Жакет цвета электрический лайм

Всё началось с необычного для того угла психиатрического диспансера, где я работаю, шума, доносившегося из коридора, – кто-то явно ссорился, от чего мой начальник Валерий Демьянович –человек в летах, убеленный сединой, оправданно символизирующей его многолетний опыт, отложив ручку на стол, встал и, оправив халат, направился к двери в кабинет. Как впоследствии выяснилось, на бирюзовой софе, расположенной перед нашей комнатой, женщина, которая была одета в жакет цвета электрический лайм ссорилась со своей матерью по поводу мужчины, нервно вжавшегося в тот злосчастный момент в спинку сиденья. Ныне же экстравагантная дама, чей образ дополняло атласное синее и слишком короткое на мой вкус платье, белые кожаные сапоги и солнцезащитные очки со стразами, забросив ногу на ногу и деловито постукивая по-хищному длинными ногтями по крышке стола, сидела неподалёку от меня и нехотя объяснялась за учиненную шумиху и причину визита в целом. Виктория – тридцатипятилетняя воспитательница подготовительной группы в детском саду в посёлке, что расположен вблизи города, по суровому настоянию матери приехала вместе с ней на консультацию к Валерию Демьяновичу, ведущему порой частный приём в качестве психотерапевта. По её словам, во время ожидания своей очереди в коридоре, к ней обратился молодой человек – еще один клиент. Возникший в, казалось бы, курьезном месте флирт отнюдь не озадачил героиню, ведь о том, что её внешность желанна мужчинами ей было прекрасно известно: “Сами видите, я женщина яркая и привлекательная – уверена, именно об этом Вы и думали, когда рассматривали меня вначале разговора – да, это было заметно” – подчеркнула она, кратко вздохнув и оправив приподнявшийся край платья. Завязавшийся разговор между клиентами в прихожей продолжался бы столь же непринуждённо, если бы не подоспевшая, а точнее, опоздавшая мать героини и крики о том, что замужним вести себя подобным образом не положено – Виктория состояла в браке уже пятнадцать лет и имела двух детей, а её муж, работавший в крупном банке в городе, постоянно пропадал на работе и совершенно, по последовавшим далее словам, не уделял семье должного внимания, что и стало первопричиной сегодняшнего визита. Возникла пауза – казалось, женщина готова была разрыдаться, однако закрыв глаза кистью и наклонив подбородок, спустя мгновение она продолжила, и нам стало известно, что, помимо всех прочих грехов, муж был редким скупердяем и денег, выделяемых ним, не хватало на то, чтобы быть хорошей матерью и радовать своих детей. Выходом из этой ситуации стали денежные кредиты, благодаря которым она смогла содержать детей так, чтобы перед другими было не стыдно – голос повествовательницы всё больше дрожал по мере приближения к вышеописанному моменту, пока и вовсе не оборвался, растворившись в рыданиях. Пока еще недоумевая о причине визита, я предложил Виктории салфетки, пока Валерий Демьянович, утешал горюющую, дабы продолжить работу. Сквозь всхлипывания и самообвинения в том, что при врачах-мужчинах женщине стоит вести себя более сдержанно, наша героиня призналась, что в последние два года, выросший кредитный долг вынудил её просить поддержки у матери. Однако в итоге эта помощь обошлась дорогой ценой – дочь была обвинена в том, что подобное расточительство и безответственность являются следствием явных расстройств психики. Плач возобновился.
На минуту уйдя в себя, я задумался о том, что зачастую, ввиду особенностей своей деятельности, психиатры становятся свидетелями семейных драм и что подобные животрепещущие истории станут в какой-то момент холодной обыденностью в моей будущей врачебной практике. А потому, когда этот момент настанет, надеюсь, что я не превращусь в очередного эмоционально-выхолощенного, с вечной усталостью в глазах заложника своей профессии, обреченного быть бременем для пациентов и себя самого. Слишком глубоко погрузившись в эти мысли, я и не заметил, как руководитель, закончив разговор с Викторией выпроводил её наружу и пригласил для короткого обсуждения мать – для объективизации информации, излагаемой клиентом, психиатры часто задействуют его родственника или коллегу. Итак, место дочери заняла Инна Валентиновна. Я вдохнул и окунулся в атмосферу предстоящего интервью.
Дама в летах, отличавшаяся от своей родственницы абсолютно непримечательной одеждой, имела очень уставший вид, скорее даже вымотанный – казалось, будто весь её стан ломится под гнётом некой неописуемой тяжести. Перед нами была явно не та, кого можно было ожидать после предшествовавшего представления. Этот факт, усиленный раскрывшимися впоследствии личностными особенностями Инны Валентиновны, в сумме со сформировавшимися опасениями в отношении Виктории, обеспечил ей наше доверительное отношение. Мы узнали, что родилась женщина в жакете цветаэлектрический лайм вторым ребенком в семье и с детских лет отличалась капризностью и неповиновением – любые просьбы помощи в домашних делах игнорировались, что не раз становилось причиной внутрисемейных конфликтов. Поступив в восемнадцать лет в университет, спустя два года Виктория вышла замуж за более старшего мужчину, о чём мать уже узнала post factum. Познакомившись с зятем, рассказчица была приятно удивлена тем, что это был трудолюбивый и состоятельный человек, демонстрировавший искреннюю любовь к жене, в связи с чем, Инна, зная свою дочь, в крайней степени была обеспокоена тем, чтобы брак скоропостижно не был расторгнут. Тем не менее время шло, у пары родилась двойня и спустя пару лет Виктория пошла работать в местный детский сад, оставив детей на воспитание переехавшей к ней матери. За этим последовали, что стало известно лишь пять лет спустя, первые кредиты – поначалу суммы были небольшие и заёмщице удавалось успешно выплачивать банкам взятые в долг деньги и таким образом скрывать от семьи факт появившейся и развивающейся зависимости. Происходила данная теневая игра до тех пор, пока количество нолей в очередном чеке не превысило возможности нашей злополучной героини, вследствие чего она была вынуждена обратиться за помощью к родственникам, ведь иметь дело с коллекторами — то еще удовольствие. Оправившись от шока – еще бы, ведь эти люди оставались в неведении о причинах взятия кредитов и о том, куда деньги шли, — родные женщины, ставшей эпатажным центром происходящего, совместными усилиями собрали необходимую сумму и закрыли ссуду. На вышеупомянутые вопросы выудить ответы у Виктории было невозможно, а потому началась целая череда внутрисемейных конфликтов, за которыми последовал отъезд матери домой. О дальнейших событиях ей было известно лишь со слов зятя, который связался после длительного перерыва с ней лишь для того, чтобы сообщить, что проблема с кредитным долгом вернулась – речь вновь шла об удручающей жительницу посёлка сумме. На этот раз обратившись за помощью к знакомым, деньги были собраны, однако с жёстким условием для Виктории о немедленной консультации у психиатра. Впервые за весь долгий и тяжёлый для восприятия рассказ Инна Валентиновна подняла уставшие глаза на сидящего перед ней врача, чтобы тут же сокрушенно их опустить. Я вынырнул из этой топи и неожиданно для себя шумно выдохнул.
Валерий Демьянович, задав даме в летах все требуемые ситуацией вопросы, пригласил в кабинет женщину в жакете цвета электрический лайм. Её лицо, приобрётшее невыносимо абсурдное по отношению к сложившейся ситуации высокомерное выражение, выглядело контрастно не только на фоне лика её матушки, но и в сравнении с той недавней физиономией, с которой, плача, Виктория покидала комнату. Мои кости буквально заныли от того холода, что привнесла с собой эта женщина в крайней степени экстравагантном наряде. Разговор не пошёл, последовал отвратительный поток высказываний, сопровождаемый театроподобной жестикуляцией и мимикой: “Психотерапия?! А смысл?! Я не идиотка, за которую меня тут все принимают, и мозги мне промывать не нужно”, “Дома сидеть – не для меня, ведь я что, просто так 5 лет в университете училась?!”, “Выпишите вот этой старой интриганке таблетки, она давно с ума сошла” и так далее. Уверен, этих широких мазков будет достаточно, дабы довершить иллюстрацию нигде не фиксированного диагноза истерического расстройства личности у женщины, скоропостижно покинувшей кабинет и унесшей свои тайны с собой. Что будет с ней? Что ожидает её семью? Какова судьба детей, игнорируемых истерической матерью? — со всеми этими вопросами в порыве чувств я обратился к своему руководителю, на что он, сняв очки и потирая большим и указательным пальцем глазные яблоки, ответил, что эти вопросы впоследствии и приводят психиатров к состоянию полуавтоматических машин, монотонно и безэмоционально выполняющих свою работу. Он продолжал, однако далее я не слушал, задумавшись о том, случайно ли второй раз за последний час была поднята тема врачебного выгорания. Разум молчал, лишь рисуя перед глазами образ женщины в жакете цвета электрический лайм.

Der Eisberg

Тот день был особенным, ведь спустя две недели после “ссылки” на учебный цикл фтизиатрии в областной противотуберкулезный диспансер, который находится в 20 километрах за городом, и путь к которому на маршрутке – сущий ад, я наконец вернулся на долгожданную стажировку. Прохожу я её в областном психиатрическом диспансере, в кабинете заведующего дневным стационаром в качестве помощника врача. Это не официальная должность, как и сама стажировка – прохожу её я благодаря протекции научного руководителя, в обязанности же и полномочия мои входит первичный диагностический опрос поступивших пациентов и заполнение сопутствующей документации. Мой начальник — Валерий Демьянович – человек в летах, убеленный сединой, оправданно символизирующей его многолетний опыт, был также рад моему возвращению, ведь бесплатные писари всегда в цене и сразу же наградил меня десятком незаполненных дневников пациентов. Однако, не желая стремглав бросаться в бюрократический омут, я поинтересовался не появились ли в стационаре новопоступившие, которых я мог бы опросить, зная, что шеф, являясь достаточно мягким человеком, всегда идет мне навстречу при проявлении должной инициативы, все же отдавая предпочтение обучению перед необходимостью ведения документации. Валерий Демьянович выдал мне карточку обратившегося сегодня в диспансер пациента, сказав, что ввиду плановой подготовки отчёта заняться им сегодня не успеет и покинул кабинет, отправившись в бухгалтерию. Таким образом я познакомился с историей Виктора – пятидесятилетнего клиента, состоявшего на учете буквально полжизни — двадцать пять лет в связи с рекуррентными жалобами на раздражительность, нежелание что-либо делать и плохой сон. Мне показалось, что это достаточно тривиальный случай, однако, не забывая о том, что в психиатрии каждая картина болезни уникальна в своих деталях, я с энтузиазмом взялся за это дело и попросил медсестру пригласить пациента в кабинет.
Раздался стук и в кабинет робко вошел ссутулившийся мужчина, выглядящий несколько старше своего возраста. Растянутая серая кофта с пятнами, запущенная борода, грязные руки – типичные проявления негативной симптоматики при длительном психическом заболевании, — отметил я про себя, однако лицо выражало глубокую грусть, что несколько удивило меня, ведь за более чем два десятилетия болезни обычно происходит выгорание эмоциональной сферы и, следовательно, у таких людей характерным есть маскообразный отрешенный лик – я понимал, что предстоит необычное дело. Базовый вопрос о жалобах, приведших страждущего к нам, как всегда не дал результата – редко когда пациент психиатрического профиля напрямую выскажется по этому поводу, на вопрос о внешней печальности Виктор ответил, что, видимо, дело в назначенных препаратах, т.к. чувствует он себя “нормально”. Потому по старому обычаю я перевел разговор в русло анализа причин, вынудивших Виктора впервые обратиться за помощью, а далее к его истории жизни – от рождения и до нынешней госпитализации – чаще всего в ходе глубинного анализа патологические нарушения психики сами всплывают в разговоре, кроме того, устанавливается личностный контакт с интервьюируемым, благодаря которому последние, отвергаемые с момента начала болезни социумом, демонстрируют редкое доверие и открытость. История жизни опрашиваемого, которую он поведал мне поначалу достаточно тихим голосом, не была выдающейся – рос в неполной семье с деспотичным отцом, т.к. мать погибла при родах, в школе имел низкую успеваемость, был замкнутым и малообщительным ребенком. По окончанию 8 классов поступил в ПТУ по специальности “станочник широкого профиля”, затем работал семь лет на заводе, пока не появились первые признаки заболевания в лице апатичности и раздражительности, приведших к обращению к психиатру. Далее всё по накатанной: последующие ежегодные ухудшения самочувствия и, как следствие, госпитализации, безработица и установка инвалидности — всё достаточно прозаично, однако интуиция подсказывала, что следует продолжать копать, ведь такие детали биографии, как подчеркивание своей исключительной важности в прошлом на работе, неординарности болезни, а также упомянутая печаль шли в разрез с установленным давнишним диагнозом. На ум пришел еще один банальный, даже несколько вульгарный своей простотой вопрос, который, за ненадобностью, я редко задаю напрямую – а бывало ли, что что-то необычное виделось или слышалось Вам? И, неожиданно, в яблочко!
Место убогого, истощенного болезнью человека занял эмоциональный, несколько артистичный рассказчик, поведавший мне о том, что на самом деле он – маг, предводитель армии Света, ведущий свои войска, состоящие из гномов, эльфов, минотавров и драконов в бой против сил Тьмы. Существ он видит повсеместно и легко вступает с ними в прямой контакт, подобно тому, как ты, читатель, можешь обратиться к любому человеку в своём окружении. Кроме того, он способен предвидеть будущее и лечить на энергетическом уровне любых больных. По его словам, силы он обрёл благодаря слиянию двух начал: сил Тьмы, характерных для линии его отца, и сил Света по линии матери, болезнь же его – это следствие потомственного проклятия, возникшего как кара за убийство далёким предком родственника ведьмы. Кроме того, удалось выйти на причину скорби – не так давно недалеко от места жительства пациента разразилась битва, в ходе которой погибли многие из его армии – темный друид наслал армии бесов и Люциферов против него, однако проиграл. Сказать, что я был повергнут в шок будет недостаточно — 25 лет болезни и ни одного упоминания в карточке пациента о вышеописанном фантастическом мире, в который Виктор был погружен, более того – совершенно абсурдные для его диагноза симптомы, да и в принципе наличие подобного рода фэнтезийных видений, классифицируемых как явные галлюцинации на протяжении всей жизни, о чём рассказчик сам заявил — небывалый феномен. Моя голова буквально пылала от восторга, что удалось вскрыть столь глубокий пласт систематизированного бреда в тандеме с подобными галлюцинациями. Я был в восторге! После обнаружения гигантского киля у айсберга картины болезни Виктора, наш разговор длился еще час, в ходе которого я убедился в максимальной систематизированности его бредовых представлений и полным отсутствием критики. Удивление не покинуло меня и в момент прощания, когда пятидесятилетний мужчина, с горячностью ребенка тряс мою кисть в рукопожатии, сердечно благодаря за столь долгий и приятный разговор.
Закончив разговор, мне срочно необходимо было обсудить свежедобытые артефакты болезни Виктора с одним из учителей. Демьянович был по-прежнему где-то в лабиринтах бюрократической стороны медицины, потому я рванул на 5 этаж к Роберту Феликсовичу – упомянутому мной ранее научному руководителю, проводившему, как оказалось, в тот момент пару для студентов 4 курса. Задыхаясь от волнения и слабой физической подготовки, я прервал занятие, выудив моего бывшего преподавателя в его личный кабинет, где максимально детально поведал историю сегодняшнего клиента, кроме того, продемонстрировав рисунок Виктора, на котором тот изобразил заключенного внутри него злого духа в клетке. Чем больше я раскрывал детали картины болезни, тем больше лицо ученого приобретало знакомое мне хищное выражение, свидетельствовавшее об азарте предстоящей охоты – в этот момент мне пришло на ум, что одержимость, испытываемая мной к психиатрии, возникла именно тогда, когда я впервые увидел старика в таком состоянии. Обсудив все аспекты, мы решили, что на следующий день проведем совместный клинический разбор этого случая. Вернувшись в свой рабочий кабинет, я обнаружил, что Валерий Демьянович на месте, а значит мне предстояло еще раз переозвучить целиком историю Виктора – эффект от рассказа был ожидаемый, а потому я сразу упомянул об условленном клиническом разборе — заведующий идею по достоинству оценил и обязался присутствовать, параллельно напомнив о тех десяти карточках, что должны были быть заполнены. Поубавив свой пыл, я приступил к заданию.
Итак, настал день Х и вот мы втроём сидим с блокнотами и ручками наготове, а перед нами всё в той же кофте с пятнами, с такой же неухоженной бородой и по-прежнему грязными руками расположился Виктор. Спустя полтора часа полемики и около 10 исписанных страниц в сумме, мы прощаемся с пятидесятилетним мужчиной и переходим к обсуждению возможного диагноза и, как следствие, лечения. Перебирается масса возможных вариантов заболеваний, однако каждый из них не удовлетворяет целиком все диагностические критерии. И вот Роберта Феликсовича, профессора и доктора наук с сорокалетним стажем работы, во время подкуривания двенадцатой сигареты, осеняет: “Помнится, когда я был еще кандидатом наук, на конференции в Киеве организаторы мероприятия продемонстрировали диковинный клинический случай – девятилетний мальчик, заявлявший, что он – директор крупного завода. Его рассказ о подчиненном ему учреждении был так же чётко структурирован и полон деталей, как рассказ Виктора. Ввиду отсутствия сопутствующих симптомов, ему был поставлен диагноз “синдром бредоподобного фантазирования”. Однако в данном случае мы имеем дело с давно уже не ребёнком, к тому же учитывая особенности личности: замкнутость, необщительность, склонность к грёзоподобному фантазированию про себя, наделяющему автора чрезвычайными, выдающимися способностями, а также взяв во внимание внешнюю неухоженность и безразличие к своему внешнему виду, я полагаю, что мы имеем дело с простой формой шизофрении, на которую наслоилось патологическое фантазирование на фоне личностных изменений”. В аудитории висит тишина, все погрузились в раздумья, как вдруг Валерий Демьянович шарахает кулаком по столу, вырывая меня и старика из мыслительного оцепенения и с умалишенной улыбкой обращается к последнему: “Черт бы меня побрал, Роберт, ведь ты абсолютно прав! Если бы не ты и твой студент, весь этот гигантский фантазм так и оставался бы скрытым, а мужик бы и дальше ходил с неверным диагнозом. Хорошее дельце, знаете ли!”. “И как нам теперь быть?” – наивно вопрошаю я – “Пишем отчет о первичном осмотре и меняем диагноз?”. На что Роберт Феликсович отвечает: “Нет, дружок, пишешь ты, а мы читаем и подписываем. Слишком стары мы уже для писарской работы”. Комната наполняется смехом.