* * *

От досады ль на беду
Лени
Всё рисую на снегу
Тени.
Не судите вы меня
Строго.
Колокольчики звенят
У порога.
От досады на беду
Киснуть.
В этом маленьком саду
Свистнуть.
Прилетят иль приползут,
Что мне.
Это тени прошлых утр,
Вспомню.
В окнах синюю герань,
Астры.
Не сегодня, не вчера
Здравствуй!
На мосту зажгу свечу,
Вспомню.
"Где-то тонут", – закричу,
Тонут.
Растасую на снегу
Карты.
Растоскуюсь на лугу
Марта.
Ничего, ничто не жаль
Мукой.
Ах, февраль, ты мой февраль
Глупый!
Снится в донышке земли
Прорезь.
Где-то, где-то журавли.
Поезд
Простучит и пропоёт где-то,
И короткое моё лето.


* * *

Ты помнишь, помнишь, помнишь Хокусай?
Я никогда у Фудзи не был.
И ты меня держи и не пускай,
Я растворюсь у той Горы и Неба.
И не спасёт меня ничто и ты!
Молясь, молясь, не зная, где я ныне.
Я растворюсь в пространстве красоты,
Которому забуду даже имя.


* * *

Готовится некая, некая данность,
И миру под это готова печать,
И некая мёртвая благодарность,
Где только молчать и молчать, и молчать.
А нам в тарантасе, как в прошлом балакать
О разном, о чём и о том, о другом,
А после, а после заплакать, заплакать,
Увидев звезду за соседним углом.
И в брошенном доме, без крыши, без окон
И где лишь осталось одно, лишь одно,
Стоять одиноко намокнув, размокнув,
И нет ничего, никого, никого.


* * *

Ах, февраль, мой февраль, он как будто печален,
Он с капелями спорил и говорил,
Поводил, поводил он с досады плечами,
И поглаживал льдинку у старых перил.
Ах, февраль, будет день и красив, и украшен,
Как на празднике светлых, забытых смотрин,
И заплачет зима от тревоги той нашей
Среди солнца и блеска умытых витрин.
И февраль, мой февраль, он в сиянье веселья,
И в размахе откинутых с радостью парт.
И стоит на дворе, улыбаясь с похмелья,
И стоит на дворе наступающий март.


* * *

От печали, разлуки, печали,
Уходил не касаясь, бочком,
Иногда поводил лишь плечами
Простаком, простачком, дурачком.
Но какие-то странные мысли,
И молчу, и молчу, и молчу.
Одуванчики на коромысле
Подарить, подарить всё хочу.
А сугробы, и зимы, и зимы
Не хочу, а бреду и бреду…
И однажды пришёл я незримый,
На коленях стою, пропаду.
Удивителен, робок и светел,
И тот самый, тот прежний покой.
Я незрим и совсем незаметен,
Но машу и машу всё рукой.
Только ты, и какой-то вдруг шорох,
Удивительный шорох и звон,
Коромысло и солнечный ворох,
Одуванчиков летний поклон.


* * *

Иди в снега, пока над нами зимы,
Кричи в ночи, пока не спят они,
Зови, взывай к любимым и незримым:
"Или, Или! Лама савахвани!"
Иди в снега, пока над нами зимы,
И далеко до вёсен и лучей,
И в тех снегах любимый и незримый
И спит и улыбается ручей.
Иди в снега, пока над нами свечи,
Иди сквозь ночь, пока не спят они.
И к нам придут спасительные речи
И неизбывность светлой тишины.


* * *

Возникает едва эта магия звука,
Возникают едва и плывут, и плывут.
Из какой из печали или разлуки,
И о чём возвещают или зовут.
И деревья услышат и тихо нависнут,
Им понять не понять, отчего загрустят
И придут к ним, придут их усталые мысли,
И придут к ним снега и о чём известят?
Бесконечная Русь! Отчего ты печальна?
Твои избы заброшены и города.
И горит, и горит над тобой не случайно
Надо мной и над нами и плачет звезда.


* * *

Идти, идти в приснившийся туман.
Из одуванчиков вино нести на коромысле.
На облаках и где забытый храм
Припрятаны и замыслы и смыслы.
Как рассказать волшебное вино?
Как рассказать божественные мысли?
Они давно, они давно, давно
На одуванчики росинками нависли.
Уже апрель, уже апрель, апрель.
Уже давно распахнутые окна,
И капает, и капает капель,
А небеса сияют, не намокнув.
Шмель прилетит, как представитель Рая,
Он прожужжит, присматривая данность.
И кажется, она совсем другая,
Но у него от Бога благодарность.


* * *

И тихие молитвы над домами.
И над домами ранние дымы.
И эта ночь благословенна снами,
И в этих снах благословенны мы.
И в этом сне увидеть "ради Бога"
Знакомую, знакомую траву,
Примятую у самого порога,
И прошептать: "Ау, ау, ау".
А утром небо будто невзначай
Забудет улыбнуться спозаранок,
И ты ему прошепчешь: "Выручай.
Я твой, я твой из давнего подранок".
Наставь меня и разведи беду,
Не дай мне заблудиться за тропою.
И я приду, и я приду, приду,
Я возвращусь усталый за покоем.


* * *

И снова мы не защитили,
Кто верил нам, и не спасли.
И снова мы как простофили,
И снова "Господи прости".
Они нас тихо обожали,
Они старались нам помочь,
С утра бежали и бежали,
И если только уж невмочь.
Они смотрели сокрушённо,
И извиняясь будто нам,
Они, они почти смущённо
Нас развозили по домам.
И поутру, и в ночь, намокнув,
Где ты усталый и родной,
Как матери смотрели в окна
И развозили нас домой.


* * *

Я не пропал, я рядом, рядом.
И помолчу, и помолчу.
Под звёздами, под листопадом
Зажгу осеннюю свечу.
И эта часть моей награды,
И эта часть моей судьбы
Под этим жёлтым листопадом,
Под этим таинством звезды.
И шорох будто бы заклятье,
И как об этом рассказать,
Где таинство от благодати,
И лишь молчать, молчать, молчать.


* * *

О, Русь! О, Русь! Без меры, без оглядки!
И Женщиной платочек теребя,
Ты смотришь, смотришь в даль!
И крестишься украдкой.
И шепчешь, шепчешь что-то про себя.
И снится сон. Туда, туда уехать.
Где спят стога. И звёзд шальной пролёт.
Где прокричишь: "Ау", – и отзовётся эхо
И ангел в вышине над миром пропоёт.
Но вдруг пронзит. Пора прощать. Проститься.
Пора присесть. Уже стоит вагон.
И дальний дом в тумане растворится,
Как будто бы и не было его.
И проплывёт в слезящемся окне
Слепой фонарь, что ночь и день горит,
И всадник некий на шальном коне
Меня догонит и проговорит:
"Пора, пора, уже трубит в дорогу
Возничий старый в свой священный рог,
Пора, пора, осталось уж немного
Нас, тех, кого заждался Бог".
Туман растает. Небо озарится.
Раздастся глас торжественно Его:
"Покоя нет. Покой нам только снится,
Где есть покой, там нету ничего".
И снится сон…


* * *

Коридор, удивительный дворик,
На верёвках бельё и покой,
Так и кажется, вынырнет дворник
И махнёт, и махнёт головой.
Так и кажется, где-то трамвайчик
Прозвенит, прозвенит за углом,
Так и кажется, маленький мальчик
Скажет тихо: "Потом я, потом".
Пробежит мимо лужи собака
"Ах, ты, жизнь, труля-ля, труля-ля…"
Это давнее братство барака,
Белый пух. Тополя, тополя.


* * *

И ещё, и ещё утомлю,
И ещё расскажу вам об этом,
Как давно, как давно я люблю
Это прошлое, прошлое лето.
Это грустное, эту печаль,
Не о том, не о том, не об этом,
Где пушинками на плечах
Задержалось чудесное лето.
И пушинками улетит,
Не забыв, не забыв улыбнуться,
Даже если упасть от молитв,
Улетит, позабыв оглянуться.