Шли летним вечером по Москве. Стремительно приближалась ночь. Распахнутые окна домов одно за другим погружались во мрак – уставшие обитатели комнат готовились отойти ко сну.
Но мы продолжали свою беседу – предмет её был жизненно важен: мы толковали о литературе.
В ту пору мы оба с ним дебютировали, и наш дебют оказался успешным. Пьеса моя была поставлена в Малом театре, а повесть Юры была напечатана в "Новом мире".
Первые наши произведения были написаны на сходную тему. В те годы не было ничего удивительного: запас впечатлений был невелик – мы написали о том, что знали, героями нашими были студенты.
И пьеса моя, и повесть Юры были благожелательно приняты. В особенности удачно сложилась судьба его повести, её встретило не только писательское признание, была она к тому же отмечена ещё и Государственной премией (в ту пору она называлась Сталинской). Будущее казалось безоблачным, сулившим нам ещё много радостей.
Юра обычно был скуп на слова, предпочитал молчать и слушать, но в этот вечер разговорился. Хотелось, видимо, поделиться созревавшими в нём соображениями.
– Нашему брату необходимо иметь свой дом, – говорил он уверенно, – свой ли журнал, свой ли театр, где его ждут и где в него верят. Без этого дома ты одинок и чувствуешь себя неприкаянным. Ещё важнее – найти свой ключ.
– Что ты имеешь в виду?
– Свой ключ – это понятие разнообразное. Это свой звук, только тебе присущий, своя интонация, прежде всего – свой личный подход к изложению темы. Если однажды тебе посчастливилось найти свой ключ, ты – в полном порядке. Можно писать рассказ за рассказом. Вот Чехов однажды нашёл свой ключ. Ключ гения. И его судьба за несколько лет состоялась.
Я недоверчиво пробормотал:
– Хочешь сказать, что ему повезло?
– В какой-то мере, – заверил Юра.
Я покачал головой и буркнул:
– Гению, знаешь, всегда везёт.
Юра сказал:
– Бывает по-всякому. Наверное, есть неизвестные гении. Но главное – всё же найти свой ключ.
Однажды, месяца через два, мы встретились с ним в просторном холле на студии документальных фильмов. Мы иногда там подрабатывали, писали тексты к снятым сюжетам. Охотнее и чаще всего – к спортивным. Это занятие казалось нам не слишком достойным, но мы нашли утешение и оправдание – увеличиваем запас своих знаний, а также оттачиваем свой стиль.
Помню, в тот день он был возбуждён, выглядел чем-то весьма довольным. Обычно эмоций он не показывал – я понял: нечто произошло.
– Ты знаешь, я написал рассказ, – сказал он, – не хочешь его прочесть? Он маленький, две с половиной страницы.
Присели в полутёмном углу, и он достал из портфеля рассказик, который я сразу же проглотил. Его содержание помню я смутно: что-то об эмигранте-испанце, весьма одиноко жившем в Москве. Рассказ был написан и впрямь по-новому: скупо, с предельным лаконизмом и убедительной достоверностью. Несколько тонких и ярких подробностей, как огоньки, освещали сюжет.
– Здорово. И ни на что не похоже, – сказал я. – Очень рад за тебя.
Юра кивнул.
– Ты знаешь, мне кажется, что кое-что для меня прояснилось.
Он был и доволен, и озабочен. Казалось, он думает, как надёжнее ему закрепить своё открытие.
То лето мы проводили вместе в тишайшей подмосковной деревне. И лето это было поистине самым мучительным в моей жизни. Однажды после игры в футбол из горла потоком хлынула кровь. Юра остановил машину, меня погрузили, владелец машины без возражений доставил меня в Первую градскую больницу, и начались долгие изнурительные пять лет борьбы с туберкулёзом. По счастью, я был молод, силён, был наделён недурным генокодом, на помощь пришла и спортивная юность – после четырёх операций пошёл на поправку.
Писательская судьба у Юры сложилась счастливо, много счастливее, чем личная: настоящее счастье к нему пришло только в третьем браке. Он с каждой книгой своей представал всё более глубоким писателем, и будущее его обещало стать ещё ярче, ещё блистательнее.
Всё кончилось и рано, и горько: попал в больницу, ему понадобилась заурядная хирургия. После неё он оправился быстро, но вдруг оторвался неожиданно тромб, и в тот же день он ушёл из мира, из осиротевшей литературы.
Я жил в Крыму, куда я всегда убегал от суровой московской зимы, к которой я так и не смог привыкнуть – о смерти его узнал с опозданием. Ушёл он трагически преждевременно, а всё же найти свой ключ он успел.
С тех пор прошло уже много лет, и нынче, когда неотвратимо приходит мой день прощания с миром, всё чаще вспоминается мне тот летний, давно миновавший вечер.
Так ясно вижу я, как идут по тихой московской улице два молодых, совсем ещё юных литератора. Беседуют о тайнах словесности, которой хотят посвятить свою жизнь. Из настежь распахнутых окон льётся редкий и неуверенный свет. Люди готовятся ко сну.
А мы всё толкуем о литературе, о будущем, нам принадлежащем, в котором нас ждут одни лишь удачи (какие могут быть сомнения?). Дело за малым – найти свой ключ.
3 февраля 2015 г.