«СТАРЫЕ КАРАСИ»
Свершилось чудо: главный редактор толстого литературного журнала «Старые караси» Жорж Одуванчиков дожил до преклонных лет и благополучно покинул годами удерживаемый вожделенный пост. Поскольку человек он был по природе деятельный, энергичный, не мог совсем сидеть без дела, то решил остаться в редакции и устроился в ней курьером — курьером, собственно, он и начинал свой славный трудовой путь.
На место Одуванчикова назначили его заклятую врагиню поэтессу Серафиму Задорожную, которая раньше неоднократно публично критиковала Жоржа за то, что он в журнале, издающемся за деньги Федерального агентства по лжи и массовым инсинуациям, печатает преимущественно себя, свою жену и узкий круг своих друзей и подруг, а также членов редколлегии. Да, это так и было. Фактически журнал выходил за деньги налогоплательщиков, а печатался там Жорж и его свита.
Но не долго музыка играла… Не все коту масленица. Жорж Одуванчиков опять стал курьером, кем был много лет назад. Смиренно развозил почту и в дела новой редколлегии старался не вникать.
Серафима Задорожная оказалась, как водится, ничуть не лучше предшественника — стала печатать в каждом номере себя и своих молодых любовников. А всех авторов Одуванчикова перестала замечать. Будто бы их и не было.
А Федеральное агентство по лжи и массовым инсинуациям по-прежнему финансировало вечно молодых «Старых карасей».
Постоянный автор журнала, популярный русский поэт, имеющий монгольские корни и живущий в США, Батмунх Кинжалов, срочно прилетел из Нью-Йорка, где он страдал без России последние тридцать лет, и начал рассказывать Задорожной, насколько он, Батмунх, велик, что он видел Бродского, что он знамя «Старых карасей», что нельзя ущемлять в правах национальные меньшинства и т. д.
— Ты вот что, — резко сказала Задорожная. — Брось ерунду болтать-то, лапшу мне на уши вешать. Женись на мне, тогда и погорим. Иначе — не напечатаю. Ни строчки. И слава твоя увянет, как фиалка моей страсти. И премии «Пиит» тебе тогда не видать, как Путину — рая.
Сообразительный Батмунх (в прошлом боксер!) не раздумывал ни секунды:
— А я согласен! Я давно в вас влюблен. С женой разведусь. Вы знаете, я всегда вас любил как прекрасную молодую женщину и талантливого поэта. Поехали со мной в Нью-Йорк, я вам покажу наш милый городишко. Только печатайте меня, только печатайте!
…Другой бывший постоянный автор «Старых карасей», великий русский поэт Самуил Скушнер хотел было написать оду новому главному редактору, но потом вспомнил, что лучше все-таки писать оды первым лицам в государстве (на худой конец в городе) и написал пасквиль на Задорожную, какая, мол, она мерзавка и графоманка.
В общем, все шло, как обычно. Задорожная печатала себя и любовников, Одуванчиков работал курьером, с ним перестали общаться его былые апологеты и как-то презрительно смотрели на него. Между тем, Жорж стал много писать. И даже иногда совсем неплохо. Он собрал маленькую книжечку стихов и принес их своему давнему издателю Александру Разверзину.
— Вот, Саш, написалось что-то новое, посмотри… Может быть, это тоже стихи? Мне, конечно, все равно, но вдруг они тебе понравятся?
— Стихи не удались, — быстро пролистав рукопись, сурово ответил Разверзин. — Можно сказать, они полное говно. Так писать нельзя. Мы же в двадцать первом веке, а не в девятнадцатом.
— Но ведь раньше-то ты меня печатал. Хвалил…
Разверзин рассмеялся.
— А вы что, совсем чудак? Или притворяетесь?
Жорж вытер рукавом скупую мужскую слезу.
…Правление Задорожной длилось долго. Почти 35 лет. А потом «Старые караси» окончательно обанкротились, их перестали покупать, тираж сократился сначала до ста экземпляров, а потом и вовсе до 16 — для обязательной рассылки в Книжную палату.
…Все это было очень давно. А, может быть, и не было вовсе.
Но не долго музыка играла… Не все коту масленица. Жорж Одуванчиков опять стал курьером, кем был много лет назад. Смиренно развозил почту и в дела новой редколлегии старался не вникать.
Серафима Задорожная оказалась, как водится, ничуть не лучше предшественника — стала печатать в каждом номере себя и своих молодых любовников. А всех авторов Одуванчикова перестала замечать. Будто бы их и не было.
А Федеральное агентство по лжи и массовым инсинуациям по-прежнему финансировало вечно молодых «Старых карасей».
Постоянный автор журнала, популярный русский поэт, имеющий монгольские корни и живущий в США, Батмунх Кинжалов, срочно прилетел из Нью-Йорка, где он страдал без России последние тридцать лет, и начал рассказывать Задорожной, насколько он, Батмунх, велик, что он видел Бродского, что он знамя «Старых карасей», что нельзя ущемлять в правах национальные меньшинства и т. д.
— Ты вот что, — резко сказала Задорожная. — Брось ерунду болтать-то, лапшу мне на уши вешать. Женись на мне, тогда и погорим. Иначе — не напечатаю. Ни строчки. И слава твоя увянет, как фиалка моей страсти. И премии «Пиит» тебе тогда не видать, как Путину — рая.
Сообразительный Батмунх (в прошлом боксер!) не раздумывал ни секунды:
— А я согласен! Я давно в вас влюблен. С женой разведусь. Вы знаете, я всегда вас любил как прекрасную молодую женщину и талантливого поэта. Поехали со мной в Нью-Йорк, я вам покажу наш милый городишко. Только печатайте меня, только печатайте!
…Другой бывший постоянный автор «Старых карасей», великий русский поэт Самуил Скушнер хотел было написать оду новому главному редактору, но потом вспомнил, что лучше все-таки писать оды первым лицам в государстве (на худой конец в городе) и написал пасквиль на Задорожную, какая, мол, она мерзавка и графоманка.
В общем, все шло, как обычно. Задорожная печатала себя и любовников, Одуванчиков работал курьером, с ним перестали общаться его былые апологеты и как-то презрительно смотрели на него. Между тем, Жорж стал много писать. И даже иногда совсем неплохо. Он собрал маленькую книжечку стихов и принес их своему давнему издателю Александру Разверзину.
— Вот, Саш, написалось что-то новое, посмотри… Может быть, это тоже стихи? Мне, конечно, все равно, но вдруг они тебе понравятся?
— Стихи не удались, — быстро пролистав рукопись, сурово ответил Разверзин. — Можно сказать, они полное говно. Так писать нельзя. Мы же в двадцать первом веке, а не в девятнадцатом.
— Но ведь раньше-то ты меня печатал. Хвалил…
Разверзин рассмеялся.
— А вы что, совсем чудак? Или притворяетесь?
Жорж вытер рукавом скупую мужскую слезу.
…Правление Задорожной длилось долго. Почти 35 лет. А потом «Старые караси» окончательно обанкротились, их перестали покупать, тираж сократился сначала до ста экземпляров, а потом и вовсе до 16 — для обязательной рассылки в Книжную палату.
…Все это было очень давно. А, может быть, и не было вовсе.
2017, 2020