Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»



Милица Лилич




Сажета Љубав

У две речи
сместити се
може
цео космос
и прелити
у jедно срце.
Од две речи
душе пуне
изградити се
може
велики
светлеЋи
мост
што
спаjа
два непозната
света.
От две речи
подиЋи се
може
насип
да чува
жубор ума
у песми
незауставЉивоj
реци
што тече
у два смера.
Белград, 2011

Сущность любви

Перевод с сербского Татьяны Жидковой
Целый космос –
в два слова,
перелить
в одно сердце.
Из двух слов можно словно
мост построить чудесный –
два непознанных мира,
две души, два дерзанья
на том светлом мосту
исполняют свой танец.
Можно насыпь построить,
можно реки подвинуть,
может живость ума
и убить и подвигнуть.
Реки слов утекают,
убегают беспечно…
Только в двух направленьях –
расходясь в бесконечность.
Белград, 2011

Отрывок из романа „Вновь отыскавшиеся“

Перевод с сербского Гузель Галааевой
Он всегда ощущал в себе беспокойство непонятного происхождения, необходимость исследовать свое существо как непознанное пространство, в которое невозможно заглянуть. В его голове раздавались слова матери, которая однажды рассказала ему необычный сон, еще до его рождения. Она сказала: "Хоть это и будет звучать абсурдно, но тот самый сон я встретила в романе Эльчина Эфендиева, тот же сон о свадьбе Махмуда и Марьям. Иногда я вижу тебя таким задумчивым, мне кажется, что передо мной лицо того несчастного князя, что был не совсем от мира сего, и не мог жить в согласии с ожиданиями того, что унаследует корону и всеми силами будет бороться за ее сохранение. Его короной была любовь. И мне кажется, что тебе именно той короны не хватает, чтобы не быть таким грустным". Эти слова полностью разоблачали его, внешне кажущуюся упорядоченной, жизнь с красавицей женой и прекрасными детьми. Чего-то недоставало, и мать это поняла. Как бы ответив на мое молчание, он сказала: "Порой мне кажется, что ты появился не из моего тела, а из того сна…." И в этом была некая истина. Были дни, когда он так и ощущал себя, как будто он не человек, а некий странный мерцающий свет, который ищет убежище.
Уже два десятилетия он занимался журналистикой, обошел полмира, насмотрелся человеческого страдания, людей разного цвета кожи и разных национальностей. То, что пробивалось из темноты его бессознательного, не было ни на что похоже. Оно было непознанным, как и его внутреннее "я", однако очень близко, и принадлежало только ему. Он должен был познать это, эту присущность чему-то неизвестному, далекому, неясному. В такие моменты он больше принадлежал ей, той предполагаемой будущей женщине, чем той, с которой живет. Это было непривычное ощущение, он бежал от него, но оно шло за ним по следам. "Моя карма живет, и я не могу ее избежать", – думал он часто, когда читал книги восточных мудрецов.
Он вспомнил книги любимого азербайджанского писателя Эльчина (фаворита матери), который пишет об универсальном человеческом страдании, о связи между всеми людьми, потомками Адама и Евы, любой национальности и веры. И он знал, что с таким опытом прочитанных и написанных книг, он, конечно, прав, и люди это не видят. И все они смертны, временно живут в этом мире, наполнены грустью и пустотой существования, потому что Бог им дал только тела, а души они должны сами наполнить, и вместо того, чтобы быть сплоченнее друг с другом, они ненавидят друг друга и убивают.
Странное чувство тяжести, пустоты наполняло его душу, как никогда раньше. Вместо того, чтобы пойти домой, он пошел в сторону берега, Приморского бульвара, в надежде, что пучина успокоит его. Набережная была полупустой с несколькими прохожими, погруженными в свои мысли. Это даже понравилось ему. Он должен был быть наедине со своими непостижимыми мыслями…. Они нашептывали ему и слова любимого сербского писателя, лауреата Нобелевской премии Иво Андрича: "Все в мире – мост – и смех, и вдох, и взгляд. Все в мире жаждет найти другой берег. Это стремление людей видеть и слышать друг друга и узнавать и звать друг друга с берега".
Да, он осознавал, что речь идет о глубоком познании, о том, что его бессознательное знает, и что пока остается внутри. Оттуда оно давало приказы сознанию, и он поступал так, не зная, почему. Вдруг, кто-то похлопал его по плечу, будто сочувствуя ему и тому, что происходит в его душе. Он медленно оглянулся и увидел немного улыбающееся лицо великого и любимого писателя, господина Эльчина, которого благодаря его грандиозности и великой популярности назвали народным писателем. С ним он время от времени сотрудничал, и в голове его постоянно парила фраза из его книги, точнее стихотворение "Меня создала печаль", потому что печаль обусловила все, что он делал и то, каким он стал.
Искренне обрадованный, он протянул ему руку. Ощутил необходимость признаться ему в том, что пока и сам в себе до конца не понял.
– Салам Эльчин, как ваши дела?
– Хорошо, парень, спасибо. Не уверен, что ты в порядке. Наблюдаю за тобой уже некоторое время и думаю что ты заблудился. Будто ты не тот Анар, которого знаю много лет. Что-то странное в твоих глазах, а тебе известно, что мы старики легко видим душу, когда смотрим в глаза. А твои глаза пусты и грустны, все ли в порядке с твоей семьей?
Анар был тронут. Да, с ним происходило что-то серьезное, и великий писатель это сразу заметил. Даже супруга, которая заботливо смотрит на него, ничего не заметила. Он был смущен тем, что не смог подавить беспокойство, и что такой знаменитый человек это заметил. Он не любил выглядеть слабым в чьих-то глазах. Однако, взгляд Эльчина излучал что-то теплое и отеческое, и он в мгновение решил пошутить, чтобы выйти из щекотливого положения, в котором должен был оставаться искренним и слабым.
– Спасибо за беспокойство, Эльчин, семья моя в порядке, а вот родственники нет, – сказал он задумчиво: дальние родственники, но и за них болит прямо посреди сердца.
Господин Эльчин стоял рядом с ним и молча смотрел на него несколько мгновений, затем спросил:
– Что за родственники? Что с ними, раз ты так подавлен, могу ли я помочь?
– Сложно, здесь только Аллах может помочь, но похоже, что он обиделся и отвернулся от них. Да и не только от них, от целого мира, – ответил Анар уныло.
– К сожалению, относительно мира это правда, но что с твоими родственниками. Где они живут?
– "Когда я был ребенком, Балакерим нам рассказывал, что все люди на свете родственники, потому что все произошли от Адама и Евы. Он говорил об этом так, будто это его личное важное открытие, и тогда его слова вызвали во мне поразительное ощущение (по некоторым причинам и таинственной) истины", – процитировал он отрывок из одного романа Эльчина, – В этом смысле самой глубокой частью своего существа я обнаружил, что нашел близких родственников по страданию – сербов с Косова и Метохии, на которых обратил внимание целый свет, ведь они хотели остаться на своей земле. Также как и мы хотели в Карабахе. От этого я и заболел, от этой поразительной картины мира, в которой все нападают на одного, а он всего лишь хочет оставаться тем, кто есть в вековой истории со своими святынями. И я решил поехать и помочь "родным", как вы сказали…
Эльчини был тронут этими потоком речи, наполненным глубокой настойчивостью, правдолюбием, пониманием человеческого страдания, но, и в известной степени, наивностью, так как отдельный человек никогда не мог остановить дикий табун.
– Прежде всего, мне нравится, что молодой и серьезный человек знает наизусть тексты моих романов, значит, я сказал что-то, что имеет смысл
и влияние на людей, особенно, если они пытаются реализовать это в обычной жизни (хотя нет обычной жизни)….во-вторых, ты смелый парень, если собираешься отправиться туда, не зная язык ни одной из сторон, и ты подвергаешь себя опасности. А также и свою семью. Но, как вижу, мораль у молодых еще жива, и это меня подбадривает. Знаю, что давать советы – неблагодарное дело, однако хорошо подумай, прежде чем предпримешь что-то. Тем не менее, я знаю и то, что все, что мы делаем во имя Бога – хорошо и должно хорошо закончиться.
И писатель внезапно впал в грустное настроение. Вспомнил войну в своей стране, одну, потом вторую, вспомнил все ужасы, террор, голод и беспомощность народа.
Уходя он добавил:
– Если бы я был моложе, поступил бы также. Пусть великий Аллах наградит тебя за добрые дела и убережет от всякого зла.
Он уходил медленными шагами, в которых отзывался весь болезненный опыт, сжатый в истории о вечной скорби, которая охватывает людей, о "белом верблюде" (несущем смерть), который заходит в каждую дверь, о конфликтах между людьми и народами, о вечной потребности в любви.