День у Георгия — москвича с пятилетним стажем — не задался с самого начала. Утром, спеша на работу, он по неосмотрительности попал в аварию. Повреждения были пустяшные, но с соучастником Георгию не повезло: нарвался на хамоватого типа. Тот вылез из едва поцарапанного паркетника, сморщился и плюнул на асфальт. Потом, слегка сутулясь, уставился на повреждение, покачал головой и гнусаво протянул:
— Понаехали, уроды безрукие… я две недели, как этот бампер поменял! У, дать бы тебе по рогам!
Он картинно замахнулся, снова сплюнул и полез в карман за мобильником. Георгий, который был виноват, не обострял ситуацию, зная, что московские дорожные нравы доходят до рукоприкладства, — впрочем, в его родном городе N* тоже выясняли отношения по-простому. Хамоватый тип вызвал ДПС, привалился к черному капоту и, делая вид, что игнорирует Георгия, дозвонился кому-то, разговаривая нарочито громко:
— Приветствую — я задержусь на час, на два… нет — какой-то чудак на другую букву в меня въехал… гайцев жду… до связи.
Он был худой, долговязый и какой-то плоский. Впалая грудь, круглая физиономия, серые волосы. Одет по-пижонски — в приталенную светлую рубаху навыпуск. Через плечо на ремне — хилая сумочка, похожая на дамскую. Георгий прикинул стоимость поврежденного автомобиля, сравнил со своим подержанным транспортом и стерпел, сознавая разность весовых категорий. За ними образовалась вязкая пробка, и мимо, протискиваясь и выкручивая руль, чередой ползли хмурые водители, а по губам легко читались ругательства, которые страдальцы адресовали незадачливым шоферам. Георгий сидел покорно и только опасался, что не успеет на встречу с важным клиентом, назначенную на вторую половину дня.
Довольно скоро подрулила по встречке дорожная служба. Полицейские, узнав, что обе машины застрахованы, не утрудили себя разбирательством, а автоматически выписали бумажки, включили светящуюся "люстру" и уплыли — разбирать другой инцидент. Но три часа были потеряны впустую, и к офисному зданию, где он руководил небольшим филиалом серьезной фирмы, Георгий добрался только к обеду.
Войдя в подъезд, он немного успокоился — ему внушала уверенность монолитная помпезность стеклянной высотки со стенами, облицованными декоративной плиткой, с матовыми металлическими лифтами, внушительной охраной и зеркально чистым полом с предупреждающими табличками "Осторожно, скользко!". Особенно нравилось, что все подогнано, сбито и все слагаемые интерьера — без огрехов — образуют впечатление чего-то величественного и остросовременного. Первое время, входя в здание, он купался в восторге от причастности к важным делам, совершавшимся в парадных стенах, — торжество градостроительства обязывало к эпохальным задачам и грандиозным целям. Потом он привык, но все равно, стоя в лифтовом холле среди людей в корректных костюмах, вдыхая приятные ароматы, он чувствовал себя точно за крепостными стенами — на островке, устремленном в высокотехнологическое будущее.
С пятнадцатого этажа московские жилые коробки, утопающие в зелени, маячили внизу, у подножия рукотворной скалы. Немногочисленные подчиненные — секретарша, двое менеджеров, инженер, кассирша — все выразили ему сочувствие, и Георгий погрузился в рабочий процесс. Он успел подготовиться к визиту клиентов, но его ждал скверный сюрприз: одним из гостей, которых секретарша встретила внизу и провела к ним в демонстрационную комнату, оказался мерзкий автомобилист, с которым он столкнулся несколько часов назад.
Тот, естественно, узнал обидчика и скривился. Он сопровождал низенького господина с круглым лицом. Господин весело жестикулировал, казался довольным собой и беседовал, не закрывая рта.
— …Витенька, нам бы ковер завести, тоже, — говорил он неприятному типу. — В переговорной хорошо бы смотрелся.
Тот возразил мрачно:
— Моль разводить. Любите вы безделушки, Александр Иванович, — и так не переговорная, а кунсткамера.
После знакомств и церемониальных расшаркиваний Георгий показал систему, которой интересовался Александр Иванович. Обычно презентации проходили вдохновенно, но сегодня продавец был не в ударе — он невольно косился на Виктора, который, правда, помалкивал, но усмехался как-то гнусно.
— Это последняя техническая новинка, — говорил Георгий, включив демонстрационный экземпляр и разложив перед визитером цветные буклеты. Большая водяная колба вспыхнула, замерцала, а по панели пульта побежали разноцветные лампочки. — Она позволяет очищать воду практически до уровня дистиллированной. При этом вы сами задаете либо стандартный уровень очистки — один из пяти базовых уровней, — либо формируете собственную программу. Вводите параметры…
Он вывел на дисплей таблицу Менделеева и показал, как выбирать значки. Попутно рассказал, что в Москве ужасная экология, что в водопроводной воде множество вредных примесей, что очистка хлорированием — это позапрошлый век, что вода из кулера — жульничество и обман, и бутыли разливают в неизвестных грязных подвалах… Потом припомнил известковые налеты на кухонной посуде. Александр Иванович слушал с интересом и энергично кивал.
— Со всех сторон нас, Витюша, травят, — пожаловался он спутнику.
Тот снисходительно пожал плечами.
— Дистиллированная вода вредная, — процедил он.
Георгий, подхватив уместную реплику, согласился и рассказал, что аппарат позволяет не только очищать воду, но и насыщать уже обработанную полезными элементами и минералами — в зависимости от потребностей организма. Александр Иванович ахал, изучал таблицы, листал предлагаемые ему брошюры и водил пальцем по строчкам.
— Можно задать состав, который вам требуется, принудительно, — говорил Георгий. — Но система умная — она формирует пропорции сама, анализируя ваш анализ крови. Достаточно одной капли, как в экспресс-тестах на диабет, — знаете?
Перспектива процедуры с уколом Александру Ивановичу не понравилась категорически.
— Нет… зачем? Это варварство какое-то… она меня еще СПИДом заразит. Сейчас же есть такие штуки — пластырь наклеиваешь, и все понятно. А тут — палец подставь… коротнет чего-нибудь, она и палец откусит.
Виктор глумливо ухмыльнулся.
— Фуфло, — протянул он лениво.
Георгий, игнорируя враждебные выпады, убеждал Александра Ивановича, что процедура абсолютно безопасна, но энтузиазма у потенциального клиента поубавилось. Видимо, он с детства боялся шприцов и врачебных кабинетов. Однако, прощаясь, он обещал подумать и принял пачку рекламных материалов, чтобы изучить на досуге.
Когда посетители ушли, Георгий поручил выключить установку и убрать материалы, а сам наблюдал за работой подчиненных. Можно было немного расслабиться. Он уже собирался на обед, когда дверь открылась и просунулся Виктор, держащий стопку книжечек и листовок, которую недавно подарили Александру Ивановичу. Он умышленно сминал рукой бумажные уголки и презрительно выпячивал губу.
— Забери макулатуру, — обратился он к Георгию, демонстративно не обращая внимания на остальных сотрудников. — Не будет он эту фигню покупать.
Этот человек словно был заколдован приносить неприятности. Георгия передернуло от антипатии, но он смолчал. Бумаги полетели и шлепнулись о столешницу, а Виктор, развернув длинную фигуру, вышел, обнаружив намерение хлопнуть дверью — но спас доводчик. Георгий выбросил испорченные материалы в ведро, а менеджеры обсудили с секретаршей, как трудно работать с людьми и какие козлы попадаются среди клиентов — особенно в периоды сезонного обострения.
У Георгия пропал аппетит. Он сел за компьютер и сначала занялся канцелярщиной: списался с головным офисом по мизерному вопросу, а потом само получилось, что он пожаловался Лере, и та на другом конце Москвы запричитала, присылая утешительные весточки. Когда все шло наперекосяк, Георгий переставал ощущать себя москвичом, успешным человеком, главой филиала — а словно переворачивал какой-то оптический предмет, и ему виделся одинокий пришелец, обитающий в чужой квартире со множеством неудобств. Родители были далеко — отец чинил в городе N* холодильники, мама работала сметчицей в строительной фирме. В такие моменты особенно свербела мечта: утвердиться, осесть в Москве, жениться на Лере, обрести прочную семью… будущая теща была не против — хотя она когда-то выгнала предыдущего зятя, отца родной внучки, но с тех пор перенесла инсульт, сдала здоровьем и намекала дочери, что в доме требуется сильный мужчина. Лерин бывший муж обитал то ли в Израиле, то ли в Австралии и не докучал даже виртуально. Сама Лера, имевшая псевдоюридический диплом, подвизалась среди профессиональных законников, скромно распечатывая бумажки и раскладывая документы, — и поэтому на человека со званием "директор" смотрела снизу вверх, без набившего оскомину столичного чванства. Пятилетняя Лерина дочка была тихой и покладистой… конечно, это обуза, требующая расходов… но переезд к Лере отменял бы необходимость платить за квартиру — а это, как ни крути, тридцать тысяч… В головной фирме он был на хорошем счету, и, если бы начальство прикрыло продажу диковинных водяных аппаратов — правду сказать, они были не слишком востребованы, — Георгий не сомневался, что для него нашли бы другое направление.
Скомканный рабочий день подходил к концу, сотрудники один за другим распрощались, а Георгий медлил. Стемнело, за огромным окном вспыхнули огни, чернеющее небо загущалось низкой облачностью. Георгий меланхолично созерцал с высоты искрящийся муравейник отдыхающих семейных очагов, и его не тянуло в запущенную чужую квартиру с продавленным диваном и обшарпанным паркетом. Лера с нежной деликатностью позвала его к себе и на другом конце города погасила компьютер. Но к Лере тоже не хотелось — Георгий вообразил ее, уставшую и измотанную монотонной дурацкой работой… охающую мамашу, которая станет перечислять болячки… девочку с печальными глазами, которая потребует сказку или заведет нудную шарманку бесконечных детских вопросов. Не было настроения окунаться в эту рутину. Он проверил факс, убрал в шкаф брошюры, порвал и швырнул в корзину ненужные бумаги. В комнате было пусто и грустно. Георгий вышел, запер дверь, проследовал безлюдным коридором к лифту и спустился на улицу. Разыгравшийся холодный ветер ударил в лицо. Хотелось напиться. В соседнем корпусе светилось модное кафе, но Георгий прошел еще сто метров к панельной многоэтажке, где располагался в неказистой пристройке азербайджанский ресторан с сытной едой и дешевой водкой. Поцарапанная машина хранилась на офисной стоянке за забором, и за нее можно было не волноваться.
В большом зале отмечали день рождения, и на ковре блестела мишура. Георгий приткнулся у окна, выходящего на здание офиса, где можно было наблюдать, как за стеклами, словно в аквариуме, перемещаются неторопливые охранники. Некоторых Георгий знал по имени. Он пил, предавался созерцанию, краем уха выслушивал смех и пьяные поздравления. Забухала музыка, веселые гости запрыгали на свободном пятачке, и Георгий выключил телефон. Он все равно не расслышал бы звонков. За спиной кто-то резко отодвинул кресло. Георгий машинально обернулся и лицом к лицу встретился с подвыпившим соседом.
Это оказался Виктор. Он преследовал Георгия весь день, старательно отравляя существование, и его припухшая физиономия — с одурманенными глазами — в ресторанном полумраке казалась отталкивающей особенно.
Прочитав у Георгия на лице соответствующее выражение, он недовольно пробурчал:
— Чего уставился? Твоими молитвами зависаю. Тачку сдать пришлось — в сервисе уже просто гомерически ржут, когда я с бампером приезжаю.
Георгий потряс головой, надеясь, что сосед окажется хмельным видением и исчезнет. Не исчез.
— Сгинь, — сказал он. — Пропади. Тебя сегодня слишком много.
— Не дождешься, — сказал Виктор беззлобно. — Мы с хозяином друганы… он мне еще с две тысячи шестого должен…
Гости пустили цветомузыку, и под потолком забились в конвульсиях ядовитые светильники, окрашивая ресторанные внутренности в неестественные цвета. Виктор расхлябанным движением опрокинул рюмку и хмыкнул.
— Обиделся? — протянул он. — И зря. Нашел кому втирать про водяную очистку. Дурачкам лагман на уши вешай… а у меня — родовые корни… мои предки знаешь, откуда? — он назидательно поднял палец. — Деревня была на реке… выселили в тридцатых, когда водохранилища делали. Сейчас в том месте — море. Мне положено воду нюхом чуять… со мной не равняйся.
Георгий презрительно усмехнулся.
— Он мне будет рассказывать. Это мои — мои предки жили… на реке затопленной. У бабушки фотографии были… она рассказывала — как их вывозили. Деревня Врагово…
— Врагино, — проговорил Виктор тихо, но Георгий расслышал.
— Врагово, — настаивал он. — Я бабушкин паспорт видел.
Виктор посерьезнел.
— Земляки, значит, — сказал он, кривя рот. — Тесен мир… а если честно — никогда никого с прародины не встречал… вот ведь не знаешь…
Потом они сидели вместе за столом и, выпивая, пытались согласовать родительские воспоминания, но из обрывистых крупиц ничего не выходило. Оба семейства помалкивали, рассказывали мало, и деревня, ушедшая когда-то под воду, умерла вторично — в памяти, — поэтому оба додумывали, кто во что горазд.
— Одного не понимаю — зачем надо было Волгу так насиловать? — говорил Виктор мрачно. — Кому она мешала? А теперь все… дело прошлое — как будто и не было… Легенда!
Отключившись на мгновение, Георгий, когда вернулся к действительности, обнаружил, что он один за столом. Не было не только Виктора — отсутствовала вторая рюмка, лишние тарелки кто-то убрал и даже вытер крошки с гладкого стола. Пока Георгий озирался, приблизилась, изображая предупредительность, круглолицая официантка.
— Что-нибудь еще желаете? — она нагнулась от усердия.
— Посчитайте, — попросил Георгий, взглядывая на часы. Официантка покачала головой:
— Нет-нет… это за счет заведения.
Георгий удивился, но сегодня его уже ничего не поражало сверх меры. Он наполнил рюмку до краев, исчерпав бутылку, подождал несколько минут и отправился на поиски Виктора. Не нашел новоявленного земляка внутри ресторана и высунулся на улицу, на крыльцо. Холодный воздух стиснул разгоряченное тело. Георгий рассеянно оглядывался — весь день он уворачивался от общения с непрошенным знакомцем, а теперь, когда Виктор отчего-то стал ему необходим, кругом было пусто, и не попадались даже случайные прохожие.
Он на минуту остановился на крыльце. Перед глазами маячил тот же стеклянный офисный вестибюль, где приглушили свет и не было ни движения, — но в затуманенном алкоголем мозгу внезапно воплотилось, словно наяву, странное видение. Георгию отчетливо предстала далекая и совершенно незнакомая местность: изгиб серой реки, высокий берег и хмурое сизое небо с обильными, напирающими из-за горизонта клубами облаков. Серебристая рябь искажала водяное зеркало, то скрывая отражения, то проясняя цвета и очертания явлений: синеву от неба из облачных прорех, мрачный пепел от дымящегося кипения туч, темный зыбкий частокол от деревьев на холме. Солнце было затянуто, непогода сгущалась, и ясно, пронзительными точками, светилось только просяное созвездие желтых цветов на лугу. Порывисто налетал ветер, и трава ложилась волнами, отчего высокий холм пугающе вспыхивал разными оттенками зелени — от сдержанно-изумрудного до кислотно-салатового, и неумолимое волнение зеленой яркости ранило мысленное зрение и внушало тревогу. С холма спускалась тропинка, за деревьями мерцали сдержанные обманные блики: то ли избы, то ли пятна белесых промоин. Пригрезившийся пейзаж Георгий точно видел первый раз в жизни, но вместе с тем, наблюдая тропинку, характерный речной изгиб и рисунок разбросанных по холму деревьев, он был совершенно уверен, что эта картина спрятана у него в подсознании не случайно — что это часть его самого, что она играет какую-то очень важную роль в его существовании. Потом за углом истерически взвизгнули автомобильные тормоза, и видение пропало. За стеклом напротив объявилась уборщица, монотонно вытиравшая лестницу — ступенька за ступенькой, — а в просвете между зданиями заковыляла под фонарем черная фигура в объемистой робе — вероятно, рабочий с окрестной стройки вышел в магазин за продуктами. Больше никого не было. Георгий постоял еще немного на крыльце, потом вернулся в ресторанное тепло, огибая расслабленных гостей, плохо ориентирующихся в пространстве. Его столик успели убрать, протереть, и на поверхности высыхал едко пахнущий шампунь. Георгий натянул куртку и не спеша отправился к метро.