Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Юбилей




ДА И НЕТ — ТЕНЬ И АД

К 70-летию Вадима Степанова

Вадим Леонидович Степанов — самый неизвестный тамбовский писатель. Между тем, он был зачат в ночь со дня смерти М. А. Булгакова на день рождения Н. В. Гоголя, 70 лет назад, и по определению провидения не мог не стать писателем. Его первые детские воспоминания связаны с первыми месяцами жизни в общежитии московского пединститута иностранных языков в окружении юных студенток, которые, нисколько не стесняясь будущего «инженера человеческих душ и тел», ходили обнаженными.
Как всегда бывает в таких случаях, вскоре началась война. И отец Вадима — лейтенант Леонид Георгиевич Степанов — ушел на фронт. Мать будущего писателя — Нина Петровна — отправилась в Тамбов к своей матушке, вдове. Отец Нины Петровны, дед Вадима — главный инженер Тамбовского водоканала, выпускник знаменитой петербургской техноложки, был расстрелян в 1939 году. Вскоре пришла похоронка и на отца Вадима, он погиб под Смоленском.
Детство закончилось, почти не начавшись. Но была бабушка, читавшая внуку Пушкина наизусть целыми пластами, была 8-я школа, в то время как мать Вадима из педагогических соображений преподавала в 6-й. Я знал Нину Петровну, она до конца жизни оставалась красивой, обаятельной женщиной и читательницей французских романов (в подлиннике).
Вадим закончил Криворожский горный институт, распределился в один из научно-исследовательских институтов Чебоксар и в Чувашии дебютировал как поэт.
Напечатавшись в двух коллективных сборниках, он ушел в армию, откуда возвратился в Тамбов. Жизнь его в Тамбове протекала между заводом гальванооборудования, где он работал мастером, семьей и писанием в стол. Правда, его заметки на рабочие темы изредка печатались в областных газетах, но о том, что он пишет что-то еще, знали, вероятно, лишь близкие, да такой неприкаянный литератор, как Никифор Ульев, пострадавший в годы сталинского репрессанса.
Я познакомился с Вадимом Степановым в пору моей работы в молодежной газете. Это было на переходе из 70-х в 80-е. Выдыхающаяся советская идеология пыталась возродить Сталина, государством правили люди, безнадежно отставшие от времени, не понимавшие, что архаичные серп и молот давно следовало заменить на компьютер. Чиновники от литературы приветствовали так называемую «искреннюю неумелость». Это когда «писатель» совсем не умеет писать, но обладает «правильными идеями», правда, идей тоже никаких нет, но зато «наш человек». На этом фоне Вадим поразил меня своей трезвой оценкой ситуации. В газетах он печатал только заметки о хороших людях и хороших книгах (таковые, хотя и редко, но выходили). Прозу писал без всякой надежды на публикацию.
Эта встреча была для меня во многом определяющей в решении организовать студию, в которой можно было бы свободно говорить о мастерстве, о поэзии и философии, пытаться формировать собственный художественный мир и кому-то помогать. Мы были уже не молоды для такого начинания, Вадиму было 40, мне 30. Это, кстати, замечательно характеризует эпоху — художников специально держали в молодых, чтобы постоянно поучать, если вдруг отклонятся от «генеральной линии».
Нам удалось отклониться. Мы ушли как бы в самодеятельность, поскольку Дом учителя, где находилась студия «Слово», это просто профессиональный клуб учителей.
И мы оба — дети учителей, как и еще один наш товарищ — Александр Федулов — по всем законам имели право посещать его и, так сказать, развивать свои «творческие способности». Слово «самодеятельность», кстати, очень хорошее, но опошленное, в нашем случае было равносильно самиздату.
Мы читали друг другу, и это чтение и разговоры вокруг давали творческий импульс.
Роль Вадима была определяющей. Философический склад ума, глубокая эрудиция в области естественных наук, нетривиальный подход к литературе — все это ярко проявлялось в его немногословных суждениях. Его проза была удивительной и ни на что не похожей и в ту пору и остается таковой сейчас. По этой причине не печаталась тогда, не печатается и сейчас. В последние 20 лет удалось напечатать крохи из его стола, несколько фрагментов в русско-американском альманахе «Черновик», в журнале «Кредо», да одна небольшая вещь вышла в серии «Рассказ-газета» А. Акулинина, и была, кстати, единственной, вызвавшей вспышку полемики в местной прессе.
Сам Вадим Степанов абсолютно лишен каких-либо способностей к пробиванию своих произведений. И вообще, вероятно, такие способности не нужны писателю, но при нормальном литпроцессе, когда есть среди прочих и интеллектуальные издатели, когда в университетах занимаются современной литературой, когда, наконец... но тут пора оборвать мечтания, тем более, что я писал о желанной нормальности многократно. На эту тему много есть сочинений у дедушки Крылова, да и почти у всех русских писателей. К тому же сам Вадим создал немало афоризмов по поводу наших нормальных ненормальностей и эти отточенные строки-стрелы проникали иной раз в газеты. А однажды он взял и написал повесть из афоризмов. Произведение, абсолютно ни на что не похожее. С помощью известного тамбовского архитектора Сергея Чибисова, эта книга вышла в серии «Библиотека Академии Зауми». Тираж небольшой, так что книжка сразу же стала раритетом.
Естественное состояние Вадима Степанова — письмо. Даже если бы он оказался на необитаемом острове, он все равно бы писал — веткой или камушком на песке. Он не очень следит за возрастом, но внимателен к тексту времени. К тому же, если произведение создано, оно уже воздействует, оно уже входит в пневматосферу, в ноосферу, которая открыта любимым ученым Вадима — Вернадским, кстати, имевшим отношение к Тамбовщине. И, думаю, не случайно с нашей землей связано столько ярких людей, авторов сумасшедших идей и открытий в различных областях: Державин, Боратынский, Николай Фёдоров, А. Л. Чижевский, Колмогоров, Лодыгин (лампочка!) и Ладыгин (палиндромы!)... И еще кстати, В. Степанов пишет и палиндромы, они вошли в «Антологию русского палиндрома ХХ века». Одним из них хочу закольцевать этот текст, посвященный моему любимому писателю: «Да и нет — тень и ад».

Сергей БИРЮКОВ,
Президент Академии Зауми