Владимир МОНАХОВ
Vladimir MONAKHOV
БРАТСК-РАЙ
Из дневника
— Господи, скажи, когда я умру, —
призывал к божьему милосердию
прикованный к постели болезнями старик.
— Никогда, — ответил ему Господь. —
Для Бога мёртвых нет!
призывал к божьему милосердию
прикованный к постели болезнями старик.
— Никогда, — ответил ему Господь. —
Для Бога мёртвых нет!
* * *
Жизнь поправила портрет,
Нанесла усталых красок:
Вот я мальчик, вот уж дед,
Состоялась смена масок...
Нанесла усталых красок:
Вот я мальчик, вот уж дед,
Состоялась смена масок...
* * *
Одет я в белые одежды,
Но белых тапочек не вижу!
А преисполнен весь надежды…
Начхать, что смерть всё ближе, ближе...
Но белых тапочек не вижу!
А преисполнен весь надежды…
Начхать, что смерть всё ближе, ближе...
* * *
Когда звезда горит в ночном эфире
И ничего не знаешь о потом,
Сиди один в запущенной квартире
Над завещанья проклятым листом…
На будущее мало уж надеясь,
Но проживая каждый божий день,
Ты мыслью высекаешь, как кремень,
Вчерашнего погибшую идею!
Кто растерял по жизни все удачи
И ничего уже давно не значит,
Тот всё ж имеет повседневный долг.
Помой, дружок, полы в большой квартире,
И станет чище в том и в этом мире…
Прими потом для сердца валидол!
И ничего не знаешь о потом,
Сиди один в запущенной квартире
Над завещанья проклятым листом…
На будущее мало уж надеясь,
Но проживая каждый божий день,
Ты мыслью высекаешь, как кремень,
Вчерашнего погибшую идею!
Кто растерял по жизни все удачи
И ничего уже давно не значит,
Тот всё ж имеет повседневный долг.
Помой, дружок, полы в большой квартире,
И станет чище в том и в этом мире…
Прими потом для сердца валидол!
ЗАВЕЩАНИЕ
Внук поплачет над моей кончиной,
Слёзы вытрет и пойдёт домой…
Горевать не дело для мужчины,
Что идёт на свет осенней тьмой!
Пусть припомнит наши разговоры,
Что вели мы много лет подряд,
Вишен сад посадит вдоль забора —
На том свете саду буду рад!
Наварю из ягод я узвара,
Созову к себе честной народ,
Запоём куплеты под гитару
Мы у райских крашеных ворот…
Как бы в жизни нас ни надломило -
Всё прошло и стало сердцу мило!
Слёзы вытрет и пойдёт домой…
Горевать не дело для мужчины,
Что идёт на свет осенней тьмой!
Пусть припомнит наши разговоры,
Что вели мы много лет подряд,
Вишен сад посадит вдоль забора —
На том свете саду буду рад!
Наварю из ягод я узвара,
Созову к себе честной народ,
Запоём куплеты под гитару
Мы у райских крашеных ворот…
Как бы в жизни нас ни надломило -
Всё прошло и стало сердцу мило!
* * *
Он был в своём уме довольно долго
И не кидался с ним на миражи…
Его крепило прочно чувство долга,
Подталкивая в трудовую жизнь.
Она была весёлой недотрогой,
Не нарушающей границ межи,
Где радости совместные дороги
Пытались как-то в юности дружить!
И он ушёл торить другие дали,
Где был войной изломан горизонт,
И получал за доблести медали.
На премию купил подруге зонт!
Но было что-то важное в начале
О чём они при встрече промолчали!
И не кидался с ним на миражи…
Его крепило прочно чувство долга,
Подталкивая в трудовую жизнь.
Она была весёлой недотрогой,
Не нарушающей границ межи,
Где радости совместные дороги
Пытались как-то в юности дружить!
И он ушёл торить другие дали,
Где был войной изломан горизонт,
И получал за доблести медали.
На премию купил подруге зонт!
Но было что-то важное в начале
О чём они при встрече промолчали!
* * *
В моей стране не весело, а грустно,
Варить тут разучились красный борщ,
Не ценят кулинарное искусство —
В кухарки лезет с улицы любой!
А ведь на кухне тоже нужен кормчий,
Чтоб сотворить наваристо супы,
Но заправляет здешним миром пыль,
Не получив на это полномочий!
Беда ползёт из кухни по планете,
Об этом знают взрослые и дети,
Но все молчат, нахмурив мудро лоб.
Стал у плиты поэт простого званья:
Яйцо пашот сварил, как изваянье,
Такой он нынче кулинарный сноб!
Варить тут разучились красный борщ,
Не ценят кулинарное искусство —
В кухарки лезет с улицы любой!
А ведь на кухне тоже нужен кормчий,
Чтоб сотворить наваристо супы,
Но заправляет здешним миром пыль,
Не получив на это полномочий!
Беда ползёт из кухни по планете,
Об этом знают взрослые и дети,
Но все молчат, нахмурив мудро лоб.
Стал у плиты поэт простого званья:
Яйцо пашот сварил, как изваянье,
Такой он нынче кулинарный сноб!
* * *
Подломилась большая эпоха
И остался народ на бобах,
Нас пустили расходом пройдохи,
Эх, бы жить до последнего вдоха,
И не знать бы нам белых рубах!
Отрешиться от старого мира
Научались опять мужики…
Только вновь сотворили кумира,
И рассевшись по теплым квартирам,
Подъедаем всё с барской руки!
Я опять не туда и не с теми
Сеял хлеб и сушил сухари,
За углом ждёт кровавое время,
Что пришпорит коварное племя
И на бойню сведут главари!
И остался народ на бобах,
Нас пустили расходом пройдохи,
Эх, бы жить до последнего вдоха,
И не знать бы нам белых рубах!
Отрешиться от старого мира
Научались опять мужики…
Только вновь сотворили кумира,
И рассевшись по теплым квартирам,
Подъедаем всё с барской руки!
Я опять не туда и не с теми
Сеял хлеб и сушил сухари,
За углом ждёт кровавое время,
Что пришпорит коварное племя
И на бойню сведут главари!
3 октября
* * *
Заживляли водкой мы под сердцем раны:
Жить пока не поздно, умирать не рано!
Только если думать часто о том свете
Непременно на небо выдадут билетик!
Водкой и любовью залечили раны —
И живы не поздно, и смертны не рано!
Жить пока не поздно, умирать не рано!
Только если думать часто о том свете
Непременно на небо выдадут билетик!
Водкой и любовью залечили раны —
И живы не поздно, и смертны не рано!
* * *
День осеннего заплыва
Жёлтых листьев по реке...
Жизнь весёлого призыва:
Оставаться быть счастливым
С поцелуем на щеке!
Жёлтых листьев по реке...
Жизнь весёлого призыва:
Оставаться быть счастливым
С поцелуем на щеке!
* * *
Вышло время нафталина
и трудового стажа.
В ту же землю, в ту же глину -
не промажем…
и трудового стажа.
В ту же землю, в ту же глину -
не промажем…
20 ВЕК. ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЖИЗНИ
1.
Мой отец умер в 26.
Мама — в 40.
Бабушка — в 74.
Мне скоро 66.
Ещё чуть-чуть и
в нашей семье я —
ДОЛГОЖИТЕЛЬ!
2.
Вот время заводит пружину,
У века походка легка.
Но даже грустят старожилы,
Что жизнь их была коротка!
3.
"Что с ним возиться!" – решила жизнь.
"Пусть поживет! – отказала смерть. –
Долготерпением он заслужил
Не постареть".
"Что же он делал?" – вспыхнула жизнь.
"В том-то и штука, что ничего!
Только бессмертие сторожил
Для себя одного!"
Мой отец умер в 26.
Мама — в 40.
Бабушка — в 74.
Мне скоро 66.
Ещё чуть-чуть и
в нашей семье я —
ДОЛГОЖИТЕЛЬ!
2.
Вот время заводит пружину,
У века походка легка.
Но даже грустят старожилы,
Что жизнь их была коротка!
3.
"Что с ним возиться!" – решила жизнь.
"Пусть поживет! – отказала смерть. –
Долготерпением он заслужил
Не постареть".
"Что же он делал?" – вспыхнула жизнь.
"В том-то и штука, что ничего!
Только бессмертие сторожил
Для себя одного!"
* * *
Земля полей никак не успокоится
И гонит в мир степные табуны!
Где вновь когда-то русский мир отмоется
Горячей кровью будущей войны!
Печально жать снопы солдатской памяти,
Скликать полки друзей в последний бой!
И быть страной среди кровавой паперти,
Где трусом может стать из нас любой!
И гонит в мир степные табуны!
Где вновь когда-то русский мир отмоется
Горячей кровью будущей войны!
Печально жать снопы солдатской памяти,
Скликать полки друзей в последний бой!
И быть страной среди кровавой паперти,
Где трусом может стать из нас любой!
* * *
Хорошо пенсионером
Нам на лавочке сидеть!
Никому не быть примером
Только сладко песни петь!
Нам на лавочке сидеть!
Никому не быть примером
Только сладко песни петь!
* * *
Внуку Фёдору Монахову
Ничего не бойся — я с тобою,
Ведь пока ты помнишь обо мне:
Будет растекаться трудовое
Время по не кошенной стране…
Будут расставаться все родные,
Расходиться в дальние углы...
И растопит души ледяные
Вера, для которой мы светлы...
Ведь пока ты помнишь обо мне:
Будет растекаться трудовое
Время по не кошенной стране…
Будут расставаться все родные,
Расходиться в дальние углы...
И растопит души ледяные
Вера, для которой мы светлы...
* * *
Хотите верьте, ходите проверьте:
Мой дух забрёл по ту сторону смерти.
И тихо ведёт за жизнь разговоры
Со сторожихой небесной конторы!
Мой дух забрёл по ту сторону смерти.
И тихо ведёт за жизнь разговоры
Со сторожихой небесной конторы!
ИЗ ЖИЗНИ ПОЛЕВЫХ ЦВЕТОВ
В Новосибирске конца 80-х,
Гуляя по майским улицам,
Я бросился к уличной торговке
За букетиком полевых цветов,
Чтобы подарить
Обожаемой однокурснице
Татьяне Усольцевой…
— Ты с ума сошёл, —
Возмутилась подруга. —
Как я буду с ними по улице идти?
Это же глупо и стыдно…
Я растерялся
Перед цветочницей,
Сжимая деньги в руке.
И торговка огорчилась, как
По команде красавицы
Ускользает, утекает
Долгожданный гешефт
Недоходного дня!
Таня ушла вперёд без цветов...
А я поспешил следом…
И в голове закружились
косноязычные слова:
"Пока в стране продаются цветы,
Значит дела не настолько плохи",
Которые тогда так и не вылепились
В нежную поэзу весны...
Гуляя по майским улицам,
Я бросился к уличной торговке
За букетиком полевых цветов,
Чтобы подарить
Обожаемой однокурснице
Татьяне Усольцевой…
— Ты с ума сошёл, —
Возмутилась подруга. —
Как я буду с ними по улице идти?
Это же глупо и стыдно…
Я растерялся
Перед цветочницей,
Сжимая деньги в руке.
И торговка огорчилась, как
По команде красавицы
Ускользает, утекает
Долгожданный гешефт
Недоходного дня!
Таня ушла вперёд без цветов...
А я поспешил следом…
И в голове закружились
косноязычные слова:
"Пока в стране продаются цветы,
Значит дела не настолько плохи",
Которые тогда так и не вылепились
В нежную поэзу весны...
* * *
Зачищены сады и огороды,
А в закромах богатые дары...
И чуткое дыхание природы
Разносят отгоревшие костры...
В отеческом дыму свернулась осень
Клубочком задремавшего кота!
А космос, что звезду в наш сад забросил,
Озолотил родимые места!
А в закромах богатые дары...
И чуткое дыхание природы
Разносят отгоревшие костры...
В отеческом дыму свернулась осень
Клубочком задремавшего кота!
А космос, что звезду в наш сад забросил,
Озолотил родимые места!
Город БРАТСК