Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ЕВГЕНИЙ СТЕПАНОВ


Я иду по земле


Я надеюсь

Бывший друг — так частенько случается — враг.
И не кончилась глупая свара меж наций.
Говоришь: Карабах, — а в ответ: Карадаг.
И не веришь потоку рулад и реляций.
Излечим ли сознанья людского недуг?
Избежим ли беды? Или песенка спета?
Бывший враг — так частенько случается — друг.
Я молюсь и всё время надеюсь на это.


Главное

Я живу и знаю: есть подмога,
Есть подмога каждому из нас.
Ибо монополия на Бога
На земле отсутствует сейчас.
Банда захватила наши недра,
Банда захватила нефть и газ.
Лишь Господь заботливо и щедро
Помогает каждому из нас.
Банда нас терзает пропагандой,
Банда хочет нас перемолоть.
Я живу и знаю: с этой бандой
Разберётся в нужный час Господь.
А потом придёт другая банда —
Так уже бывало, и не раз.
Будет на обед тогда баланда.
И заплачет омрачённый Спас.


На кудыкину гору

Я живу, я куда-то иду,
Вижу небо и разные страны.
И жую эту yandex-еду,
И кручу эти dating-романы.
А плечистые страны ОПЕК
Делят рынок, как волки добычу.
Я иду, небольшой человек, —
Я под нос тихо песню мурлычу.
Я куда-то иду, я живу,
Я пишу, как любой неврастеник.
И стихи посылаю в «Неву»,
День и ночь» или «Наш современник»...
Я иду, обогнув магистраль,
Удивляясь земному простору.
Я иду в неизвестную даль,
Я иду на кудыкину гору.

* * *

Покуда сердце — тук-тук-тук,
Покуда времечко — тик-так,
Скучать и хныкать недосуг,
А неприятности — пустяк.
Пускай не всё ещё — тип-топ,
Пускай я строю жизнь — тяп-ляп,
Пускай не счесть тревог-хвороб,
Я всё же духом не ослаб.
И даже если я ку-ку,
Я знаю: жизни не каюк,
Покуда ноги волоку,
Покуда сердце — тук-тук-тук.


Сны

Эти сны и просты, и невинны.
Снится — море, и вёсла, и плот,
И на скрипках играют дельфины,
И поёт о любви кашалот.
Снится — Волга, подросток-белуга
Пишет нежный трилистник в тетрадь...
Снится — хмурые люди друг друга
Стали лучше чуть-чуть понимать.


Я был всегда солдатом

В лесу прифронтовом...
М. Исаковский

Прости — я был всегда солдатом
Любви, похожей на фантом;
И там, в райцентре франтоватом,
И там, в лесу прифронтовом.
Прости — я правнук Маты Хари,
Но я шпионил за собой
И там, в рождественской Сахаре,
И там, в манхэттенской хибаре,
И там, где шёл неравный бой.
Прости — не становясь капризней
Самой себя и не казня
Меня, я прожил много жизней.
Пойми, пожалуйста, меня!


Я иду по земле

А чего мне таить? Я счастливый болван.
Сам себе господин, я не выбился в боссы.
Если мне позвонит хитрый пранкер Вован,
Я отвечу на все — без утайки — вопросы.
Сколько всякой написано галиматьи
Обо мне (да и мной, стихоплётом) — до чёрта!
А чего мне таить? Вот ладони мои,
Вот лицо, вот мой дом возле Аэропорта.
Я иду по земле, и тихонько пою,
И сажаю не граждан, а сосны и розы.
А чего-то таить, жизнь шифруя свою, —
Нет такой для меня несерьёзной угрозы.


Артём

Мне часто снится Тёма Боровик,
Он был моим начальником в «Совсеке»,
Он был бесстрашен, совестлив, велик.
Я думаю об этом человеке.
Шёл перестроечный девятый вал,
Артёма эти волны захлестнули.
Он никогда, по-моему, не врал
И не боялся ни врагов, ни пули.
Он был надёжный друг, как брат —
На помощь был безудержным и скорым;
Устраивал меня во «Взгляд» —
Работать, по контракту, репортёром.
Сейчас я знаю: жизнь — как вспышка, миг,
Путь не кончается дорогою земною.
Мне часто снится Тёма Боровик.
А значит, он по-прежнему со мною.


Зимний Несебр

Жизнь бежит, полосатая зебра,
Огибая поля и моря.
Я иду вдоль родного Несебра,
На декабрьские волны смотря.
Здесь зима — не зима, просто слякоть,
Просто на сердце грустно чуть-чуть.
И не хочется много балакать
О годах, что уже не вернуть.
Как-то горестно заверещали
Чайки, белая чаячья рать.
Это время писать завещанье,
А стихи — в чёрной печке сжигать.
Это время прощать и прощаться,
Становясь хоть немного мудрей,
И нисколечко не обольщаться
Относительно жизни своей.


Клеть

Я годы несу, как чугунные гири,
И вижу, что мир — это, в принципе, клеть.
А Чёрное море всё глубже и шире,
А Белое море не прочь обмелеть.
Цветёт пышным цветом шафран ахинеи,
Цветку здравых мыслей так не расцвести.
А чёрная кость всё сильней и сильнее,
А белая кость на земле не в чести.
Ну ладно. А всё ж небеса благосклонны,
И звон колокольный я слышу окрест.
Ну ладно. Трындят на деревьях вороны,
А всё ж их прогонят с насиженных мест.


Знахарь

Жизнь — стометровочка, выдох-и-вдох,
Финиш ликующий редок.
Олух небесный и лузерный лох,
Что я скажу напоследок?
Вспомню кино, как по совести жил
Знахарь Антоний Косиба.
Что я скажу, старый славянофил?
Тихое слово «спасибо».


Между там и не-там

Всё бессмысленней, всё бесполезней
жизнь моя на промокшей земле.
Это время дождей и болезней,
это полое время после —
дней опальной, нахальной надежды
между там и московским не-там.
На душе — ведь она без одежды —
отпечатались благость и хлам.
Смерть сурова — не будет дисконта.
Жизнь плетётся, как бабка, ворча.
В поликлинике старой Литфонда
Я сижу, ожидая врача.


Теперь

Кишащий офисный планктон
Ко мне относится по-братски.
Но я не буду поплавком —
Смешно ценить земные цацки.
Я был тогда и глуп, и мал,
Когда прочёл в библиотеке:
«Что взял — чужое; что отдал —
Тебе принадлежит навеки».
Теперь я знаю: это так.
Теперь осмыслены задачи.
Теперь я не такой бедняк,
Теперь я становлюсь богаче.


* * *

И будто я смотрю на этот мир впервые,
И будто позабыл психушку и барак,
И будто смерти нет, и будто нет России.
Лишь море и песок, Несебр и Слынчев бряг.
Тут — за волной волна, и гларусы, и чайки.
Там — за войной война, какой-то вечный бой…
Но как же я хочу, замечу без утайки,
Из этой красоты — домой, домой, домой.


Другие планы

Позвонить больше некому, только жене,
Которая за кордоном и, собственно, не
Жена моя, а жена имярека другого.
Впрочем, я не печалюсь, даю слово.
Попросить больше некого, только Его,
Который на небе всевидящее Божество.
Но у него таковских, как я, навалом.
Впрочем, я не печалюсь, я стал бывалым.
Умотать больше некуда, только туда,
Откуда назад не желают идти поезда,
И суда не желают идти, и лететь еропланы.
Впрочем, я не печалюсь — другие планы.


Между там и не там

Гибельно-глобальной фирмы винтики.
Бизнес под прикрытием политики.
Лозунги красивые, как фантики.
Фюреров истошные фанатики.
Гении, забытые литаврами.
Бездари, увенчанные лаврами.
Как-то по-другому здесь не принято.
Страшно здесь, в четвёртом нашем Риме-то.


Обычное дело

И враг — бывает — пособит.
И друг — бывает — не заложит.
Стихотворение бандит —
Бывает — неплохое сложит.
Но чаще так: и враг горазд
Оскалить хищные зубищи,
И друг за тыщу грин продаст,
А может, даже за полтыщи.


Памяти Эдуарда

Старичок, печальный лузер,
Странствовал по городам.
Старичок внезапно умер,
Старичок не прогадал.
Он увидел белый город
Там, над небом голубым,
И забыл зубастый голод,
Вспомнил, что Отцом любим.
Старичок увидел маму,
Маму обнял старичок.
И забыл земную драму,
Ямы пройденных дорог.
А потом пошёл куда-то,
А точнее — полетел,
Лёгкий-лёгкий, точно вата,
Белый-белый, точно мел.


Опыт

Покуда меня поливают помоями
Чернушной, поточной, беспочвенной лжи —
Я что-то да значу и вправе, по-моему,
Сказать сам себе: «Старичок, не тужи!»
Покуда враги, холя нравы пещерные,
Капканы плодят у меня на пути —
Я что-то да значу и вправе, наверное,
Сказать сам себе: «Старичок, не грусти!»
Я жив и люблю. Я в работе не мешкаю —
Возможно, поэтому многим не мил.
А подлость и ложь я встречаю усмешкою —
Так жизненный опыт меня научил.


Всё хорошо

Сойдут на нет страдания,
Людская злая желчь,
И рана стародавняя
Не будет больше жечь.
Душа моя пригожая,
Счастливая взлетит.
Так будет. Отчего же я
Встревожен и сердит?


Разрыв

...Я смирю раздражение,
Афоризм не забыв:
Чем теснее сближение,
Тем больнее разрыв.
Я уйду в направлении
Трав, цветов и дерев,
В благодарном смирении
Руки к небу воздев.