Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

НИНА ТИХОМИРОВА


АРЗАМАССКИЕ ПРИПЕВКИ



(По рассказам моей мамы Евдокии Васильевны)


Арзамас, наш Арзамас,
Ты весёлых прими нас.
Все мы из Туманова,
Ни единого — пьянова.
С песнями на ярмарку...

“Доченьк, что ты там всё пишешь да пишешь? Сядь а ты ко мне!” — это моя старенькая мама. Ей 96 лет, но она помнит ещё то время, когда только готовилась к школе. И ей говорили: “Ты уже большая, скоро в школу пойдёшь”. А потому она и корову с овцами рано утром выгоняла в стадо, и полы мыла, и картошку чистила, и бельё полоскала на пруду, да ещё с младшей сестрёнкой Марфой нянчилась. От Туманова, её родового гнезда, до Арзамаса — рукой подать. Пройдёшь сёла Водоватово, Абрамово, а уж с Выездного открывается изумительная панорама старинного города на холме с золотистыми куполами церквей и колоколен. А как перейдёшь по деревянному мосту через реку Тёшу, и ты уже в городе.
Много лет назад маме сделали операцию на позвоночнике, и с тех пор стали постепенно отказывать ноги. И вот она уже более пяти лет не встаёт с постели, а я, её дочь, оставила свой дом сыну и перешла в её домик с “окнами в сад” и резными наличниками.
И где бы она ни жила: на Урале в г. Копейске, в Восточной Пруссии в г. Озерске, на Севере в г. Воркуте, в Туле — она в последние годы вспоминает в основном своё родное Туманово, своё детство...
“Сядь а ты ко мне. Мне так охота с тобой поговорить. Я ведь почти целый день одна...” Мне становится совестно, даже сердце сжимается. Я оставляю свою писанину и подсаживаюсь к её диван-кровати, беру её руку, глажу... “Ну вот, и слава Богу”. И начинает петь. Сначала молитвы “Шла матушка Мария”, “Царица моя преблагая” и др. Потом старинные песни, которые она особенно любила: “Начинаются дни золотые...”, и я, подлаживаясь под её мягкий, приятный голос, тоже подхватываю: “Ой, вы, кони мои вороные, вороные вы, кони мои...” Дальше следуют “Тонкая рябина”, “Степь да степь кругом...”, “Как всаду при долине...”, “По диким степям Забайкалья”, “То не ветер ветку клонит...” “Это была тятина любимая песня, — скажет мама. — Эх, и песельница я была! А частушек, припевок разных сколь знала.
Вот собирается нянька на гулянку (это старшая сестра Анна, почти невеста, а маме — лет 6-7), достаёт из сундука нарядный полушалок с кистями, набрасывает на голову: “Дунька, держи сзади косяк!” Я берусь за угол полушалка и натягиваю вниз. “Ровней держи!” — кричит она. Я жму косяк в самую ямку ниже спины, она вскрикивает. “Зато ровно”, — говорю. “Смотри у меня! Чтоб не выбегала больше из дому, не позорила меня, а то крапивой отхлещу. Артистка мне нашлась”, — и уходит.
А я уж знаю: она и замок повесит снаружи, и ворота колом подопрёт. Но у меня осталась подворотня. Я уж загодя чуть подкопаю и соломку слегка рассыплю.
“Дунятк, а ты давай ложись, ложись, утром вить рано подниму”, — говорит с печки мама. Я для виду лезу на полати, там уж Пашенька с Марфой спят, сёстры мои. Одна постарше меня, вторая — помоложе. Санька, брат, уж на учёбу в Арзамас уехал. Лёнька, постарше Анёнки, в зятья вошёл, а братка Иван, самый старший, тоже женился, построился и отделился. Лежу, а у самой сердце колотится, мама похрапывать стала, намается за день-то, а вставала с первыми петухами.
И вот слышу: гармошка! Эх, как я её любила! На край света за ней бы пошла. А ребята — водоватовски. У них девки-то больно с гонором были, задавасты, всё за городских норовили выйти. А у нас — попроще, да и красивей ихних, с голосами. Вот и я сызмальства голосиста была. Меня многие звали Дуней-артисткой. А наши-то ребяты к замятниским девкам ходили.
Вот уж ближе подходят, я тихонько слезаю и к окошку. Идёт цела ватага, человек 12-15. Один запевает, первая половина частушки врастяжку, а вторая быстро, скороговоркой:

Ой, то-ва-рищ мой то-ва-рищ,
Ты меня не вы-да-вай.
Я буду вороты мазать,
А ты дёготь подавай.

А все подхватывают хором вторую половину:

Я бу-ду во-ро-ты ма-зать,
А ты дё-готь по-да-вай.

И проигрыш гармошкой. А я так и выпрыгнула бы из окна. Эт они для форсу таки частушки начинали. Вот, мол, мы какие:

Моя милка некрасива,
Никому не нравится.
Куплю сотню кирпичей,
Пусть она румянится.

И опять таким же манером. Один начинает, а все подхватывают. Вот они прошли мимо нашего дома, мимо пруда, а дальше, перед поворотом налево в Матню, срубы ставили, брёвна лежали, ну, и наши девушки уж сидели, поджидали. И котора побойчей начинат им отвечать:

Водоватово село,
Чем прославится оно:
Лаптями, онучами
И парнями вонючими.

Ну, и те не остаются в долгу:

Девок много, девок много,
Девок некуда девать,
Их посадим в худые сани,
Станем по полю терять.

И тут же образуют круг, выходят две девушки, одна пляшет, другая поёт:

Гармонист, гармонист,
Рубашечка сатинова,
Не тебя ли, гармонист,
Зазнобушка покинула.

А он отвечат:

Не подскрыливай, залётка,
Не подскрыливай, прошу,
Я и так уж все неделю
Намагниченный хожу.

Потом вторая поёт:

Гармонист, гармонист,
Я тебя надую,
Из резиновых колош
Лапотки обую.

Тут в круг выходят два парня:

Девки спорили на Тёше.
У ково каки колоши,
А ребята на лугах,
У ково скока рубах.

Ещё две девки выходят и по очереди пляшут и поют:
Дорогой мой дорогой, стоишь дорогова,

При тебе люблю тебя, без тебя — другова.
Дорогой мой дорогой, дорожила я тобой,
А теперя, дорогой, дорожу, да не тобой.

Парни:

Вы какие, девки, смелы,
Зайца попугали,
Арзамасски девушки
С нами погуляли.

А наши девчата:

Ой, товарка моя Клава,
Выбивай 41,
А ребятам за измену
Принудиловку дадим.
Ох-ох, не дай Бог
С водовацким знацца,
Он соляркою пропах,
А лезет целовацца.

Парни:

Ох, милка моя хуже лихорадки,
Щи варила-пролила, обварила пятки.
Акулине пирога, Акулина хочет,
Акулину под бока, она захохочет.

Девушки:

В огороде лук да мак —
Какое украшение,
Ко мне миленькай не ходит
Третье воскресение.
Голоску мово не стала,
Стала я хрипучая.
Это милова изменушка
Меня замучила.

А уж дело идёт на примирение и сближение:
Парни:

Тараторочка моя,
Ты не тараторься.
Я любить тебя всё буду,
Ты не беспокойся.
Ой, милка моя,
Купи бутылку вина,
Купи боле, купи доле,
Будь заветная моя.

Девушки:

На горе стоит берёза,
А я думала: “Серёжа”,
Берёзыньку обняла,
Серёжинькай назвала.
Подружка моя завлекательна,
Пойдём завлечём обязательно.
Плясать пойду, головой качну,
Потом серыми глазами завлекать начну.
У колодца вода льётся.
Ледышки растаяли,
Мил хотел меня посватать,
Подруженьки расхаяли.
Я у Коли в колидори
Чуть не заплуталася,
Здравствуй, Коля дорогой,
Давно не видалися.

Тут уж я не выдерживаю, — вспоминает мама, — вылезаю из подворотни и сразу в круг с припевкой:

Ухажёр мой ухажёр,
Ухажёр мой Колька,
Он ухаживат за мной,
А я за ним нисколька.

Ребята хохочут, а я не даю никому опомниться, снова запеваю и приплясываю:

Говорят про меня,
Что я ростом мала,
Мне бы шляпу и колоши,
Я бы барыней была.
Пойду плясать — доски гнутся,
Сарафан коротенький — мальчики смеются.

Которы ребята, видевши меня впервые, с удивлением спрашивали: “Это чья такая артистка?” — “Анюшина сестрёнка. Её и правда зовут артисткой”. А нянька уж за подол меня дёргает. “Не трожь её, Аннушка, вишь, как наяривает, лучше взрослых, — говорит гармонист. — Пой, пой, красавица”.

Ох, топнула я
И притопнула я,
Съела пряников полпуда
И не лопнула я.

Тут уж все хохочут. А гармошка играт, а я давай вприсядку:

Плясала вприсядку,
Любила Васятку.
А теперь Васятку
Под левую пятку.

“Вот даёт малышка! А ну-ка! Поможем ей”, — выбегают вкруг сразу трое. Двое пляшут вприсядку, а один запевает:

У кого какая баня,
У меня осинова,
У кого какая милка,
У меня красивая.
А я не отстаю:
У кого какой милой,
У меня мастеровой,
Замечательна походочка,
Качает головой.
Люблю сани с подрезами,
А коня за высоту,
Люблю милого с кудрями,
А ещё за красоту!
Шила милому кисет
От мамыньки украдочкой,
Мамынька за скобочку,
А я кисет в коробочку.

А гармошка ещё веселей наигрыват, парни пляшут вокруг меня, а я всё не унимаюсь:

Я картошечку полола,
В травушке запуталась,
Я гулять-то не гуляла,
Славушки достукалась.
Я у мамыньки одна,
У тятеньки единая.
Я у милого мово
Самая любимая.

“Дак кто ж у тебя любимый-то, крошка?!” — кричит один из парней. “А вот он!” — показываю на гармониста Николая и опять пою:

Что ты, Коля, не пришёл,
Я тебе велела,
До двенадцати часов
Лампа всё горела.
Ты сыграй-ка, милый Коля,
А я тебе подпою,
А я тебе подпою
Про несчастну жизнь свою.

А в круг уже решительно входит моя нянюшка, резко берёт за руку и ведёт за собой. Я оборачиваюсь на гармониста и пою:

Милый Коля, милый Коля,
Милый Коля, не женись,
Милый Коля, не женись,
Меня молоденьку дождись.

И тут же вырываюсь, бегу к дому, шмыгаю в подворотню, через хлев пробегаю в сени и в избу. В темноте нянька не поймёт, куда же я исчезла. Пока она снимает замок, открывает одну дверь, другую, а я уж на полатях, перелезла через Пашеньку и Марфу, отвернулась к стенке, укрывшись лоскутной одеялкой, и даже зажмурилась. Но слышу, как она запалила лучинину и поднялась по приступке к полатям, осветила нас, и удостоверившись, что я на месте, проговорила: “Ну, доляганка, покажу завтра тебе “несчастну жизнь”. Кака хитрущата! ” — и вышла из избы. В кармане сарафана я нащупала кулёчек, который успел мне положить Коля-гармонист. Там оказался ландрин, это такие мелкие цветные леденцы разной формы. Один я вынула и положила в рот. Гармошка всё играла, а девушки наши уже пели страдания. Это те, что остались невыбранными парнями. “Интересно, кого он пойдёт провожать? А никово, — после раздумий рассудила, — он же мне свой ландрин отдал”. У парней соседних деревень — Водоватова, Замятина — для девушек, с которыми они встречались, всегда были гостинцы: конфеты, пряники, орехи и даже брошки или бусы. И даже тем, кого выбирали новенькие, тоже приходили с гостинцами. Да... — задумалась мама.
— Ну, а когда ты подросла, встречались с гармонистом Николаем?
— Ну, это уж другая история... После расскажу.
А частушек и припевок её я ещё много записала. Как-то её спросила: “Откуда ты столько частушек знала даже в 7 лет? — А которы запоминала и в других деревнях. Меня же мама отправляла в няньки то в Слизнево, то в Шерстино. А которы сама придумывала. Да...”