Защита Лужина

Лужи на улице – хоть не вылазь.
Дома же всё шито-крыто.
Лужина ль это с Россиею связь
или простая защита?

Ветер со снегом колюч, как наждак,
валит ларьки и палатки.
Твидовый носит Набоков пиджак
с шёлковой скользкой подкладкой.

Жизнь продолжается, как ни крути…
Слово, хотя и дефектно,
сиюминутный порыв укротив,
нежится в плюсквамперфектум.


* * *

Огни вокруг потушены,
хоть ХХI век.
Легко идёт по Тушино
тверёзый человек.

Он прост, он не ломается,
как все вокруг греша,
хотя незримо мается
неспящая душа.

Он вышел к речке исподволь,
на бережку стоит,
и никакую исповедь,
увы, не говорит.

Что ж, вот такое времечко
порушенных границ,
к тому ж опять на темечко
оставил метку птиц.

Порушено. Потушено.
А значит, всё равно
не толичко по Тушино,
по всей стране темно.


* * *

Когда по Божьему капризу
вдруг ниспошлётся благодать,
шуршанье капель по карнизу…
В постель ложиться и дремать,
потом, поднявшись, хоть в пижаме,
из чашки пить душистый чай…
Оконной рамы дребезжанье
пусть отвлекает невзначай
от шума ливня, переплеска
схлестнувшихся в боренье струй;
и здесь, наверное, уместно
услышать звонкий поцелуй
воды и травяной подушки,
а может, земляной щеки,
и увернуться непослушно,
и побежать вперегонки
туда, где радуга созрела
и семицветием горит,
и кажется, что нет предела
свободе, перенявшей ритм
того же ливня или сердца,
что бьётся птенчиком в горсти…
Ты тоже с этим стуком сверься
и дольше в мире погости…


Западня

Мы живём, попадая в ловушки.
Не избегнет никто западни.
На кисельной больничной подушке
мы проводим остатние дни.

Ты не сразу поймёшь, что попался.
Но поймёшь, если ты не дурак.
Важно, что дураком не остался,
хоть и носишь дурацкий колпак.

Повторяй постоянно и часто
среди ночи и ясного дня:
человек не родился для счастья,
жизнь любая – всегда западня.


* * *

Если бы сегодня попросили
подвести итоги прежних дней,
я бы расписался лишь в бессилье
говорить о родине моей.

Что её и гнало, и мотало
в результате повседневных мук?
Сбились бы копыта из металла,
если бы она была битюг!

На миру, а вовсе не украдкой
часто о несделанном скорбя,
вдруг она нечеловечьей хваткой
вырвала за волосы себя!

В князи да из грязи! Эка доля!
Эхо до сих пор ещё звучит.
Воля, удивительная воля –
движитель и в то же время щит.


Место

Зря сочиняю стансы я
про быть или не быть…
На следующей станции
мне надо выходить.

И всё. Отпел. Отплакался.
И отпереводил.
Отокался. Отакался.
Как будто и не жил.

Надейся, что за выговор
отправят прямо в рай.
Сиди, пока не выгнали.
И место согревай.


Благовест

Небо тучкою машет опять.
Почему-то мне хочется спать.

Небо облачком машет седым.
Хорошо умереть молодым.

Я смотрю высоко-высоко.
Только молодость так далеко.

Я в скитаньях своих поседел.
Скоро снег полетит, словно мел.

Разольётся в полях благодать.
Не желает никто умирать.

А потом будет снова весна,
и опять не до сна, не до сна.

Но гробы всё тесней и тесней
по весне, по весне, по весне.

Хорошо умереть молодым.
Небо машет платком голубым.


Пословица

Идя на поводу у норова,
почти отринув власть рассудка,
я часто принимал за новое
всего лишь старого зарубки.

Не зря смотрел я неуверенно,
природа тоже виновата:
из одного нередко дерева
растут икона и лопата.

Очистит и спасёт негодного,
и разум возвратит молитва;
и этой мудростью народною
отныне жизнь моя налита.