САМОКАТОВ
С детства Володя Самокатов жил в агрессивной среде. И привык. Одноклассники — в советское (брежневское) время — его дразнили то татарином, то китайцем, а потом и вовсе жидом. Хотя, казалось бы, что общего между ними… Но ясно было одно: он другой, иной, не похожий на других человек, какой-то другой расы.
Старшего брата — Василия — родители заставляли заниматься музыкой, но он не проявлял никакого рвения. А Володька, наоборот, тянулся к музыке. Сам записался в музыкальный кружок при Доме пионеров и школьников. Там его научили нотной грамоте, он стал играть незатейливые мелодии — «Степь да степь кругом», «Варяг», «Во поле березонька стояла», потом перешел к более сложным сочинениям — «Славься» Глинки, «Лунная соната» Бетховена.
Музыканта из него не вышло. Но он полюбил русскую литературу. Днями напролет читал русскую классику — стихи и прозу. Даже сам пробовал сочинять, но стихи никому не показывал. Стеснялся.
У отца была огромная библиотека, но Володька все равно записался в районную библиотеку, перечитал все, что только можно. Учительница по литературе считала его лучшим учеником. Он, в самом деле, хорошо учился по гуманитарным дисциплинам. Не было ни одной четверки. А в университет он все-таки поступил на экономический факультет. Специальность — финансы и кредит. Страховое дело. Учился хорошо, но к литературе все равно тянулся, ходил в литературную студию, которую вел при кинотеатре «Авангард» писатель Юрий Поляковский. В 1990 году, когда только появился закон о свободном книгопечатании, создал малое предприятие. И — начал издавать книги. Это были золотые времена. Он тогда издал две книги, сразу же тиражом по 100 тысяч экземпляров, и заработал кучу денег, купил однушку в центре Москвы. Появились деньги — стал помогать родным и близким. Давал деньги родителям, бывшей жене, бывшей теще, оплачивал дочке учебу в частной московской школе.
В общем, так получилось, что сам денег никогда не видел. Все протекало между пальцев.
…Прошло 22 года. Книги уже не покупали. Народ прочно сидел в Интернете, реальные тиражи снизились до минимальных величин. Наступила новая эра. Электронная паутина задушила в своих кровавых объятьях хиленького старичка Гуттенберга.
Самокатов выживал за счет непрофессиональных авторов, которые хотели стать профессионалами. Они приходили к нему и заказывали книжечки — тиражом 100, 200, 300 экземпляров. Фактически из издателя Самокатов превратился в типографа. Он издавал тех, кто платил. Те книги, которые он издавал по собственному усмотрению, не продавались. А если и продавались, то, максимум, тиражом в 50-100 экземпляров.
Конкуренция на этом самиздатовском рынке была огромная. Подобные конторы из Германии, Израиля и других стран радостно обслуживали русский самодеятельный литературный рынок. Разбогатеть здесь было нельзя, но как-то прокормиться было можно.
Самокатов все время придумывал для своих авторов различные приманки — литературные премии, публикации в журналах, фестивали и т. п.
И самое главное — он любил своих авторов. Общался с ними, выслушивал их, точно заправский психотерапевт, говорил им, что они талантливы и даже гениальны. То есть врал, или — с другой стороны — поддерживал морально.
Богатства он так и не нажил, жил по-прежнему в своей однушке в центре, но обеспечивал мать персональным транспортом — она болела и сама уже — без помощи — не могла передвигаться. Помогал отцу, провел ему на даче водопровод, поставил водогрейный котел, закупал дрова, давал небольшие деньги. Смысл жизни он видел в том, чтобы помогать тем, кто рядом. И, прежде всего, — своим ближним.
Государственная система управления работала, как могла. Чиновники брали взятки, народ пил, частная инициатива никак не поощрялась. Кто выжил, тот и выжил. Упал с ветки — тебя едят. Джунгли. Потомки крепостных и тотального советского ГУЛАГа особенной инициативы не проявляли. В их генной памяти был жесточайших страх.
…Однажды к Самокатову пришел на работу его старинный знакомый Игорь Кераминов (когда-то они вместе ходили в лито «Авангард») и спросил: «Володя, а зачем ты это все делаешь? Зачем издаешь книги?»
«Затем, — ответил Самокатов, — делаю и делаю. Видимо, так на роду написано».
«Понятно», — согласился Кераминов. И больше они о работе не говорили. Говорили о чем-то другом.
Музыканта из него не вышло. Но он полюбил русскую литературу. Днями напролет читал русскую классику — стихи и прозу. Даже сам пробовал сочинять, но стихи никому не показывал. Стеснялся.
У отца была огромная библиотека, но Володька все равно записался в районную библиотеку, перечитал все, что только можно. Учительница по литературе считала его лучшим учеником. Он, в самом деле, хорошо учился по гуманитарным дисциплинам. Не было ни одной четверки. А в университет он все-таки поступил на экономический факультет. Специальность — финансы и кредит. Страховое дело. Учился хорошо, но к литературе все равно тянулся, ходил в литературную студию, которую вел при кинотеатре «Авангард» писатель Юрий Поляковский. В 1990 году, когда только появился закон о свободном книгопечатании, создал малое предприятие. И — начал издавать книги. Это были золотые времена. Он тогда издал две книги, сразу же тиражом по 100 тысяч экземпляров, и заработал кучу денег, купил однушку в центре Москвы. Появились деньги — стал помогать родным и близким. Давал деньги родителям, бывшей жене, бывшей теще, оплачивал дочке учебу в частной московской школе.
В общем, так получилось, что сам денег никогда не видел. Все протекало между пальцев.
…Прошло 22 года. Книги уже не покупали. Народ прочно сидел в Интернете, реальные тиражи снизились до минимальных величин. Наступила новая эра. Электронная паутина задушила в своих кровавых объятьях хиленького старичка Гуттенберга.
Самокатов выживал за счет непрофессиональных авторов, которые хотели стать профессионалами. Они приходили к нему и заказывали книжечки — тиражом 100, 200, 300 экземпляров. Фактически из издателя Самокатов превратился в типографа. Он издавал тех, кто платил. Те книги, которые он издавал по собственному усмотрению, не продавались. А если и продавались, то, максимум, тиражом в 50-100 экземпляров.
Конкуренция на этом самиздатовском рынке была огромная. Подобные конторы из Германии, Израиля и других стран радостно обслуживали русский самодеятельный литературный рынок. Разбогатеть здесь было нельзя, но как-то прокормиться было можно.
Самокатов все время придумывал для своих авторов различные приманки — литературные премии, публикации в журналах, фестивали и т. п.
И самое главное — он любил своих авторов. Общался с ними, выслушивал их, точно заправский психотерапевт, говорил им, что они талантливы и даже гениальны. То есть врал, или — с другой стороны — поддерживал морально.
Богатства он так и не нажил, жил по-прежнему в своей однушке в центре, но обеспечивал мать персональным транспортом — она болела и сама уже — без помощи — не могла передвигаться. Помогал отцу, провел ему на даче водопровод, поставил водогрейный котел, закупал дрова, давал небольшие деньги. Смысл жизни он видел в том, чтобы помогать тем, кто рядом. И, прежде всего, — своим ближним.
Государственная система управления работала, как могла. Чиновники брали взятки, народ пил, частная инициатива никак не поощрялась. Кто выжил, тот и выжил. Упал с ветки — тебя едят. Джунгли. Потомки крепостных и тотального советского ГУЛАГа особенной инициативы не проявляли. В их генной памяти был жесточайших страх.
…Однажды к Самокатову пришел на работу его старинный знакомый Игорь Кераминов (когда-то они вместе ходили в лито «Авангард») и спросил: «Володя, а зачем ты это все делаешь? Зачем издаешь книги?»
«Затем, — ответил Самокатов, — делаю и делаю. Видимо, так на роду написано».
«Понятно», — согласился Кераминов. И больше они о работе не говорили. Говорили о чем-то другом.
2012, 2020