Кто прав, кто виноват — понять не так-то просто.
Но просто распознать: где агнец, а где волк.
И, несмотря на гвалт медийного прохвоста,
Идет как Крестный ход святой Бессмертный полк.

Кто прав, кто виноват — вопрос знаком до боли.
Где правильный ответ? А где галиматья?
Я воспеваю Крым, где я учился в школе.
Здесь Родина моя. И здесь земля моя.

Людей не изменить. Смерд алчет стать вельможей.
Кто грешен, тот кричит, что светел или свят.
Кто прав, кто виноват — прав Иисус-Сын-Божий.
Но Иисус распят. Но Иисус распят.

Снег лег, как пес, на плитку.
Су-гроб взял в плен калитку.

Неспешный и поддатый,
Я чищу снег лопатой.

Пусть выгляжу понурым,
Но жду весну-футурум.

Сейчас мне более полста,
Жизнь часто жжет крапивой.
А цель моя, как день, проста –
Чтоб ты была счастливой.

И чтоб потом, когда пути
Земные оборвутся наши,
Нам вместе по небу идти
И пить из общей чаши.

Я забыл о ритмах городских,
Но, как прежде, тот еще гулена
И соображаю на троих
В обществе акации и клена.

Я не гений самбо и дзюдо,
Слава Богу, вообще не гений.
Я не помню, где скитался до
Нынешнего, прошлых воплощений.

Я не знаю, ждут меня потом
Радости, а, может, жизнь лихая?
…В мире этом грустном, непростом
Трудно быть веселым, не бухая.

Жизнь коротка, но многолика.
А цель моя, как речь, проста.
Хворает белый кот Мурлыка.
Я должен выходить кота.

Жизнь коротка, но величава.
Я никогда не признавал
Таких причуд, как деньги, слава,
Престиж, медальный пьедестал…

Кот — человек. Он стал мне другом.
Мы с ним покуда на плаву.
Борясь с мурлыкиным недугом,
Я знаю — для чего живу.

Любовь растет, как летом — сныть,
вперегонки с разрыв-травою.
Я так хотел с тобою быть,
что стал, пройдя века, тобою.

Ты рада — счастливы глаза
мои; хандришь — хандрю, рыдая.
Ты зажигательная, за-
граничная, а все ж родная.

Как глупо – не сладилось, не задалось.
Теперь перспективы туманны.
Любили друг друга, а прожили врозь,
Меняя – играючи – страны.

Меняя профессии, речь, имена
И шило на мыло меняя.
А жизнь коротка и не слишком смешна,
И вряд ли наступит иная.

Даются горбом каждый доллар и цент,
И зябко от зимнего ветра.
…Я помню: Россия, Наташа, райцентр.
Высокое небо райцентра.

Не медом намазано в новой стране,
Красива одна оболочка.
…Я помню: райцентр, и прижалась ко мне
Моя драгоценная дочка.

Не хватает вешнего тепла.
Многовато сумасшедшей спешки.
Шастают по городу тела,
В головах — компьютеры и флешки.

Не хватает солнечных чудес.
Многовато типажей, которым
Дарований дадено в обрез,
А напора, спеси — с перебором.

Все нужны, конечно. Все важны.
А моя немаловажная задача —
Дотянуть до радужной весны,
В жизни ничего не напортача.

Моя любимая икона.
Моя любимая — икона,
Окно в иную глубину,
В которой — иногда — тону.

Мне больно — я молю: «Спаси мя!»
Твое шепчу — заплакан — имя.
Бес речь толкает — нарочит.
Боль из меня, как гвоздь, торчит.

Но боль стихает, как рулада.
Ты говоришь мне то, что надо.
И — я из ада выхожу,
Пройдя кровавую межу.

Провинция, рай-центр, Наташа… Столько счастья
Я больше ни в каких парижах не встречал.
Что было — то во мне. И вспоминаю всласть я
Районный городок — начало всех начал.

Районный городок… Как бережно и тонко
Воспитывал меня и поднимал на щит!
И времечко текло густое, как сгущенка,
Хотя была сгущенка в то время дефицит.

Районный городок… Вещдок любви и крова.
И тридцать лет прошло, я плачу, тридцать лет.
Не помню ничего застойного, плохого.
Хотя, возможно, было… Но я не помню, нет.

Я помню только свет неброского пейзажа,
Я помню только свет, который не исчез.
Провинция, рай-центр, прекрасная Наташа,
И — жизнь бежит вперед, судьбе наперерез.

не помню о Хроносе о палаче
когда ты лежишь у меня на плече

а чувство сильнее любого огня
когда ты лежишь на плече у меня

и я не хочу ни в Нью-Йорк ни в Париж
когда на плече у меня ты лежишь

я взял под стражу лажу
рассудка и тоску
я прохожу по пляжу
по желтому песку

я здесь на юге бодро
живу как дуралей
и женщин жар и бедра
мне женских дум милей

возможно это низко
но все же как мила
неспешная нудистка
что на песок легла

жаль тает неизбежно
мой отпуск как пломбир
я здесь на юге нежно
смотрю на грешный мир

А все ж прекрасна жизнь — достойна комплиментов.
Чем больше дураков, тем меньше конкурентов.

Я радуюсь любви и женским чарам шалым.
Чем больше голубых, тем проще натуралам.

Земля, как руль, кругла. А небеса манящи.
Чем дольше я живу, тем улыбаюсь чаще.

Когда я окажусь за жизненным порогом,—
Не плачь. Все хорошо. Контакт нехудший — с Богом.

А жизнь сегодня в дверь не ломится,
Да и в окно не хочет лезть.
Жизнь точно бывшая любовница,
Вершащая коварно месть.

Болячки. Боль. Все откровеннее
Ограничения – во всем.
Недоумение. Смирение.
Так и живем,

Давя в себе рефлексы рвотные,
Горя в невидимом огне.
Цветы, домашние животные
Сочувствуют, вздыхая, мне.

Но я уверен, все наладится,
И рано объявлять отбой.
Я полечу, как шоколадница,
Над болью, над самим собой.

Я тогда жил вальяжно, без спешки,
В ладном доме у быстрой реки.
На участке росли сыроежки
И лисички, и моховики.

По ночам молодую русалку
Я встречал у парадных дверей.
И, наверное, за аморалку
Отчитал бы меня иерей.

Уплывала русалка под утро,
В предрассветный стремительный час.
Был написан трак(х)тат Камасутра,
Может быть, специально для нас.

Все прошло. И ни шатко ни валко
Я живу и печаль не таю.
А моя молодая русалка
Приплывает лишь в память мою.

Я живу, как лузер и как голь,
Не воспринимаю жизнь как няню.
Просто заговариваю боль
Тем, что потихоньку графоманю.

Я живу, эпоху не кляня,
Как судьба, шутя, предначертала.
Не похвалит в «Знамени» меня
За мои книжонки Ольга Балла.

Знаю, что талантик мой смешной,
Только не считаю это драмой.
Ведь когда любимая со мной,
Все равно я самый-самый-самый.

Самый сильный, все мне по плечу,
Шелестящий, точно Симба, гривой.
Самый окрыленный, я лечу,
Самый вдохновенный и счастливый.

Ручеек играет, как мальчишка,
Дуб растет, размашист и кряжист.
Маленький отважный муравьишка
По листку смо-родины бежит.

И колюч шиповник, как задира,
И живуч вечнозеленый мирт.
Я стою посередине мира,
Я смотрю восторженно на мир.

…Красный, точно галстук пионера.
На землю спускается закат.
Я шепчу — в слезах — Dum spiro, spеro.
И в душе мелодии звучат.

Пустырем, буераком
Я иду сквозь года.
Я не буду «засраком»
И героем труда.

Не шустер и не ловок,
Я иду, дуралей,
Мимо стремных Рублевок
И огромных рублей.

Мимо старого мира,
Мимо новых знамен.
Хоть сейчас не до жира,
Мне футурум знаком.

Я осилю дорогу,
Хоть беснуются псы.
Я иду, слава Богу,
Не попутав рамсы.

Я иду, вдохновенно
Глядя по сторонам.
Слева — пьяная Вена,
Справа — злой Магадан.

Я иду, я на воле.
Я погиб и воскрес.
Слева — минное поле,
Справа — поле чудес.

Злиться, хныкать не буду.
Я шагаю вперед.
Много разного люду
Нынче рядом идет.

Христос-человечество — мама и папа —
Спасает меня от зубастых невзгод.
Хоть время меня хочет взять на арапа,
Мне все-таки здорово в жизни везет.

Христос- человечество — Настя, Наташа —
Меня бережет и голубит меня.
А чувства мои — не секреты Средмаша;
Я тоже люблю. Мне отрада — родня.

Христос- человечество — Юра и Нина,
Христос- человечество — Ольга, Олег…
И судьбы людские слились воедино,
И я не пропащий совсем человек.

Не верю в бесовские игры и схемы,
Не верю в осознанность злобных угроз.
Христос- человечество… Кто это? Все мы,
Когда в нас живет — хоть отчасти! — Христос.

Я живу прекрасно, потрясающе,
Проходя высокий перевал.
Все мои враги давно на кладбище,
Хоть я никого не убивал.

Я твержу себе: «Не клад, а лад ищи —
В собственной душе! Не будь угрюм!»
И со мной согласны астры, ландыши…
У цветов такой хороший ум.

Я живу прекрасно. Не хихикая,
Говорю об этом, не шутя.
И со мной любовь моя великая,
И мое чудесное дитя.

Я живу прекрасно. Не юродствуя,
Говорю об этом. Жизнь идет.
Да, конечно, видел много скотства я.
Главное, что сам пока не скот.

Будущее смутно, неизвестно мне.
Только чтобы ни было со мной,
Красками свинцовыми, нелестными
Не раскрашу юный шар земной.

Я живу прекрасно. На пирожные
И на хлеб хватает мне деньжат.
И со мной друзья мои надежные,
Что моею дружбой дорожат.

Да, в стихах, возможно, доля вымысла.
Что балакать о делах плохих?!
Думаю, ничья б душа не вынесла
Трепа о страданиях моих.

Я помню, ты была иной
Я помню, жизнь была удачей.
Я помню, ты была со мной
Такой горячей.

А нынче бьют — как Бензема
(А, может, Модрич?) — по воротам —
По мне — твой лед, твоя зима
(В душе) — как Тайсон — апперкотом.

Ты говоришь: «Забей, не хнычь,
Не жуй лирические сопли.
Высокий твой и нудный спич —
Не треп ли?»

Я понимаю, ты права,
Нет больше лада между нами.
Я понимаю, что слова
Неплохо подкреплять делами.