ДМИТРИЙ БОБЫЛЕВ
Дмитрий Викторович Бобылев родился в 1987 году в г. Серове. В 2014 году окончил филологический факультет Нижнетагильской государственной социально-педагогической академии. С 2014 года живет в Санкт-Петербурге. Член Союза писателей Крыма, член ЛИТО авторов Донбасса «Стражи весны». Публиковался в журналах «Аврора», «День и ночь» и других — всего более трехсот печатных публикаций, в том числе в Австралии, Беларуси, Германии, ДНР, Израи-ле, Молдове, Украине. Председатель жюри всероссийского фестиваля интересной поэзии «Собака Керуака», редактор и иллюстратор книг, колумнист газеты «Плотинка». Лауреат литературной премии имени Олега Герасимова (ДНР).
* * *
В старом доме на столе — земля,
И бревно поддерживает балку,
Громкое, как мачта корабля
Над гнилыми лодками вповалку.
В старом доме — радио «Маяк»,
«Беломор» да у стены лопата,
А под ним — огромная Земля,
Вовсе не такая, как когда-то,
До того, как лег в нее жилец.
Сыплется трухой на подоконник
Солнца неочищенный сырец
С полочки, покинутой иконой.
* * *
Нетрезвый парень пел Гребенщикова,
Забытый хит о чем-то непонятном.
Так обнаружишь ягодные пятна
На майке, и повеет летом снова.
Пел громче, чтобы каждый мог послушать,
Махал руками, шел неровным галсом.
И переулок плавно изгибался,
Теченье песни не решась нарушить.
ВЕТЕРАНЫ
Метро закрылось. Улица пуста.
Пора домой, а ноги не казенные.
Откроешь яндекс с чистого листа
Найти такси, и вырастут бессонные
Фигуры, чтобы мелочь раздобыть,
Как воду под огнем сосредоточенным,
Теперь — на водку. Нынче на дыбы
Асфальт не поднимается воочию,
Расстрелянные больше не встают,
Не плачут и от ужаса не мочатся.
Я руки жму и деньги достаю
Попыткой бесполезной глупой почести.
И жалко, что монеты — не в цене,
Что водка дорогая этим вечером.
Молчат фигуры, будто на войне,
А мне и промолчать-то с ними нечего.
* * *
Любительский театр играл войну
Без формы, без окопов и винтовок —
Был вымышленный мир предельно тонок,
И кровь не разливалась на полу.
Но в сердце кто-то маленький пролез
Реветь навзрыд, когда убили «наших».
И так хотелось отыскать шалашик,
Где прятал деревянный пистолет!
* * *
Я отломил бездомному коту
Кусочек пирога с яйцом и рисом.
Он есть не стал, их, видно, кормят тут:
Стоит собор с отколотым карнизом,
А был когда-то даже монастырь.
Спасибо всем, кто жив во мне доныне:
И я — не одинокий, и коты
Мне не нужны. Они лежат на глине
Чужих могил. Я много не смогу,
Но что могу, то выполню до точки.
Подходит синий голубь к пирогу
И золотые трогает кусочки.
КОШКА
Ты не был в этом доме много дней
И даже кнопку лифта забываешь,
А перед дверью странно замираешь:
Казалось, что она — на самом дне.
Ты входишь в дом, где черная земля
В горшках засохла плесневелым хлебом,
И если б не кошачья треба
Воды и корма — прошлого зола
Лежала б впредь, как старое тряпье,
В чужой квартире распадаясь ватой.
Полей цветы, они не виноваты,
Что ты испортил прошлое свое.
ВЗРОСЛЕНИЕ
И суета, и спешка
Будут теперь всегда.
Прячет в листве усмешку
Утренняя вода,
Что отразить не может
Скорость твоих штиблет.
Даль зарастает кожей.
Вязнет жучок в смоле.
* * *
Придет зима — и ходишь по воде,
И на воду кладешь свои пожитки —
Плевок, окурок, план великих дел
Следами у заснеженной калитки.
То человека слепишь из воды,
И он плывет, и все плывут над твердью.
И медленно течет стекольный дым
Презрением над холодом и смертью.
В старом доме на столе — земля,
И бревно поддерживает балку,
Громкое, как мачта корабля
Над гнилыми лодками вповалку.
В старом доме — радио «Маяк»,
«Беломор» да у стены лопата,
А под ним — огромная Земля,
Вовсе не такая, как когда-то,
До того, как лег в нее жилец.
Сыплется трухой на подоконник
Солнца неочищенный сырец
С полочки, покинутой иконой.
* * *
Нетрезвый парень пел Гребенщикова,
Забытый хит о чем-то непонятном.
Так обнаружишь ягодные пятна
На майке, и повеет летом снова.
Пел громче, чтобы каждый мог послушать,
Махал руками, шел неровным галсом.
И переулок плавно изгибался,
Теченье песни не решась нарушить.
ВЕТЕРАНЫ
Метро закрылось. Улица пуста.
Пора домой, а ноги не казенные.
Откроешь яндекс с чистого листа
Найти такси, и вырастут бессонные
Фигуры, чтобы мелочь раздобыть,
Как воду под огнем сосредоточенным,
Теперь — на водку. Нынче на дыбы
Асфальт не поднимается воочию,
Расстрелянные больше не встают,
Не плачут и от ужаса не мочатся.
Я руки жму и деньги достаю
Попыткой бесполезной глупой почести.
И жалко, что монеты — не в цене,
Что водка дорогая этим вечером.
Молчат фигуры, будто на войне,
А мне и промолчать-то с ними нечего.
* * *
Любительский театр играл войну
Без формы, без окопов и винтовок —
Был вымышленный мир предельно тонок,
И кровь не разливалась на полу.
Но в сердце кто-то маленький пролез
Реветь навзрыд, когда убили «наших».
И так хотелось отыскать шалашик,
Где прятал деревянный пистолет!
* * *
Я отломил бездомному коту
Кусочек пирога с яйцом и рисом.
Он есть не стал, их, видно, кормят тут:
Стоит собор с отколотым карнизом,
А был когда-то даже монастырь.
Спасибо всем, кто жив во мне доныне:
И я — не одинокий, и коты
Мне не нужны. Они лежат на глине
Чужих могил. Я много не смогу,
Но что могу, то выполню до точки.
Подходит синий голубь к пирогу
И золотые трогает кусочки.
КОШКА
Ты не был в этом доме много дней
И даже кнопку лифта забываешь,
А перед дверью странно замираешь:
Казалось, что она — на самом дне.
Ты входишь в дом, где черная земля
В горшках засохла плесневелым хлебом,
И если б не кошачья треба
Воды и корма — прошлого зола
Лежала б впредь, как старое тряпье,
В чужой квартире распадаясь ватой.
Полей цветы, они не виноваты,
Что ты испортил прошлое свое.
ВЗРОСЛЕНИЕ
И суета, и спешка
Будут теперь всегда.
Прячет в листве усмешку
Утренняя вода,
Что отразить не может
Скорость твоих штиблет.
Даль зарастает кожей.
Вязнет жучок в смоле.
* * *
Придет зима — и ходишь по воде,
И на воду кладешь свои пожитки —
Плевок, окурок, план великих дел
Следами у заснеженной калитки.
То человека слепишь из воды,
И он плывет, и все плывут над твердью.
И медленно течет стекольный дым
Презрением над холодом и смертью.