Сегодня, оглядывая прошедшую жизнь, я всё больше уверяюсь в том, что мои, казалось бы, неожиданные встречи с поэтами и прозаиками, которые сказали своё слово в современной отечественной литературе, вовсе не были случайными, что они предопределены в юности и молодости, когда я впервые прикоснулся душой и сердцем к их творчеству.
В 1967 году я купил в киоске “Союзпечать” тонюсенькую книжицу “Летела гагара”, вышедшую в библиотечке журнала “Огонёк”. Имя автора — Николай Тряпкин — ни о чём мне не говорило. К тому времени я, двадцатилетний, уже прочитал синий том Марины Цветаевой в серии “Библиотека поэта”; знакомая продавец книжного магазина продала из-под прилавка красивую, отпечатанную на мелованной бумаге разными шрифтами, чёрным и красным цветом книгу стихотворений Роберта Рождественского “Радиус действия”; я с нетерпением ждал каждый новый номер журнала “Юность”, в котором часто печатались Рождественский, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина и другие поэты-шестидесятники, восхищаясь, как они ловко обращаются со словами, как смело декларируют свои убеждения, высказывают мысли и чувства.
Открыл “Летела гагара”. Стихотворение, давшее название сборнику, начиналось так:

Казалось бы, самые обычные простые слова, традиционный размер, разве что рифм нет, никакого открытия в этих строчках, но почему-то они привлекали, даже завораживали. Может быть, такое впечатление они произвели на меня ещё и потому, что в дальневосточном краю, где я тогда жил, как и на русском севере, тоже на болотах брусника цвела, дымились туманы, олени паслись.

Всё, о чём рассказано в стихотворении “Скрип моей колыбели”, мне было знакомо с детства. Правда, наш дом мы не называли избой, но он был тоже деревянным, и прялка у нас была, и моя колыбель качалась на железном кольце на побеленной матице, и моя бабушка, добрейшая Елена Артемьевна, поволжская крестьянка, напевала народные песни и ведала чудесные сказки.
Шли годы. Мне стала ближе лирика Владимира Соколова, Анатолия Жигулина, Николая Рубцова, Игоря Шкляревского, Станислава Куняева, и, конечно же, всё чаще я брал в руки сборники Николая Тряпкина, чтобы ещё и ещё раз их перечитать. Я стал понимать: чтобы накрутить что-нибудь этакое, современное и смелое, якобы мудрёное, достаточно определённой образованности и усердия ума, а вот чтобы проникнуть в глубины истории и времён, требуется истовая работа души и причастность к народной жизни. И непременно врождённый поэтический дар.

Это стихотворение “Старинная песня” с эпиграфом из “Слова о полку Игореве” “Что мне шумит, что мне звенит далече рано пред зорями” поэт написал в 1973 году, его слова “А колокол бьёт!” с восклицательным знаком оказались пророчеством того, что случится со страной, народом и всеми нами в недалёком будущем.

* * *

В последних числах мая 1993 года руководитель Белгородской писательской организации Владимир Молчанов и я приехали в Москву на заседание приёмной коллегии Союза писателей России. Рассматривались документы на приём кого-то из наших литераторов, и мы решили его поддержать. А раньше Володя рассказал, что, когда он был в Доме творчества писателей в Переделкино, познакомился с Николаем Тряпкиным. Предложил: “Давай ему позвоним”. Позвонили, и Николай Иванович пригласил нас в гости.
Ехали долго, сначала на метро, кажется, с пересадкой, потом на автобусе. Далее строки из моего дневника: “Дверь открыл сам поэт. Пожал нам руки. Поприветствовал, сильно заикаясь. Пронзительно голубые глаза, добрая улыбка, седые волосы, которые только и указывали, что хозяину скоро 75 лет. Провёл по квартире, сказал, что до этого долго жил в Реутове, что у него впервые появился свой настоящий кабинет. Новой квартирой он явно гордился.
Мы, естественно, прихватили с собой бутылочку. Поставили на стол. Николай Иванович предупредил, что жена не поощряет это дело, но она ушла на рынок. И тут вернулась его жена. Поздоровалась. Увидела бутылку, всплеснула руками: “Коля, что же ты гостей ничем не угощаешь?” Пошла на кухню, принесла тефтели, что-то ещё. Пояснила: “Я на рынок хожу к закрытию, когда цены на мясо снижают. Покупаю обрези, пропускаю через мясорубку, котлеты, тефтели делаю. Правда, вкусные?”
Угощение действительно было вкусным. Но слово “обрези” неприятно резануло. Было понятно, что семье поэта, как и многим в наше время, живётся материально трудно. Книги у Тряпкина давно не выходили, публикаций в периодике было мало. Правда, Николай Иванович сказал, что Союз писателей ему, Борису Примерову, Василию Казанцеву и кому-то ещё назначил стипендию, но она мизерная.
Застолье, конечно, не обошлось без стихов. Я читал, от волнения запинаясь или спотыкаясь, как говорила моя бабушка. Николай Иванович посоветовал: “А ты стихи пой, как я”. И начал... И мы услышали его мелодичный голос с удивительными переливами, сильный и раздольный. Он пел знакомые мне стихотворения “Летела гагара”, “Скрип моей колыбели”, “А на улице снег...” и другие, но они обретали как бы новое звучание и более глубокий смысл. Так вот почему в названиях его стихотворений много раз повторяются слова “песнь”, “песня”: “Песнь о зимнем очаге”, “Песнь белой тундры”, “Песня о великом нересте”, “Песни мои”, “Извечная песня” и другие.
В гостях мы пробыли больше трёх часов. Пригласили Николая Ивановича в Белгород на Дни литературы. Он обещал приехать, если позволит здоровье. И ещё. Он обратил внимание на мой длинный галстук цвета переливистой вечерней морской волны. Заметил: “Я тоже люблю такие. Но теперь в шкафу висят, некуда их надевать”.
Однако в Белгород поэт не приехал. В том же октябре в России жизнь катастрофически перевернулась, из танков был расстрелян Верховный Совет России. Случился конфликт и в семье поэта, из-за чего он ушёл из своей квартиры. Жил, где придётся. Я читал в газете “День” его горькие строки:

И такие:

А ещё неожиданные, совершенно не типичные для “отверженного поэта”, как назвал его критик Владимир Бондаренко:

Поэт, не обласканный никакой властью, выступал как защитник и радетель за благо своей страны, обращаясь с мольбой к Иисусу Христу, чтобы Он оберёг великую Россию от страшной участи — кануть в небытие.
В последние годы Тряпкин написал ряд стихотворений, посвящённых близким ему людям и друзьям: Павлу Антокольскому, который первым поддержал молодого поэта; Фёдору Панфёрову, редактору журнала “Октябрь”, в котором была опубликована его дебютная подборка; критику Вадиму Кожинову, поэтам Владимиру Семакину и Марку Соболю. Вот строки из послания Соболю:

Он словно подводил итоги своей жизни, своего творчества, прощаясь с теми, кто ему был дорог, и тем, что ему было дорого.
Николай Иванович Тряпкин ушёл из жизни 21 февраля 1999 года. В центральных средствах массовой информации об этом не было ни слова.

** *

Самое обстоятельное собрание стихотворений Николая Тряпкина, насколько я знаю, — книга “Горящий Водолей” (“Молодая гвардия”, 2003) с обстоятельным и умным предисловием Сергея Куняева. Он назвал его “одним из драгоценнейших русских поэтов второй половины ХХ столетия”.
А вот слова Юрия Кузнецова: “Николай Тряпкин близок к фольклору и этнографической среде, но близок, как летящая птица. Он не вязнет, а парит. Оттого в его стихах всегда возникает ощущение ликующего полёта... Бытовые подробности отзываются певучим эхом. Они дышат, как живые. Поэт владеет своим материалом таинственно, не прилагая видимых усилий, как Емеля из сказки, у которого и печь сама ходит, и топор сам рубит. Но это уже не быт, а национальная стихия. В линии Кольцов — Есенин, поэтов народного лада, Тряпкин — последний русский поэт. Трудно и даже невозможно в будущем ожидать появления поэта подобной народной стихии. Слишком замутнён и исковеркан русский язык и сильно подорваны генетические корни народа. Но если такое случится — произойдёт поистине чудо. Будем на это надеяться, а я уверен в одном: в XXI веке значение самобытного слова Николая Тряпкина будет только возрастать”.
Я не критик, не литературовед, считаю, что не имею права давать оценку творчества поэта, одаривать его велеречивыми эпитетами “значимый”, “большой”, “великий” и т. д., и т. п., я просто читатель и повторю, что часто обращаюсь к стихотворениям Николая Тряпкина. Приведу лишь ещё две цитаты. О Родине. Стихотворение называется “Мать”.

О себе и своём творчестве:

...А петь свои стихи, как советовал Николай Иванович, я так и не научился.