ему,
Что нас – не убило; что мне, как Жар-птица,
Любовь наша снится: рассеять чтоб тьму.

Просто несколько строк, адресованных лично -
С ностальгическим креном и отблеском чувств –
Человеку, с которым уже утопично
Прожектировать что-то. И – не по плечу.
Пусть ему интересней не память, а слава.
Но куда деть тропинку от "вместе" до "врозь"?
Просто несколько строк, убегающих вправо
От того, что случилось, и что – не сбылось.

В нём множество противоречий,
Как в каждом, как в любом из нас.
Он взглядом лечит, но калечит
Неверным шагом в мутный час.

Он может то, что не желает
Себе, другому нанести.
На мне, как рана ножевая,
Его последнее "прости".

А это значит, если больно,
Мной не прощается никак.
Но я пытаюсь, я подпольно
Учу язык антиатак.

И, чтоб понять, себя на место
Его я ставлю, как во сне.
И я – не ангел, если честно,
Но это место не по мне.

Я говорю: - Любовь любовью,
Но легче посмотреть вослед,
Чем опытами над собою
Зло заниматься. Нет и нет!

Можно жить рядом, но отдельно,
Словно на экране немного;
Изъясняться сонно, метельно,
Как бы через тюль, и дорогу
Не переходить почему-то.
Это значило бы однажды
Перещёлкнуть скорость, но круто –
Лишь беда способна да жажда.

Всё, ничего невозможно – жизнь пролетела!
Что же ты медлил? Зачем сейчас спохватился?
Сильно другими твоё пропиталось тело,
Смазался вкус, но осталась свобода пирса.
Ветер со всех сторон, он один нынче кстати:
И промывает мозги, и готовит к лёту.
Я – ни при чём, нам в одной не тонуть кровати,
Чайками не гоношиться, садясь на воду.
Но согласись, ты прохлопал меня, цепляясь
За первых встречных, вторых, десятых – случайных.
Так и лети дальше мимо, журавль мой, аист,
Не разрывая мне сердца мольбой, как чайка.

Я фонариком светила из окошка в день любви.
Месяц лодочкою мило плыл из Риги в Тель-Авив:
Над леском моим оленьим, ибо ветви, как рога;
Над домами с отопленьем – выше друга и врага.

Плыл, не зная про беспечность и не думая про власть,
Предъявляя бесконечность мирозданья, не таясь;
Отвечая так на лучик мой, любой.., на дым в трубе…
Разве что-то может лучше быть?! – внушала я себе.

Месяц двигался под триста обозримых милей в час.
У него имелась пристань, как у каждого из нас.
Потому он направленья не менял, - то бишь, судьбы.
И трясли рога оленьи вслед осины и дубы.

Мир сиял от звёздной пыли. Каждый дом протёр очки.
И, казалось, всюду были только души-светлячки.

Ничего страшнее маршей и скандирований дружных
Быть не может. Позабыли? Проходили этот ужас
Не однажды! Сколько можно – мимо окон,
                                                        что лучатся?! –
Убивая заповедность с правом собственного
                                                        счастья…

При измене имеет право уйти муж,
А не его ребро – не оно решает;
Другое дело: простить-не простить и струж-
Ки снимать-не снимать (разборка большая).

Но говорят: - Гордыня (по-моему, всё ж –
Женская гордость) требует расставанья,
Всаживая отношениям в сердце нож.
А что ж – глава, распластанный на диване?!

Тот, что обязан разумно всё разрешить,
Сберечь и загладить, и слово дать точно?!
Он, что, устранился, отпал, погиб во лжи?
Выходит, - матриархат и многоточье…

Будущее… раз – и промелькнёт
Сном напряжённым, опаской женской…
Чтоб не убиваться наперёд,
Заручаюсь мыслью вселенской.

Если я чего-то не могу,
То это будет делать другая:
И сдерживать коня на бегу,
И бабочкою пленять, мигая…

У меня самоотводов нет
(Чтоб кое-кому иметь понятье),
А, значит, - самый вкусный обед
И самые пылкие объятья.

Я читаю стихи наизусть
И хохочу над тем, что - комично.
Я без дублёрш легко обхожусь,
Как и без того, что – не логично.

Новые роли – тоже по мне,
Ведь творчество всегда интересно.
Поскольку я справляюсь вполне,
Это – моё законное место.

О, нет, не Шапокляк она, Людмила, -
Незаурядность, коей быть смешной
Почти легко, подтрунивая мило
И над собой, и над любой иной.

Под шляпкой, брошью, крУжевом, мехами –
В укрытии столь женственном, что – ой! –
Её достать возможно лишь стихами,
Душою клавиш, честностью сквозной.

Она – пример, как с серостью бороться,
Банальностью, усталостью своей.
Ей – девять лет, поймавшей в луже солнце
И зарядившейся на дальность дней.

К чему она готова, всё узнавши?
К любви! А остальное – звать никак!
Пусть время – ночь, особо это, наше…
Но есть смысл жить, что точно – не пустяк.

И каблучки, которые – непрОчны,
Отстукивают дробь как право на
Всеобщий воздух, самобытность, почерк…
А всяким обзывалкам – грош цена!

Ты, как февраль, - такой же непоседа:
Весне навстречу выскочить готов.
И впрямь не усидишь, когда от света
И удивленья вспархивает бровь!
Ещё снега взбиваются, как пенка,
Но мысли формируются в стихи,
Ведь через миг начнётся пересменка
Сезонов и космических стихий.
Ты – в этом вихре, где полно фантастов,
Учёных, звездочётов и бродяг…
К лицу февральским - вспышки и контрасты,
Неугомонность. Сердце – это Бах.
Прибавив к сумме (денег, лет – неважно)
Ещё год жизни, глупо унывать.
Плюс это плюс: не больно и не страшно,
И даже больше – повод пировать!

Не доставай чернил, дабы не плакать,
К тому ж их осушил прошедший век…
Ткни лучше пальцем в адрес, что собака
Бессонно стережёт – вход не для всех.
       Но для тебя всегда открыты двери,
И закипает на плите обед.
Пароль излишен, если на доверье
Построено общенье. Скажешь, нет?
        Ну, а куда мы денем годы, нами,
Замешенные круто? Упраздним?
Но разве нам не дорог их гекзаметр?
Да, Боже мой, мы нераздельны с ним!
      Не смейся, мы уже – однополчане:
После всего, что пройдено, дружок!
Спасибо, что меня через печали
Переводила, дула на ожог…
        И превосходство возводила в степень,
Чтоб мне не дать пасть духом и пропасть.
И мой обидчик делался нелепей,
Ничтожней, надо мной теряя власть.
         Я не скажу, что ты сильна, однако –
Мудра по-женски, по-мужски умна.
Поэтому и незачем нам плакать,
Хоть – и февраль… Но в трёх шагах – весна!

Зима будет длиться ещё и в апреле.
Такое количество снега и вешним
Пронзительным солнцем не сжечь. Еле-еле
Земля управляется с месивом снежным.

Жизнь не обрывается; на промежуток
Не сходит, являясь вполне полноценной
Зимой – так зимой! И морозит без шуток:
Ночами под тридцать с Луною прицельной!

Зато в холода обнимашки уместней,
Слова горячей, упредительней жесты,
И тянет на подвиги после сиесты.
Блаженство, оно и в России – блаженство!

Посмотришь в окно – меж тропических веток
Мороза узришь несогбенность момента,
И глупость не ляпнешь: зима хуже лета…
Как можно?! Ведь жизнь – непрерывная лента.

На белом – отчётливей кто-то спешащий…
С визитом? С депешей? С живыми цветами?
Чем дальше – тем тоньше, желаннее, слаще,
Морозом отточеннее и летами…

Чему научились-то мы за последние годы?
Пусть странно, под волчий пронзительный вой непогоды
Жить врозь, друг без друга, вселенской любовью спасаясь
К таким же, как мы, может быть, - толстокожим на зависть.
Не всем же дано свой пример выставлять на подмогу!
Известно, всё чаще нечётность выходит к итогу.
И мне, на твоём на плече засыпающей прежде,
Сдаваться нельзя, чтоб и прочим пробиться к надежде.

Не улыбайся мне формально,
Как этим, тем, и всем подряд;
Лишь – адресно  и …гениально
Ко мне примеривая взгляд.
Буквально, как при первой встрече
Ты вёл себя, слегка смущён,
Улыбкой зажигая нечто,
Непостижимое ещё.

Среди смен погод, озвучки сорок
И терпких наливок рябины
Бессмертие нужно только на срок
Бессмертия наших любимых.
А ради чего - не нас же самих?! –
Задумаешься и ответишь.
Поэтому всех и уносит вихрь,
Ковёр-самолёт, пламень, ветер…
Г. Обнинск, Калужская область.