***

Жизнь не сложней сюжета порнофильма,
Кроссворда или счёта за обед,
Но после гроз, покуда мир непыльный, —
Вдруг постигаешь всё, чего здесь нет…
Шальная малость, благость, опечатка,
Отсутствие, прощение, разрыв…
Вновь листопада брошена перчатка
В лицо, попробуй не ответь. И в
Этом всём есть музыка, забвенье,
Спасение случайное, тоска.
Раз первое твоё стихотворение —
Последнее, как жилка у виска.


***

Жаль себя, жаль. Что уж тут говорить, безусловно,
Жаль проходить, словно дождик в четверг, навсегда.
Так светлячок чует в луже огромные волны,
Смерти цунами, смывающие города…
Жить-поживать бы безбашенней всех Вавилонов,
Бросив таблички из глины, что жаждут огня,
Чтобы не слышать несмазанный скрип небосклонов,
Музыку сфер за бездарность свою не виня.


***

Невыносимо прекрасная девушка не
Моя, а вообще отраженье витрин, вполне
Память, которую лучше стереть, как мел
Школы начальной, конечной, один пробел
Будет со мной, географий карт пустых,
Улиц дождливых, мычания глухонемых
В грохоте станций метро, раз твердят, как стих,
Несколько фраз, что за шумом забыли мы…


***

Исчадье счастья — жаркий летний день
Пропах гудроном. Позабывши лифчик,
Отличница перебирает сливы
Среди ларьков перед грозою. Тень
Набегает. Что ещё сказать?
Машины едут. А собаки лают.
Стоит мгновенье. Деньги исчезают.
Берёзу облетает стрекоза.
А больше ничего и не бывает.
Жить невозможно, умирать нельзя.


***

1.

Досмотрю, как целуются пары, разводят мосты,
И развозят такси проституток и экскурсоводов.
А чадящий буксир блики рвёт на реке. Красоты
Сколько хочешь. Сплошные небесные своды.
Хорошо то, что ты никогда не любила меня.
Среди лет пустоты и разлуки случалась минута,
Когда сам забывал про тебя. Мне хватало огня.
Полупьяный народ восторгался лениво салютом.


***

Не снегопад обрушивает хлопья,
А карточные домики любви
Летят, как мотыльки прямо на лоб, я
В небо посмотрю, пока в крови
Так много воздуха, хотя над морем больше…
Кошки, собаки, сказочный Стамбул.
Люби меня. Не исчезай. А дальше
Пусть будет снег. Пока я не усну…


***

На флейте нищий музыкант играет.
В бинокль на пристани видать мечеть.
Ещё есть деньги, но душа не знает:
Зачем ей жить, когда ей умереть…
Вам, суфиям, не так, наверно, страшно,
А я не верю больше ничему…
Пускай буксир песню поёт протяжно,
Пусть чайка мёртвая, как снег, идёт ко дну.

Мне нужен берег этот был турецкий,
Каштаны жирные, галдящая толпа,
Квартирка в Бешикташе, горький грецкий
Орех, немного моря и тепла…
Какие горы и какое горе.
Какая византийская тоска.
Вдруг разрыдаться ночью в коридоре,
В чужой стране, своей, как облака.


***

Упираешься в тайну лбом,
Но не можешь её сказать,
У ребёнка дождь за стеклом —
Одиночества благодать.

Может быть, в этом риск и есть,
Жизнь прожить, словно сам не свой.
Недалёкие близкие
Машут с памятников рукой.

Надо было копить, считать,
В офис лестницами ходить,
Строить дом и детей рожать
Или дерево посадить…

Что любил я, зачем любил,
Пару слов, пару пауз, пар
Облаков, потому что был
Сам таков, как ненужный дар.


***

Исчезновение невыносимое.
Нежное, глупое, произносимое
Даже с трудом, ещё гаже потом
Детский стишок прочитать или в том
Классика листик, ромашку, любовь
Всунуть закладкой. Трагически бровь
Вскинуть. Подмостки трагедий смешных
Маленьких, да золотых, словно стих
Ветер внезапно, и видно вдруг стало —
Звёздная бездна нас всех укрывала…


Письмо

Прости меня, что я простил тебя.
“Мне жаль”. Как говорят в центральном парке
Вашем. Словно апельсины теннисистов,
Повсюду белки шмыгают. Но чисто,
Поскольку дворник. Вовсе без помарки
Я бы хотел писать тебе, грубя,
Всё, что я думал эти годы, но
Дело не в этом, в чём — уже не знаю…
В России холодно немного. Осень. Дом
Чужой, кириллица, работа, гром
Последний. Я живу и умираю.
Как все. Давно известное кино.
Ещё минута будет до метро…
Осень. Молчанье золото. Но про
Что-нибудь ещё мне расскажи.
Зачем мне жить.


***

Сирень опадает, облако пролетает,
Жизнь проходит, женщины забывают,
Жальче всего сирени, что с неё взять потому что,
Музыка затихает, и ничего не нужно…
Сердце ещё стучится, поезд куда-то мчится,
Пишет в дневник подросток, жизнь его не случится.
Падай, сирень смешная, всем пятикнижным счастьем,
Костью игральной, дальней грозой, ненастьем.
Домиком карточным, небом, звёздами, облаками —
Самое важное стало уже словами.


***

Собака пахла счастьем и разлукой,
В жару лакала жадно из жестянки.
Крыжовник был небрит, тянула руку
Берёза, зелен жёлтый одуванчик,
Который белый, то есть уже мёртвый, —
Летел над миром, как крылатый мальчик
С луком, от слёз прозревший в мире горнем.
Чернилам в авторучке места мало —
В тетради чуть-чуть более просторно.


***

Хочется жить, только жаль, что нельзя понарошку.
Нечего делать, и некого в гости позвать.
То у метро у старушки попросишь морошку,
То в книжном купишь в полосочку ночью тетрадь…
Чёрной рекой проплывает буксир деловитый,
Чайки кричат, надрывается флаг над кормой.
Я бы хотел так уехать куда-то, где квиты
Были бы мы навсегда. Помаши мне рукой.


***

Запах дождя перестаёт волновать.
Невыразимое кажется не выразимым,
Но невозможным. Постылая скрипка-кровать
Вечно фальшивит, а дождик идёт всегда мимо.
Так и бывает. И кто-то несчастней всегда.
Так и проходит былое, и думы, угрюмый
Жизни фарс. Гвоздь по стеклу. Так скребётся звезда
Падающая, бенгальский огонь полоумный…


***

Стирается подошва, жизнь, монета.
Поэты шлют приветы с того света.
Над памятником полыхнувших птиц
Закатных зарево. Дев слёзы меж ресниц.
Гори, огонь невечный, догорай,
Рай детства, исчезай обыкновенно.
Урал огромный и любимый край.
Где героин герои внтуривенно
Дворов кололи. Дворник лужи мёл.
Я с книжкой шёл то юный, то счастливый,
Но ничего, конечно, не нашёл.
Звёздное неба цвета чёрно-слива.
Обычна ночь, где я тебя любил.
Случайный вдох теплыни на балконе.
В пыли шум города далёкий плыл.
Пластинка под иглой шуршащей стонет.


Московское кафе "Бейрут"

Кафе "Бейрут", что держит добрый друз,
Нам скидку делает не как завсегдатаям,
А как придуркам, что приходят груз
Проблем забыть за ароматным чаем.
Здесь хумус и шаверма, что ещё
От жизни ждать? Здесь нарды. На экране
Певец-поп песни разные поёт.
И кажется тогда в душевной ране
Шов заживает. И особо — в дождь.
Шумит за окнами, и никуда не надо
Идти. И некуда на самом деле. Ложь
И правда жизни, горечь и награда —
Давно неважно всё. Вот только чай,
Несущиеся чёрные снежинки.
Кому я не договорил прощай?
Вдруг сахара кусок на половинки
Распался и исчез. Вот друзы, что
Зачем-то верят в то, что много жизней
У нас — счастливей. Сам припомню то
Лицо, то улицу из позапрошлой жизни
Внезапно, то любовницу, то мрак
Семьи, и это память об отчизне
Почти. Но уже поздно. "Шукран лак!" —
Я говорю с акцентом, красный зонтик
Беру. Дениса провожаю на такси.
Его в кафе хозяин знает, ибо
В рекламе видел на ТВ. Простил
Хозяин нам чуть денег и обиды…
Мы по воде прошли, и след простыл.


***

Ингушка любит Байрона. Он ей
Меня куда дороже и милей.
В стихах его курсируют корсары,
Щербет и содомия. Шаровары
Турецких подданных и греческие виды.
Куда сбежать от вековой обиды
Холопа мне? Пусть видел я Босфор
И Грецию. Не в этом разговор.
А в том, что если бы я даже лорд
Был или очень сильно горд.
Куда прекрасней мёртвых полюбить.
Не надо с ними в магазин ходить
За молоком. Я не люблю мужчин.
И романтизм. Особо без причин
на то. А море, море да… мне за колючкой
Родного города его так не хватало.
Я уроню дневник на покрывало.
Пусть в Лондоне пил чай на Пикадилли.
Вы всё равно меня не полюбили.


***

Я вышел в магазин. Неподалёку
Были пруды, что Чистыми зовут.
В чужой квартире жил один я. Тут
Мне было хорошо, пусть одиноко.
И магазин всего лишь в двух шагах,
Чтобы купить фасоль, картофель, сыра.
И книгами завалена квартира,
Пока со мною счастье, словно страх.

Я вышел. Воздух был нещадно свеж.
И голубь у бордюра умирал, и
Окна светились, а домов промеж
Немного звёзд и прочие детали.
И я подумал, что ещё сказать
Об этом всём? Что счастлив почему-то?
Бездарно и смешно. Прошла минута.

Я помню это ощущенье с детства,
Когда уколет вдруг веретено.
Миров других нелепое соседство,
Жизней чужих неловкое родство.
Так, словно среди прочих поколений
Я тоже человек, прохожий, шваль,
Пусть без прописки, но я тоже гений,
И мне подвластна сладкая печаль
Существованья. Впрочем, что об этом…
Я рассчитался картой за еду.
Но были звезды, воздух пыльный, память
Летом о лете в никаком году.
Ещё придётся в это небо падать.
На счастье и беду.


***

Обрыдла разночинская тоска.
Скучно читать внизу книг примечанья,
Не понимая иностранных слов,
Но вспоминается зачем-то лето:
Шумела эстафета, где, упав
В траву, спортсмены резвые дышали,
Как рыбы на песке, в своей слюне.
Но палочку из рук передавали.
Поэзии. Разлуки. В тишине
Трибун орущих. Лавра, лент, бессмертий.
Пусть каждый верил зря, что нужен был.
Пуст пьедестал постылый. Ливень летний
Его от пота опыта отмыл.