***

При стечении всякого-разного
Можно день провести в Ленинграде,
Чтоб полезным он был и не праздным, и
Обойтись в этот день без тетрадей.

Мне — двенадцать. Троллейбусы синие
Бороздят акваторию Невского.
Во Дворец пионеров не приняли.
Не пустили в музей Достоевского1.


Петербургу

Бесполая зима
От "Dolce & Gabbana".
Сума-тюрьма-сума
Налево от Финбана.

Лед на Неве разбит
Баржой "Поэт Дондоков".
Разлив с утра забит
Любителями соков.

Пришпилен острогой,
Укрыт железной тучей,
Ну, здравствуй, дорогой!
Тут без меня не скучно?


***

От разрухи родной
До бездомной собаки —
Всё, как прежде, со мной…
Ну, привет, Келломяки!2
Проходя вдоль леска,
Удивлен не на шутку —
Наш писатель пока
При участке и в будке.

Облака серебрят
Воду в озере Щучьем.
От примет сентября
Не становится лучше.


Лист

Сутулый, по-медвежьи бурый, —
Такой не пляшет на ветру.
И с высоты глядит понуро
На землю, в черную дыру.

Сорвался. Об асфальт грохочет.
И не заснет библиофил:
Всё чудится — мигает ночью
Зеленым оком хлорофилл.


***

Обноски мраморной одежды
Вам тайно показать могу.
Их подарил один невежда,
А где добыл — я ни гугу.

Тот мрамор одевал Афину
(Мне это Вагинов сказал),
Но стал отделкою камина
В приневской анфиладе зал.

Потом одни сомкнули вежды,
Другие — в Крым и на баржу.
...Обноски мраморной одежды
Я в платяном шкафу держу.


***

Какой-то заморыш выкрикивал ахинею на спуске к Неве.
(Шепнули: известный В Контакте поэт.)
Пускал матерком, трепался обо всем на свете.
А я подумал: что-то неладно у него в голове.
Лихо отхлёбывал из бутылочки,
Предусмотрительно спрятанной в бумажном пакете.

Потом случайно узнал, что он помер.
Чем там обычно кончается? — вероятно, передоз.
И теперь думаю — вдруг я тогда чего-то недопонял? —
Поднесла же ему робкая девушка пять чайных роз.


Криминал

Как убитый спал жилмассив.
Из бутылки джина несло можжевельником.
Мигом "розочку" соорудив,
Он метнулся за бывшим подельником.

Что ему прокурор и судья,
Человеку вконец ошизелому?
Лишь засёк, пустырем уходя,
Что зима пишет красным по белому...


***

Болтались сумерками летними
Под мухою на Островах.
Из первых выбились в последние,
И тот же ветер в головах.

Но, "Солнцедаром" опаленная,
Ты, юность нищая, — на час
Хотя б! — пусть неодушевленная,
Пусть из страны, ломавшей нас...


***

Скучно жить одно и то же:
Утром закрывать квартиру
И, соседей не тревожа,
Начинать ходить по миру.

Впрочем, мир сей ограничен —
Парк да магазин "Полушка".
От домашнего отличен
Тем, что дома есть подушка.

Лёжа, я взираю в угол —
Серый угол потолочный.
Чу, звонок! Звучит как фуга.
Здравствуй, Бах, мой гость полночный!


***

Лиловый татарник заполонил
Дренажной канавы скаты.
Толстой когда-то такой же сравнил
С мятежным Хаджи-Муратом.

И этот стоит, глотая дым,
Шоссе придорожный пленник.
Он кажется мне совсем своим,
Российских лугов соплеменник.


Простые строки

Абхазский борец Джонни Шематова
Трудился администратором в молодежном кафе на Толмачёва.
Кончались восьмидесятые, алкоголь был под запретом,
Но Джонни и не думал зацикливаться на этом.

Как гостеприимный хозяин, он скомандовал: "Разливай!"
Слава Пьецух прочел свой рассказ "Попугай".
Поскольку тишина установилась не сразу,
Решили прослушать "Попугая" по второму разу.

Пьецух, не кобенясь, вновь прочел свой рассказ.
Девушки были общительны, от одной не оторвать глаз.
Вечер становился всё более веселым,
А легкий алкоголь успешно вытеснялся тяжелым.

Потом побрели мы в ночь кто куда.
В Фонтанке под ветром вздувалась вода.
"Ну что, поэт, — Джонни культурно сказал,— хочешь эту красивую суку?"
"Хочу!" — поспешно ответил я и, как утопающий, сжал ее руку.


***

Когда-нибудь всё надоест,
В запой многодневный уйду.
И буду влачить этот крест,
И выхода я не найду.

Нет, будет мне выход — туда,
Куда ни о чем не мечтай.
Но кофе плеснут — это да.
Допьешь, а окажется — чай.


***

От наваленного снега
Не спасают и унты.
Ёжики штурмуют небо,
Помогают им кроты.

Буржуин в кротовой шубе
Покидает Петроград.
Не отыщешь на Ютьюбе
Тот последний маскарад.

За багаж монет и ложек
Он ответит головой.
Ну а к нам заходит ёжик —
Прямо из лесу, как свой.