Ни к чему теперь лицу - маска:
Всё равно за ней не скрыть очи…
Ты рассказывай себя, сказка,
Чадо тысяча одной ночи!

Пусть мигрени предают лени,
Пусть взъерошилась на лбу чёлка,
За просроченной мечтой – пени,
Рыжей пулей у виска – пчёлка;

Утром кофе с коньяком – пей же!
Пусть он горечью саднит татской…
Мы живём с тобой, как гей с гейшей –
Спутав шведскую семью с датской.

Но спасёт нас, как всегда, ласка:
Любят шерсть свою лизать кошки.
Ты рассказывай себя, сказка.
Только на пол не роняй крошки…

Когда полюбишь – приезжай;
Не сразу пусть, не в одночасье.
Так хочется приправить чай
Простой лимонной долькой счастья!

И сесть в мистический трамвай,
Который ходит не по рельсам,
И в позабытый сердцем рай
Отправиться вечерним рейсом.

Что ты делаешь в мире расколотом,
Орхидея с расстегнутым воротом?
Как ребенка по редкостной родинке,
Ищешь берег неведомой родины…
И цветов ожидаешь реликтовых,
От страстей воспаряя к религии.

Я живу между плахой и молотом,
Орхидея с расстегнутым воротом.
Человек там не ждёт сострадания,
Там за встречей идут расставания;
Там уже не излечат пророчества –
Терапия для одиночества.

Снова птица порхает над городом,
Орхидея с расстёгнутым воротом.
Это наших исканий разведчица
Не находит свершенья – и мечется
Среди глади лазурной безмолвия,
Разрывая мне сердце, как молния.

Что же в мире послужит нам золотом?
Дар любви в этом мире расколотом!
И за то, что мы станем крылатыми,
Сердце птичье мы отдали платою.

С тобою мы – два неосуществленья,
Две шаткости, двух ангелов виденья,

Две хрупкости, два глиняных сосуда
И две звезды, пришедших не отсюда.

С тобою мы – два страстных междометья,
Где верность губ не знает долголетья…

С тобою мы – два жгучих восклицанья,
Двух нежностей усталые лобзанья.

Два полюса серебряного шара,
Двухструнная цыганская гитара,

Вопросов два, что шли вдвоём к ответу,
Две осени, отдавшиеся лету.

Любимая, давай искать лекарства:
Тебе – мой дом, а мне – ключи от царства;

Тебе – мой свет, а мне – твои глубины,
И лишь искать не будем середины!

А небес не гневи –
Ожил!
Я – Твой Спас на Крови,
Боже!
Мы у Марса в гостях –
Пели!
Я – Твой Храм на Костях
В теле.

Я искал в глубине
Волю;
Пели вестники мне
Долю;
Пели ангелы нам
Глухо.
Я – Твой страждущий Храм
Духа.
На изломе пути –
Веха.
У певца впереди –
Эхо.

Ты откуда пришла, синева?
Распростёрла горячие крылья,
И в щемящем до боли усилье
Закружилась моя голова.

Ты поведай мне боль, синева!
Ты – как будто усопшая память,
Что от века кружится над нами –
И не может облечься в слова.

Ты – как будто уставшая грусть,
Что покой расплескала в лазури,
Бушевавшие выстрадав бури,
Пересилив их горестный груз.

Ты лети поскорей, синева,
От поющих просторов на Волге –
В край, где видел я солнце в осколках,
Где зелёная жухнет трава.

Ты неси свой лучистый фиал
В край далёкий, где годы я не был,
Чтобы высилось чистое небо,
Над горами, где я погибал,

Где не сыщешь братишек останки...
И тогда я уйду – спозаранку –
И восстану над красной травой
Уплывающей вдаль синевой.

Господь забирает лучших…
И это всё неспроста:
Он – самый заправский лучник,
Он сто выбивает из ста!

И, смысл отделив от звука,
Он шепчет волхвам слова:
Бессмертье – стрельба из лука,
Где промысел – тетива.

Ты просто живёшь – и приходит твой час.
Себя не кори и не мучай:
Ведь с равною долей участвуют в нас
И опыт, и гений, и случай.

Всё пустое забвеньем рассеется,
Как в анналах тому суждено.
Только трудно нам справиться с сердцем.
Жизнь - одна лишь. И сердце – одно!

Кровью сердца написан закат,
Боль ушла в лабиринт многоточий…
И зовёт нас в тенистый свой сад
Благодать искупительной ночи.

Твердь, что над нами, бодрствует снами,
Плачет лучами высь.
Знает лишь камень, что будет с нами.
Гордое сердце, смирись!

Как хорошо, что прошлое забыто –
И не видать разбитого корыта.
Как хорошо, что будущее скрыто –
И не видать разбитого корыта!

Властны ли мы над любовью?
Нет, мы не властны над ней!
Чёрной оплачено кровью
Счастье безоблачных дней!

А я стремлюсь туда, за облака,
Где жизни краснопёрая река
Небесной обрастает тишиной,
Сливаясь неожиданно со мной.

Но погибнуть мне не позволил Бог:
И у Бога есть болевой порог.
Лишь вопрос повис, тишину маня:
"Почему – меня? Почему – меня?"

Господь оставил мир – и мир сошёл с ума,
Теряясь в толкованиях предвзятых.
Никто не виноват, что вновь пришла зима.
Лишь люди вечно ищут виноватых...

Печалью полон мир. Задумайтесь над этим.
Но тяжесть этих строк, конечно же, не в счёт.
Не дуйтесь на печаль: она творит поэтов,
Она – зерно земли, что светом прорастёт.

А поэты - и впрямь блаженные.
В жилах кровь течёт – не вода.
Оглушённые, оглашенные,
Распустившие невода.

Бог-ребёнок плачет над миром:
Где теперь его мир-колобок?
Мир ушёл. Даже имя сменил он!
Вот и плачет растраченный Бог.

Там, где боги курят благовония,
Разрослась в садах моих бегония…
Только надышаться не могу:
От тебя, бегония, бегу!

Я байки не травлю, и не кичусь я спесью:
Судьбою заслонив расщелину времён,
Я на плечи взвалил всё мира равновесье –
И оттого порой бываю побеждён…

Наказание есть преступление.
Как же духу избегнуть жаровен?
Дух подавлен, иссякли стремления...
Я наказан, но я... невиновен!

Спицею Вселенная продета,
И чудес в душе моей не счесть.
Вестник ослепительней поэта:
Дольше слова длится эта весть.

Плавником только зеркало тронь я,
Заповедным доверься глазам –
Зазеркалье моё, заиконье
Расчехлит свой запретный Сезам.

Когда судьбу уносит ветер,
Вся жизнь спрессована в момент
И нет пристанища на свете,
Желанна смерть, как хеппи-энд.

Нет меня: я растворился в Слове –
Буквы, звук, и, может статься, свет.
Все к началу памяти готово.
Жизни нет. И смерти тоже нет.

Только сон. Лишь сердца приближенье.
Напряженье стертых, бледных губ.
Дум протяжных головокруженье.
И в огне – сожженье медных труб.

Нет меня. Я выветрился болью,
Сквозняками промелькнувших лет.
Потому ль расставшимся с любовью
Жизни нет – и смерти тоже нет?

В темноте, где словно ни души,
Серп луны срезает камыши.
Только в глубине, над камышами,
Ночь шуршит летучими мышами.
И глухую, тихую обитель
Прорезает мышь, как истребитель.

Беспризорны улицы давно.
Только нам, не спящим, всё дано.
Мир безмолвен, словно в день творенья.
Пишут звёзды нам стихотворенья.
Словно бы усевшись на поляне,
Спрашивают: "Как вы там, земляне?"

Спит в ночи, отбросив жизни груз,
Звездный наш ребенок — Иисус.
Раньше я не спал, случалось, сутками;
Плавал по озёрной глади с утками.
А теперь в тростинках камыша
Слушает Вселенную душа.

Когда ты на землю вернёшься родную,
И я, как богиню, тебя поцелую, –
Так ранней росой предрассветные дали
Встающее Солнце свое целовали;

Погаснут огни золотого Парижа,
В тоскующем сердце заполнится ниша,
И пенные волны протяжно и гулко
Бесценною сделают нашу прогулку.

И майя уронят свои покрывала,
И жизни для счастья покажется мало;
И вечных мгновений нам выпадет много,
И слово любви станет именем Бога.

Я бормочу стихи, как мантру,
А ты всё бродишь по Монмартру.
Ты ищешь вещь из терракоты,
Но от меня так далеко ты,
Что я не вижу этой сцены
На шумной набережной Сены.
Но знаю я, гуляешь тАм ты,
Привстав за чудом на пуанты.
И нет сомнения: оттуда

Пуантилизма веет чудо.
Огромны грёз резервуары,
И спят в них сердца мемуары.
В глазах твоих – покуда здесь я,
Я нить тяну из поднебесья.
Стрельнёт бессмертие из лука –
И вмиг закончится разлука.

Кроны веток упрямо
Шелестят за спиной.
Только нет моей мамы
Где-то рядом со мной.
Все на месте – и камень,
И ларёк, и витраж.
Только нет моей мамы –
И неполон пейзаж.

Чья-то тёмная тайна
Маму вдаль увела.
Словно вышла случайно –
И домой не пришла.
Шла усталой походкой –
Мне ли это не знать?
Можно старою фоткой
Бытие доказать.

Эта женщина – Боже! –
Я глядел из окна –
Так на маму похожа,
Будто это – она!
Горизонты сужая,
Всё стоит на краю…
Это мама чужая!
Возвратите мою!

…О великий, могучий!
Помоги, просвети!
Я пройду через тучи,
Чтобы маму найти.
Как ребёнок, рыдаю,
Запыхавшись, стою:
"Это мама – чужая!
Возвратите мою!"

Я рудою богата настолько,
Что богатством мозолю глаза.
Снова критики сбиты с толку,
И зашкаливают компаса…
Но людей почему-то манИт ко мне,
Я шутя раздвигаю реалии.
Познакомимся: я – магнитная.
Я – магнитная аномалия.

Раздражаю я тигров в вольере:
Магнетизм им – как в горле ком!
И придворный завистник Сальери
Объявил меня злейшим врагом.
Но людей, как и прежде, манит ко мне:
Открываю безбрежные дали я.
Познакомимся: я – магнитная.
Я – магнитная аномалия.

Нет магнита сильнее, чем слово,
А душа не бывает немой,
И отправились путники снова –
За целебной словесной рудой.
И в процессии той благодарной
Нет ни капли больного снобизма.
Аномалии нет нормальней.
И священнее нет магнетизма.

Мне Коперник вовсе не соперник,
Только вижу в огненной дали:
Волны бьются о лазурный берег,
Солнце колесит вокруг Земли.

И Джордано мне до боли жалко,
Но от спора этого давно
Обществу ни холодно ни жарко,
И для судеб мира – всё равно.

День чудесный – выгляни в оконце!
Вся земля у ног твоих лежит.
Сердце – это небо, это солнце!
Пусть вокруг любви оно кружит!

Мне и воли надо, и покоя,
Разноцветных бабочек и трав.
Буду я и небом, и землею,
Сердцем необъятное объяв.

Учитесь говорить у Айдиняна,
Андроникова наших дней!
Слова не достаёт он из кармана:
Чем безыскусней слово, тем верней.

И что такое, други, наша слава?
Учитесь говорить у Станислава!
Ведь он инициацию творит.
И – сердце одинокое горит.

Разматывая свиток лет
И совесть сонную тревожа,
Я вспоминаю, как секрет,
Что жизнь и смерть – одно и то же.

Они всё время бродят в нас,
Друг другу возмещают ссуды,
Перетекая всякий раз,
Как влага в спаянных сосудах.

И, возрождаясь наяву
В неистребимости природы,
Вдруг понимаю, что живу –
А Бог приходит и уходит.

Нет, просто рвётся цепь времён –
И, сцену закатив немую,
Я не живу – лишь существую,
Когда уходит в небыль Он.

Как расцветает вместе с Ним
Души пространная обитель!
А Он во мне – как будто зритель,
На время уходя к другим.

Всему, всему, что рождено,
Свой беспокойный век отмерен, –
Нет, это я Ему не верен,
Не оценив, что мне дано!

Разматываю свиток лет,
И пересаживаю кожу,
И вспоминаю, как секрет,
Что жизнь и смерть – одно и то же.

Среди страшной бури-непогоды,
На просторах огненных полей,
Встретились случайно две свободы,
И одна сказала: "Будь моей!"

Но другая, не пытаясь мыслить,
Бросила ей гневно: "Никогда!"
Ожиданье в воздухе повисло,
И заполонила мир вражда.

И сегодня – прав или не прав ты –
После драки разве разберёшь?
Так случилось: встретились две правды,
И одна другой сказала: "Ложь!"

И доныне всё идёт по кругу:
Всяк стоит до смерти на своём,
Истины шпионят друг за другом,
И добро сражается с добром.

Пылает город золотой
Цветами всеми спектра,
Покуда ты стоишь со мной,
Любовь моя, Электра!

Пусть время утекло назад,
Но мы с тобой едины,
Глянь: этот город, этот сад
Справляет осенины,

И листья рыжие пластом
Шуршат, окрас меняя,
И я тебя своим перстом
Осенним осеняю.

Какой зеркальный, ясный день!
Лишь колыханье ветра.
И света страстная ступень,
Любовь моя, Электра.

Вспомнилось: море, кони...
Чайки кружат гурьбой.
Эннио Морриконе,
Музыка над водой.

Гордо расправив спины,
Ввысь устремив полёт,
Вспарывают дельфины
Зеркало чистых вод.

Машут созвездьям кроны,
Вынул смычок скрипач.
Где-то на синем склоне
Ветер услышал плач.

Я улыбнусь иконе -
Девушке золотой.
Эннио Морриконе,
Музыка над водой.

Лампадка тихо догорает –
А там, за росчерком пера,
Лишь редкий смертный понимает:
Вся наша жизнь – увы, игра.

И правдолюбца, и позёра –
Всех созывает жизни пир.
И только имя Режиссёра
Забыл оставить нам Шекспир.

И все мы – павшие, живые,
Жизнь отыграв, как вещий сон,
Залижем раны ножевые –
И гордо выйдем на поклон.

И зрячи будем мы, и зорки,
Бессмертным гениям под стать,
И стаи ангелов с галёрки,
Встав, станут нам рукоплескать.

И мысль придёт – как неотложка,
Как неопознанный секрет –
Что мы сгорали... понарошку,
А смерти – и в помине нет!

Мы сможем смысл придать дорогам,
Познаем подлинность, и боль,
И счастье, что дана нам Богом
Своя, а не чужая роль.

...Лампадка плоти догорает,
И душу ждёт небесный плот,
И лишь Всевышний точно знает,
Что жизнь – Театр. Наоборот.

Две легковушки среди дня
неловко встретились –
и вот гаишники меня
зовут в свидетели.
Но вновь шепчу я всем святым,
мольбами тронутым:
я не хочу быть понятЫм –
хочу быть пОнятым!

Нам все пороки сходят с рук
и добродетели,
и часто в жизни, что вокруг,
мы – лишь свидетели.
И предаёмся мы пустым,
нелепым опытам.
Я не хочу быть понятЫм –
хочу быть пОнятым!

И уготованы порой
смешные роли нам,
и непонятно, кто – герой,
и где – нам родина.
Где был я сильным, молодым –
пасутся пони там.
Я не хочу быть понятЫм –
хочу быть пОнятым!

Колеблет ветер перемен
миров треножники,
и вот опять попал я в плен –
в судьбы заложники.
Но свет любви развеет дым
над горем пролитым –
и я не буду понятЫм,
я стану пОнятым!

Сквозь пространство от нёба до неба,
Сквозь лучистую трепетность рук,
То в безумство впадая, то – в негу,
Путешествуют Тайна и Звук.

Им не ведомы зависть, и злоба,
И смятение в чёрные дни –
И под сводами неба и нёба
Обручаются тайно они...

Вы, дарящие сердце и руку!
Ты, не видимый глазу магнит!
Что за сила влечёт нас друг к другу?
Что за таинство нас единит?

Это вечность ликует ночами.
Это вспышками дум на лице
Божье слово, что было в Начале,
Ищет Слово, что будет в Конце.

...Сквозь пространство от нёба до неба,
Сквозь лучистую трепетность рук,
То в безумство впадая, то в негу,
Путешествуют Тайна и Звук.

Я слышал хор в небесной вышине,
Как будто мир ликующий открыл я;
Влюблённо звуки пели тишине –
И душу обжигали чьи-то крылья.

И я парил – нам миром, над судьбой,
К чертогам мысли облака ревнуя.
И воле я предпочитал покой –
Мне было жалко жизнь мою земную.

И с этой странной, страшной высоты,
Где спят снега, а звёзды мерно дышат,
Я звал тебя, поскольку только Ты –
Мелодия, что нам нельзя услышать.

Ну что попишешь, Марк Аврелий, –
Пусть даже встану в полный рост,
Все чары слов и акварелей
Едва ль нарушат поступь звёзд.

И вспышки солнца и отваги
Сожмут в тисках мою шагрень;
Проснётся сонный лист бумаги –
И будет ночь, и будет день.

Но не дадут мне сгинуть крылья,
И я судьбу благодарю
За то, что даже и в бессилье
На равных с веком говорю.

Хвала мгновеньям сумасшедшим,
Ведь на миру и жизнь красна!
Я всем друзьям, к отцам ушедшим,
Назначил встречу – в царстве сна.

Миллионами чёрных бабочек
     не вычерпать ночи,
И поэтому мчит
  виночерпий-поэт
В бесконечную страну
     звёзд-многоточий,
Где миллионы белых бабочек
       рождают
         рассвет.