* * *

я — та ещё этнографическая глина
основа жизнедавчего кувшина
где примесей кровавых до хрена
кружит по венам корогод-старинный
шопен даёт дрозда шампанским винам
шевченковская пляшет катерина —
и не она поверьте мне одна
ах в дерзкой юности мечтала я бывало
что я губастенький потомок ганнибала
и гены гения в кудрявой дээнка
как диво-лебеди сплетясь любвеобильно
слова лабают сладостно-лабильно —
а мне на мозг как бы на кнопочки в мобильном
лишь нажимает некая рука
глубок недуг но лечится — отчасти
настоем горьким одиночества в несчастьях
наждак потерь опять же дружбы криз
да капельницей лет — родной сестрою
часов песочных что ночной порою
секунд икру — чуть я кувшин раскрою —
с созвездий осетриных мечут
вниз
и что бы мне не насладиться жадно
икринкой каждой рыбно-виноградной
в надтреснутый кувшин набрать вина
упиться вусмерть куражом весёлым
и дышащим в затылок новосёлам
в крови которых спрайт да пепси-кола
устроить — разбегайтесь вот она
но нет —
я всё в слова
переливаю
жизнь отдаю  и снова оживаю


* * *

Зорька
родина-корова
пыря — вилы на башке
эй кричу тебе здорово на говяжьем языке
обниму-ка дай подруга на виду всего села
буро масть твоя муруга с детства жаркая мила
только шкура вот беда мне набок съехала с горбка
как дублёнка что с годами телу стала велика
да залысины на шее где верёвка холку трёт
да огузок погрузнее да корягой порван рот
но как прежде волоока тёмно-рыжая краса
ты ж моя звезда востока первосортные мяса
словно в юности лодыжки так девически узки
а на лбу — ромашки вспышка золотые лепестки
что ж поникла ты родная средь подрезанной стерни
может я лекарство знаю
Милка
только намукни
тут ты мне в ответ со вздохом
так мычально муу да ммммуу
ой мне тоооошно ох мне плоооохо —
мукай дальше я пойму
про траву дурман-отраву что за речкой разрослась
про нахлебников ораву что на "меринах" внеслась
из столиц в твой край бурьянный на прадедово житьё
лопать маслице сметану мучить вымечко твоё
про соседа что с нагайкой караулит у ворот
про бачайку выпивайку матюками полон рот
про экзему корневую — хвост сгорает словно трут
да как оводы жируют — плоть твою под кожей жрут
вот стоишь мычишь вздымая бочковатые бока
рёбра-обручи сжимают тушу крепкую пока
хрумкаешь моток барвинка — от поноса самый айс
и не ведаешь скотинка
Велес рявкнул
собирайс
стало живота гонезе час опусньти явлен
из червлених ярм верезо ради горних скинь пелен
хвате татям услужати с млеком кохтати руду
в ирий-рай тебе одряте вьсхитити я гряду
Майка
милое говядо
вот уже промчался май
лето мимо осень рядом зимний голод — принимай
и пожар что середь ночи вспыхнет вдруг под новый год
и ледник что раскурочен будет в ходе спасработ
побежишь ревя небога ты на яму вся в огне
и меж плит сломаешь ногу по велесовой вине
тёла тяжко знать что веку нам осталось с гулькин нос
что забьют тебя калеку в самый праздничный мороз
что и мой пожар взъярится сердцем чувствую вот-вот
скоро осень загорится ну а дальше новый год
что и я ломая кости мозг понятия судьбу
заметаюсь на погосте лоб яловий расшибу
воспарим не чуя веса растворяясь на свету
ты к древесному Велесу я к небесному Христу
ох ты что за мука снится если спишь средь бела дня
три коровы три сестрицы были в жизни у меня


* * *

в юродской простоте с улыбкой на губах
вишу я в пустоте сижу я на бобах
то душу подлечу — она и не болит
то к солнцу подлечу — оно и не палит
зимой — земля манит а небо — по весне
но всякий дерзко мнит что знает обо мне
и правду и враньё и вдовие вытьё
и явное житьё и тайное моё
а мне-то — от корней до маковки с птенцом —
самой всегда слышней — за сердцем за лицом
гул пламени стоит от ночи до зари —
так дерево горит бывает изнутри
оно как человек — сквозь нестерпимость мук
хотя б один побег любви пробьётся вдруг —
хотя б один листок окрасит хлорофилл
хотя б один цветок да будет миру мил
прозрения и боль страданье и грехи
всё вздето на глаголь всё брошено в стихи
огонь уж плавит плоть истлел телесный слой
увраж раскрыл Господь
читатель главный мой


* * *

Полынь цитварная, цветы обоеполые!
О, как манит меня твой запах дарминоловый,
плывёт, пьяня, средь сырдарьяловых долин
сесквитерпеновый лактон твой сантонин.
И вдоль полей — полынь, и вдоль песков — джунгарская,
кивая цацками соцветий, nutans царская,
свои владенья расширяешь, войско высеяв,
дочь Эукариота, Артемисия!
И меж белёных хаток на Черкасщине,
где кровный род мой, прекращённый от "покращення",
растил детей на землях предков, где отныне —
лишь дым емшановый клубящейся полыни.
Полыну в край родной, вдохну — и с плачем заячьим
в ладонь полынную уткнусь... а чем —
не знаю, чем: бедой последней или детскою обидою.
Впитай печаль мою, трава солянковидная,
абсента, вермута, тархуна кровь зелёная,
терпенья терпкость, в бочке мира растворённая...
Полынь — любовь моя, другой уже не надобно,
ты и постель, и платье вдовие, и снадобье,
что пить-не выпить мне теперь до края дней:
чем горше —
тем
воспоминания сильней...