* * *
Годы на то, чтобы понять: это ты.
Одну тебя понять. Полностью. Каждое мгновение.
Твоё прикосновение, глубокое.
Вода откликается эхом. Лёд откликается, пар отзывается эхом.
Объятие твоё, когда я прихожу побитый.
Неповторимое, вот это, всего меня обнимешь.
Мы, вместе, тоже часть чего-то большего, чем мы с тобою.
Это нельзя назвать счастьем, ведь счастье проходит,
это нечто большее. Время перестаёт что-либо значить,
все камни, тобою расставленные, это тоже мгновения. Такие дела.

Улица Добровольцев – в районе Доброй Надежды

зияет, рот полон покрасневших советских зубов; ряды вонючих мусорных урн; всё здесь выстлано тоской аккуратно, давно потрескавшимися серыми плитками; даже яркие краски зелени – к ней присобачены; время струится коварным горным потоком, полным ям, воспоминаний порогов; тут ты можешь быть только маленьким, только ребёнком – спешить в темноте по пугающему подземному переходу, зажав рюкзачок в кулаке, торопиться и осознавать – одиночество тебя не отпустит.

Птица в клетке

Я заточён
меж четырёх стен
сделанных из прутьев
что ж видят мои стены
они – вот эти стены
только глазеют друг на друга
а у меня пространства другого нет

нет ни часов показать мне время
ни зеркала, чтоб отразить меня
так почему же и на что же
намекает и в чём винит меня
невинный детский взгляд

вот тут я заточен и тут закрыто моё утро
и вечер мой играет, взаперти,
и капля катится по моему лицу
мелодию нехитрую
всё повторяя

ведь я же знал
что не хочу другой
ведь я же знал
что ты другого не хотела
мечта прекрасная
тут оказалась на замке


Я не прощу

Я не прощу тех , кто меня спасал
Я не прощу тех, кто мне помогал
Я не прощу тех , кто хотел –
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - День
был красивый вдалеке ребёнок сумасшедший
кидался черепом в снежную
крепость
               я думал , что можно ещё
вернуться в детство и детскую ненависть
почувствовать опять
                 но умереть
не так уж просто
                   я не прощу
тех, кто спасал меня. Кто мне помогал
не верю я
и если не сбрендил я,
я не прощу
    а ты прости – Творец


Осень в городе

Смущена, улыбаешься, наливается краской рябина
                               вот и осень уж льнёт к стенам улиц
каждая мысль на тему искусства, каждая мысль
                        об отравленном камне, как мышьяк, ядовитом
я на лестничной клетке курю, а транзисторный
                         ангел рыдает, оплакивая дешевеющую
со скоростью света
                         стоимость дней наших
в то время, как  свет стирает рассеянно
                                    капли дождя с летних мольбертов
как течёт этот день, как вода розовеющей пеной
                                                          в реке половодной
на сером асфальте светятся звёздообразные листья
                только слово непроизнесённое  стынет во рту
время смоет всё, но и грех, который нужно бы смыть,
                                                                    и его вроде нет уж
я курю у окна и не вижу тебя, наклонённой
                     над раковиной, Венера моя
там вдали у озера горного в отраженном сиянии
                                  ты накрыта лёгкой вуалью дождя
золотит твои руки сквозь сплетенья ветвей
                 в просвете меж туч солнечный луч
сколько шагов тут столкнулось и сколько не встретились
                   тут, у ратуши бывшей
сколько желаний уносит несбывшихся эхо шагов
                эротическое
и сколько несказанного скрыто за дверями закрытыми
                     кондитерских парикмахерских и аптек
как больно сознавать, что не исправить день
                       когда пропустил его, как ошибку
снова весна, холодна как стекло, но она уж
                       в  воспоминаний шкатулке на бархате пестром
как мало в ней простоты
                        и утешения мало
но вот ты снова бредёшь под дождем под красной рябиной
                        принеси мне невообразимое что-нибудь
любимая моя

20 признаний

Подумал о том, что я уже всё испытал,
притворялся младенцем, ребёнком малым,
маленьким мальчиком и маленькой девочкой.
Маленьким детским богом – Ничем.
Я прикидывался птицей.
С высоты птичьего полёта смотрел на Литву, на кратеры её морей.
Притворялся ксендзом, кентавром, Жаворонком, Иисусом
Христом, величайшим литовским поэтом, всякими людьми и птицами.
Хароном, демиургом, игравшим с ракушками в Балтике.
Смертным, ласкавшим Дидону в глубине моря с китами.
Пьяным Вийоном или Бильханой, насилующим несовершеннолетнюю королевскую дочь.
Кассандрой, предсказывающей гибель.
Пикассо, дробящим кости.
Выжившим из ума Гёльдерлином, жаждущим только тишины.
Ли Бо с припорошенными снегом знамёнами в древнем Китае.
Вороной, белой, выдёргивающей крапиву.
Всеми созданиями, которыми, ты, Господи, велел мне быть.
А вот сейчас я хотел бы быть собой.
Жестоким, тёмным, безжалостным,
бессильным, больным, благородным.
Умирающим и воскресающим. Чтобы жить.


А на самом-то деле нет ничего

самого главного героя-любовника Иисуса Христа не было, придумали его отщепенцы, правда, но такой малюсенький акцент, а всё остальное До и После него, акцент всегда был, насколько нам известно, за – огромное пространство, пурпурное одеяние и ореол, явление народу, снятие с креста, воплощение, божественный знак, жизнь, скитания, принятие мук, смерть и воскрешение, исцеление и воскрешение других, всё было и возродилось по радению апостолов, как проекция, как накопление, как концентрация благородства, но всё равно он остался маленькой точкой, сосредоточенной самой в себе в этой вселенной, а мне так бы хотелось, чтобы он сиял надо мной как огромная пурпурная звезда с тысячей ветвей, а тут и растения, и моря-океаны, люди, миры, Бог Отец и Матерь его Святейшего духа, золото, соли и воды, розы и бриллиантовые звёзды, а крестик на самой вершине, как прочерченный кровавым ногтем, о, я желаю, чтоб он был большой, такой необъёмный, чтобы я мог его спотыкаясь нести, такой вышитый сверкающими рубинами острорёбрыми, святыми его звёздочками, они как пуговицы, как клешни рака, такой далёкий и близкий, что, даже ничего не испытывая, ты страдал бы, страдал бы, страдал бы, работать некогда, любить некогда, бороться некогда, разрубить цепи неволи, реконструировать мир, начать заново…