Жители ответят, где погост, но тишина ответа прозвучит чем-то потусторонним, замерцает, словно затянутая янтарной пленкой оттенков инобытия; но тихая Родина сама по себе расходится суммою умиротворенных созвучий.
Рубцов — поэт русской тишины, неброскости, постоянного вглядывания в глубины российской сущности.
Хрестоматийное:

Эти строки сочетают в себе и ощущение собственного скорого финала, и абсолютную меру приятия того, что произойдет с жизнью и судьбой, и своеобразную русскую метафизику, переплетающуюся волокнами и с дерзновениями К. Циол-ковского (то же весьма поэтическими, Россия без поэзии не жива), и с земной, изначальной тяжестью А. Платонова).
В поэзии Рубцова — вопреки расхожему мнению — достаточно и философии, и соприкосновения с бездной всеобщности, так сложно (а проще не получится) выраженной в могучем «размыслительстве» Николая Фёдорова:

Времена гудят и вибрируют в крови поэта: они определяют меру движения строк и конкретику момента; они ложатся снегом, убеляющим отчизну: с ее деревнями и погостами, и звенят новыми ручьями, суля обновления каждой красной весной.
Многие темы звучат под куполом поэтического свода Рубцова: страшные иные, да не поспоришь:

Оно ведь тоже — нашенское, расейское, ненасытимое…
…и разлетается молнией-дугой, стремительно и ярко, яростно и дымно, сокровенно и истово:

И, кажется, никто из поэтов сильнее не выразил ни особого русского отношения к земле своей, ни любви к Родине; никто, никогда…