Факелоносцы

Язычествует молвь на косогоре
реки, несущей воды в никуда,
пока неописуемое море
расхристанные топит города.
От копоти пространство почернело.
Чтоб неповадно было вдругорядь —
соборный свет гримасой печенега
накрыло и велело догорать.
И во главе подавленного гула
смерть голосит, что всем она сестра:
автофекальный томос истанбула,
канун перераспятия Христа.
На берегу три идола могли ведь
ещё надежду поберечь в тепле,
слепые очи девственница Лыбедь
дарует зрячей сумрачной толпе,
и на устах, что вымазаны кровью —
чужой молитвы бессловесный рык:
в пути от православья к празднословью
отвергнут христианнейший язык.
Они идут, свергая храм за храмом
и капища надстраивая ввысь,
где их отцы под прапором багряным
всё предали, что защищать клялись.
Страшна дорога к храму и горбата
растоптанная толпами тропа.
Но тягостный бесплотный гром набата
с востока слышат в Лавре черепа,
он нарастает, встречный вал смертельный,
и, сам уже не властвуя собой,
в тела, как нож, вонзает крест нательный —
и демоны за ним идут гурьбой,
и Саркофаг пронизывает трепет,
и птицы молча рвутся в вышину,
и снова — и уже навеки! — Припять
берёт в себя днепровскую волну.


Горная ведьма

...Кто скачет ущельем в ночной аил*, сына кто на груди укрыл? —
сердечко вздрагивает у мальца возле большого сердца отца,
висит багровой луны автостоп, дробится тьма у кремнистых троп,
хлещет коня молодой чабан, горит и бредит его мальчуган.
— Атам, посмотри, как сквозь кусты сверкают мне глаза албасты!..
— Нет, то не ведьмино око, балам, то речка с луною напополам!
— Но мамину песню она поёт, ехать в долину нам не даёт!
— То голос реки отражает скала, а мама наша давно умерла.
— Ах, папа, на склоне горит костер, там вижу я братьев и сестёр,
— мои одноклассники, к ряду ряд — так звёзды падают и горят!..
— Сынок, успокойся, это роса, испуганных птиц ночных голоса,
— прижмись, храбрец, теснее ко мне — быстрее поскачем при луне.
— Отец мой, мраком обожжена, за нами тянется тишина,
имя моё называет она, скользит ногой в твои стремена,
неслышно касанье её руки, холодные слёзы её легки,
щёки бледные у неё, когти медные у неё!..
.Конь так не скакал и от стаи волков!
Искры рвутся из-под подков!
Село вырастает в серой пыли!..
.Больницу — в город перевели.


* * *

Ночь августа.
В примолкнувшие травы,
прочёркивая чёрный небосвод,
монеткой брошенная для забавы,
звезда неназванная упадёт —
нечаянная чья-то там утрата,
осколок взора, уголёк в росе,
бездомная, последний вздох заката.
Ей в унисон в серебряном овсе
вдруг перепёлка прокричит спросонья.
И — далеко видны, освещены
пожарищем всплывающей луны,
прекрасные
начнут свой танец
кони...