Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»



Владимир Мнишенко




Ангел

Посвящение Ивану Бунину ( 1870 – 1953).
Счастливый прекрасный день и в том деревенском доме, которому уже лет двести от роду и где никто не живет, я увидел Ангела, чтобы он всегда был рядом, даже когда темно. В этой беспросветной, такой чужой на первый взгляд темени, что-то таинственное происходит теперь всегда, среди постоянных скитаний, среди ночных кошмаров там, в глубине сада, где ветхие двухсотлетние липы напоминают о давно ушедших хозяевах, которые здесь рождались, росли, любили, старились и умирали, словом, жили, радовались и печалились, а затем навсегда исчезали, чтобы стать для нас только мечтою, какими-то как будто особыми людьми старины, прошлого, это они развешивают пахнущий зверобой по углам, оставляя в моем воображении несмываемый, почти изжелто-пепельный налет на моей уже немолодой, но еще трезвой памяти, это они по вечерам затягивают такую томную и такую родную мелодию: "Ой, у лузі червона калина", и украинские девчата хранят эту песню в своем материнском божественном грудном молоке, и она, эта мелодия звучит до утра в моей седой головушке, а утром легкий нежный неуверенный в себе, едва рожденный Матерью Рутенией ветер залетает в комнату и кружит под лавками, меж дряхлых стульев, на которых уж две сотни лет не сидели дети, и я смотрю на немые стулья, опрокинутые безвременьем угасающей памяти моей человечески просящей покаяния у забвения, и спрашиваю себя, а которое нынче число, но даже с закрытыми плотно полу-спящими глазами, кажется, могу сказать, что это начало августа, с его несмываемой радугой на разбитых временем оконных, полуденных, дрожащих от легкого и едва проснувшихся от затянувшегося сна, стеклах, – так хорошо знаю я малейшие особенности воздуха всякой поры, когда в окно напротив падает радостный и яркий кратковременно-сизый утренний, до бирюзы, теплый рассвет, что так робко скользит по усыпанному антоновкой ветхому подоконнику, где высохшие прошлогодние комары навсегда остались в бойцовских лапах пауков-исполинов с выпученными от радости победы и наживы глазищами (не щадит время паучье племя), а пчелы, разогнавшие мух, как ангелы пьют яблочный мед, такой искренне сладкий, что их лапы могли бы навсегда здесь остаться, в этой сладострастной, "римской, как у Калигулы, оргии" света и праздника мнимого счастья Мнемозины, такой юной и еще девственно-чистой, а зеленая густота сада за окном все торопит своей несметной листвой вглубь утренней свежей, такой же девственной прохлады яблонь и вишен, то замирающих и затихающих, то волнующихся и тогда доходящих лапами своих ветвей до самого окна, всегда отверстого в глубину накатывающихся воспоминаний, и сквозь бледно-голубое нежно-дышащее, еще так по-детски неуверенное небо, проступает образ Ангела, такого истово уверенного в своем совершенном величии, в своей ангельской безгрешности, такого из деревенской дали пришедшего и молчаливого, и в чертах его лица (а у каждого Ангела свое лицо), я снова вижу своих друзей, которых, к великому моему одинокому слезно-горькому, почти соленому сожалению, давно уж… , но вот вдруг ветер усиливается, на горизонте скошенных и покрытых копнами полей, а потом все ближе к ограде, разрывая своими крыльями густую высокую траву в саду, как силки на груди Маргариты, и вот Он уже рядом, и в руке у него яблоко, и Он протягивает мне его, – то ли Ветер, то ли Ангел, и я слышу шорох сада, отдаленные крики петухов и чуть внятную детскую песенку Ангела, который все бродит под моими окнами в единой надежде своей бестелесой (а для меня Ангелы – белокурые девчушки, как дочурка Валерия), – быть увиденным. Еще и еще и …
Как ангелы Врубеля, Прахова и Котарбинского и маленькой Ольги на руках Эмилии Львовны – в образе Божьей Матери Кирилловской.
Благости вам, Ангелы.