Листья платана скрючились, как высохшие крылья мертвых птиц.
Улица Станиславского смыкается с улицей Солженицына посредством Коммунистического переулка.
Паспорт был утерян два дня назад.
Женщина в ментовке, где подозрительно ничем не пахло, и только ребенок в очереди принуждал к умилению, комкая вопль: "Налоооогов не плотют, не плотют налогов", спросила, при каких обстоятельствах был утерян документ.
Пришлось врать. Обстоятельства утери были неизвестны, то есть отсутствовали.
Значит так. Пишите. В таком-то магазине, адрес, доставая из кармана…
— Извлекая?
— Доставая. Доставая из кармана банковскую карту, паспорт был утерян. Поиски результатов не дали. Кражу исключаю. Подпись.
Паспорт сделают за десять дней.
Дмовская Людмила Рейнгольдовна. Билетный кассир. Отказалась принимать склеенную скотчем купюру.
— В банке меняйте! Хорошего пути!
От пальто после дождя пахнет утопленной книгой.
В отличие от Державина и Горация, я предпочитаю сосиски. Тем более в буфете образовательного центра ничего, кроме сосисок и салата с загадочной артикуляцией "чу-ка", не подавали.
Господа дети! На кой черт вам была задана притча о Кифе Мокиевиче и Мокии Кифовиче?
Мысль запускалась в них медленно, как поджечь газовую плиту дешевой зажигалкой.
Господа дети!
Жить хотелось на износ, а получалось только на вымораживание.
Билетный кассир Путиньш Иллона Андрисовна. Какой-то заговор.
Около дома бомж, закрепленный на лавочке, схаркивал налево в пустоту "Господь — дьявол! Я сам — дьявол!" вместе с мокротой и нестремлением жить.
Господа дети!
Когда-то Л. В. Пишите. Л. В. Щерба придумал выражение из слов, которые не имеют значения, но смысл передают. Их не существует, но они функционируют по законам языка.
Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка.
Ходила морось за автобусным окном. Неискренняя, как первый инфаркт.
Синица запуталась в рыболовной сетке, повешенной поверх балконной решетки, сломала крыло и умерла. Высоко над листьями платана. Пришлось ажурно вырезать сетку и хоронить в мусоропроводе, а кормушку убрать. Кормушки — это из детства. Из колдоебин прошлой жизни, по которым катишься на трехколесном.
Ах, какая же я дура, вы же ведь литература! Анечка, дай повыступать.
Дедушка всегда встречал в костюме-тройке. Иногда пел старые советские песни.
— Мы сейчас помыли Нину.
— Дедушка, можно без подробностей?
— А я без подробностей. Что Вы, помыли Нину, Вы знаете, какое событие!
— Дедушка
— Прости, Анечка. Я с человечком разговариваю, я так разряжаюсь.
Аня готовилась к экзамену по литературе. Невозможно было посчитать, сколько людей проживает в квартире. Во‑первых, две собаки.
— Не пошутишь — не выживешь, Анечка!
Потом нашлась кошка. Косоглазая мама, сестра и странные шумы. Деньги за занятие брать было стыдно и неловко.
Неделя скатывалась медленно, как по небу мокрота.
Мокрые от снега меховые воротники в давке на эскалаторе пахли кукурузными консервами.
Утро разбалтывалось в горький порошок.
Так бывает. Особенно от первых заморозков. Берешь тогда яблоко. Режешь. Кипятишь воду. Режешь тонко, чтобы просвечивало на энергосберегающую лампочку. Заливаешь кипятком и варишь вместе с овсяными хлопьями. Яблочные дольки становятся соплями сладости. Ешь за столом, рядом с окном, из которого дует, вдруг смажешь все на подбородок, сидишь и плюешься коротким сильным плачем, неожиданным и постыдным.
Я шестьдесят четыре года проработал в лучшем заведении. В оборонке инженером. Если бы не оборонка, — дед стучал рукой по ключице, — американские сапоги уже бы маршировали по Красной площади! Но Россия не сдается ни врагам, ни дуракам!
Кто-нибудь помнит детали Манилова? Вот Вы. Вы же помните. И всех презираете, потому что они забыли.
"Актер в драме Горького "На дне" повесился, потому что Лука не сказал ему адрес лечебницы".
Тоска автобусов, замусоленных в темные вечера.
У метро протяжно кричали: "Подайте лошадке, сколько не жалко, на корм", и снег — не снег, а так, какие-то зацепки в темноте.
Хотелось бы мне знать, почему попусту. Почему, мама, ты превратилась в помещицу. Почему сидишь дома и жалеешь свою скуку. Зачем готовишь каждую неделю мясо по-французски.
Почему вот у той, с плоскостопными ногами, сумка зашита и облезает кожзам?
Асфальт, как черное нутро кастрюли с налетом кипевшей воды.
На кухне соседка по квартире ест батон. Ей тридцать, у нее тонкие волосы. Она хочет замуж. Разве можно. Батон с колбасой. Повела мизинцем — можешь мусор выбросить?
Старые девы с истерической жестикуляцией. У них всегда сведенные нервом прямые спины. Они слюнявят документы, кромсают воздух и жирно мажут помадой рты.
И все-таки паспорт.
На Тверской актрисы МХТ-а рекламировали бриллианты.
Дедушка сегодня танцевал. Вприсядку на ковролине, покрытым толстым слоем собачьей шерсти.
Ах!
Ах! Какая же я дура! Аня!
Ах!
Мама кричала, оттаскивая. У нее все зубы оказались золотыми. У открытой двери в туалет ржал, видимо, отец в трениках и похмельном опухшем лице. Выползла Нина: старая женщина с тонкими, как пуховый платок, волосами. Кажется, она видела только одним глазом. Обратно в кухню ее заталкивала сестра.
Аня! Какая же я дура! Аня!
За отцом светился унитаз. Аня стояла молча.
Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка.
— Так, проверяйте все, ставьте подпись и больше не теряйте.
— Я не буду.
— Очень хорошо, ставьте подпись.
— Не буду. Это не мой паспорт.
— Как это не Ваш.
— Это не мой паспорт. Не мой. Какая я Вам Петрова Мария Ивановна. Посмотрите на меня. Какая я Петрова. Я Дмовская Иллона Рейнгольдовна.
— Мария Ивановна, хватит, меня люди ждут. Ставьте подпись.
— Я хотела бы знать, почему я Петрова Мария Ивановна! Я хочу соответствующего подтверждения!
— Ставьте подпись, Петрова! Я Вас сдам! Вы каждый месяц теряете паспорт!
— И буду! Потому что слово определяет сознание! Все, все живут не своими жизнями! Рейнгольдовны мне хамят, а я Маша Петрова? Посмотрите на мое лицо!
— Подписывайте!
— Я требую справедливости! Пусть у них будет удивительная и богатая жизнь, пусть, но дайте и мне! Я хочу дива! Дива!
— Дмовская! Тьфу, Петрова, кончай!
— Вы не читали Лосского, если бы вы читали! Где-то далеко в России повесился мальчик семи лет! Я требую справедливости! Я Иллона Рейнгольдовна! Профессор оксфордского университета! Пурквава ву нэ мэ конэ па?
— Психичка! Подписывай!
— Дмовская Иллона Рейнгольдовна никогда не играла в ваши низкие игры! Вы неправильно распределяете имена и судьбы! Анечка не поступит! А эти, они будут жить, а мы будем функционировать, я хотела бы знать, почему! Я человек с университетским образованием! Я профессор Оксфорда! Ничего не происходит! Ничего!
— Света! Николай Николаич!
— Глокая куздра! Штеко! Штеко! Не существуешь, но функционируешь! Куздра! Уберите руки! Руки! Я Дмовская Иллона Рейнгольдовна! И я буду терять паспорт, дайте мне новую удивительную жизнь! Пустите! Прочь, прочь! Улица Солженицына и улица Станиславского! Мальчик, спроси у мамы, почему ты повесился.