Лебеди Тютчева
(Размышления в Овстуге на 215-летие великого поэта)

Над Овстугом властвует Брянска зима.
Осталось в минувшем дождливое лето.
Как странно: здесь "Горе" живёт "от ума",
Родившись в усадьбе другого поэта…

Хозяина нет. Он уехал давно,
И вряд ли до срока прибудет обратно.
Залѝто чернилом столешниц сукно.
На пледе в шкафу – от подсвечника пятна.

Россия хоть Третий, но всё-таки Рим.
В ней веет дыхание Божьего духа…
Неужто сдадут Севастополь и Крым?
Неужто настанет разор и поруха?

Что толку в записке, которую царь
Не смог процедить оловянным прищуром?..
Над Овстугом тучи, сгущается хмарь…
И полнятся мысли тоской и сумбуром.

Тяжéле вериги – поэтов судьба
В России, покрытой морозною пылью…
Но гордо в щите родового герба
Распластаны лебедя белые крылья!

Их выводок плещет в заветном пруду,
И ходит эскадренным строем по кругу…
Я к ним попрощаться с поклоном приду.
И горького хлеба отрежу краюху.

А нежность…
пусть нежность останется там –
В чугунном затворе усадьбы ограды.
В небрежно доверенной тайне – листам,
В которых поэту – не надо пощады!


Из шестидесятых

Бабушка – тётя Лида,
Бабушка просто – Зоя.
Обе дворянки с вида,
Эры до Мезозоя.

Строгие ваши блузки.
Ровные речи ваши.
Ах, как звучал французский
Где-то на "Моссельмаше" –

Станции Подмосковья
Там, где на бабье лето
Вашей большой любовью,
Сердце моё согрето.

Шестидесятые годы,
Рифмами век огранен.
В небо сквозь непогоды
Путь проложил Гагарин.

Помнится – вечный праздник,
Как наважденье прямо,
Внук ваш и первоклассник
Бегал с сумкой "Динамо".

И осыпались кроны
Яблоками в корзинки...
Булькали макароны
В кухне на керосинке.

Пеной взошло варенье,
И удалось на славу...
Внука стихотворенье
Бабушкам так по нраву.

Снятся всё чаще, Боже,
Бабушки в тёплой шали.
С орденом чёрной броши.
С пальцами на рояле.

Только всё тише звуки,
И на дворе прохладно...
Но не бывать разлуке.
Время бежит обратно!


А мне осталось…
(Романс)

А мне осталось – свечку погасить.
И высушить песком прощанья строчки.
И у иконы тихо попросить,
Чтоб отпустила нас поодиночке

Туда, где снова обретёт душа
Свободу от затеянной печали...
В Калужской веси льются из ковша
Лучи звезды на брошенные дали.

А ты повяжешь туже капор свой,
Чтоб подчеркнуть, что всё уже сказала,
И побежит пролётка – мостовой
Вдоль Брянского старинного вокзала.

Как хорошо, что виден жизни край
Унылой жизни – без любви и света.
И даже если был когда-то рай,
Он был вначале – не в конце сюжета.

Опять над Рузой шелестят дожди.
И зависают в небе тучи грозно...
Архангела любви, прошу, не жди.
Архангел Чамуил вернётся поздно....


В одинокой ночи

Виснет ночь на оконнице нетопырём.
Кружат в клочьях тумана химеры.
Я живу, не живя, отставным декабрём.
Без любви, без надежды, без веры.

И седею, как битый морозом ковыль,
Перепутав и даты, и вехи.
И ступаю чугунной стопою, как Вий.
Не открывший свинцовые веки.

И с закушенных губ, побелевших, как мел,
Не прольются о счастье рулады.
И за то, что тебя уберечь не сумел,
Ждать не стоит от жизни пощады.

Уберечь не сумел, не хотел иль не смог?
Или просто оставила сила?
Мама спит, спит отец, спит надёжа-сынок.
Всех укрыла сырая могила.

Я не знаю – за тучами есть небеса?
В райских кущах хватает обилья?..
Почему так грубы литии голоса?
Перепончаты ангелов крылья?

Свистнет ветер в глаза облетевшей листвой,
Беспощадный в своём приговоре...
И взовьётся печаль полуночной совой,
И останется боль – больше моря.

И спасения – нет, и прощения – нет,
И пейзаж непригляден, однако:
Старый дом, за окном – одинокий рассвет,
На полу смыслом жизни – собака!