Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Посвящение дружбе



Тору КОДЗИМА. С широко открытыми глазами. — Масаёси САНЭФУДЗИ. "Мой" университет. — Тирио МОРИТА. Обучение в УДН — трамплин для прыжка в плодотворную жизнь


Предисловие

Во время встречи президента РФ Владимира Путина и премьер-министра Японии Синдзо Абэ в Японии в декабре 2016 года год 2018-й был назначен ими перекрестным годом Японии и России. Такое масштабное мероприятие должно укрепить связи между Москвой и Токио. Настоящая публикация приурочена к открытию перекрестного года, который пройдет с 26 мая 2018 года по май 2019-го. В ходе перекрестного года в России и Японии намечено большое число мероприятий, которые должны представить страны в сфере политики,экономики, культуры, спорта, здравоохранения и в других областях. Мы публикуем воспоминания трех японцев о пребывании в СССР, где они получали бесплатное высшее образование, о годах их молодости, проведенных в Москве и на просторах СССР. Тексты взяты с согласия Танака-сан из недавно вышедшего в Японии журнала "Костер" (№ 33/34). Перевод выполнили сами японцы.
Из авторов представленных статей я лично знаком лишь с одним — хирургом Тору Кодзима, бывшим в середине 60-х руководителем японского землячества. Хотя мы учились на разных факультетах, но жили в начале 60-х в одной квартире — в общежитии Университета дружбы народов на Мосфильмовской улице. Насколько похожи судьбы авторов в детстве и юности и различны в зрелом возрасте, по возвращении на родину после обучения в Университете дружбы народов! Но их объединяют искренняя любовь к советскому народу и неподдельная благодарность преподавателям, передавшим им свои знания и опыт.
Вообще, редакции "Москвы" традиционно интересна тема русско-японских отношений. Можно вспомнить первую публикацию на эту тему в восьмом номере журнала за 1962 год, где писатель Н.Михайлов и его жена, доктор медицинских наук З.Косенко, в форме диалога делились с читателями своими впечатлениями о поездке в разные времена года по Японии, о встречах с людьми разных поколений и достатка, вышедшую затем под заглавием "Японцы". Особенно будущих медиков,студентов УДН, заинтересовали наивные, по их мнению, замечания авторов о врачебной практике местных врачей, стоимости врачебных услуг и другие бытовые шероховатости, которые мои японские друзья рассматривали, можно сказать, под микроскопом. Теперь, в девятом номере журнала за 2015 год, были опубликованы подробные воспоминания об учебе в УДН врача Хитоси Кавая "Моя вторая родина".
Как пишет Кавай-сан, в сегодняшний день в разных местах мира обостряется территориальный вопрос. Каждые государства, с одной стороны, предлагают мирные решения, а с другой — усиливают вооруженные силы. Следовательно,всегда мы имеем опасность вооруженного конфликта.
И хотя на официальном уровне Россия не признаёт существования проблемы Курильских островов, однако разногласия между Россией и Японией в принадлежности двух или четырех островов все же существуют. В последнее время правительства России и Японии, В.Путин и С.Абэ прикладывают максимум усилий для решения этой проблемы, продолжают переговоры с целью заключения мирного договора. Но пока еще мы далеки до достижения приемлемого решения этого вопроса.
Вспоминая молодые годы, на мой взгляд, именно на конец 50-х — начало 60-х годов прошлого века как с той стороны, так и у нас появился взаимный интерес к СССР и Японии. Начались культурные обмены, в Токио открылось кафе "Огонек", где японцы с такой теплотой пели мелодичные русские песни. А главное, в октябре 1956 года была подписана совместная советско-японская декларация,прекращающая состояние войны между странами. Поэтому с такой помпой газета "Асахи" провела двухнедельную апрельскую поездку по Японии журналиста Ильи Эренбурга, который выступил в 1957 году, в № 8 "Иностранки", с "Японскими заметками". Он был удивлен большим количеством людей в этой азиатской стране, говорящих по-русски. К сожалению, сегодня интерес к русскому языку в Японии упал так низко, как никогда. Киплинг говорил, что Запад и Восток никогда не могут встретиться. Так это или нет — пытался разобраться Эренбург, где практически половина книги "Путевые записи. Япония, Греция,Индия", выпущенной в 1960 году, отведена под фотографии. С интервалом в тридцать лет, в 1976 году, Константин Симонов издал книгу "Япония-46", в основу которой положил дневниковые записи, которые он вел в Японии в 1945–1946 годах в качестве корреспондента "Красной звезды", где он рассказывает о быте японцев и своих встречах с актерами, художниками, архитекторами. Потом были книги Всеволода Овчинникова, Владимира Цветова... Но, пожалуй, самая полная книга о Японии и наших послевоенных отношениях, кирпич в восемьсот страниц,написана трижды собственным корреспондентом "Правды", доктором исторических наук японоведом Игорем Латышевым "Япония, японцы и японоведы". Многие политические и общественные проблемы описываемого времени не утратили своего значения и сейчас.
Перечисленные книги ни в коем случае не умаляют значение тех теплых слов наших японских друзей, изложенных в "Костре" и приведенных на нескольких страницах журнала "Москва". Хочется надеяться, что и эти с такой подкупающей теплотой написанные воспоминания будут способствовать развитию добрососедских отношений между нашими странами.

Юрий Комаров,
выпускник УДН имени П.Лумумбы,
второй выпуск, 1966 год

Группа "Костер"

Наша группа "Костер" по изучению советской детской литературы и культуры "появилась на свет" 1 января 1991 года.
В Японии очень плохо знали культуру соседней страны (тогда СССР), поэтому мы решили ознакомить японцев с жизнью наших соседей. Нашу группу мы назвали "Костер": во-первых, это был костер из сказки С.Маршака "Двенадцать месяцев",во-вторых, такой согревающий всех своим теплом костер каждое лето, в июле, разводил для детей в лесном Переделкине Корней Чуковский (когда я училась в Университете дружбы народов, я часто бывала у С.Маршака и К.Чуковского), а в-третьих, в Японии есть детская песенка с таким же названием.
С тех пор на протяжении 27 лет мы выпускали наш "Костер", но, к сожалению,следующий номер "Костра" станет прощальным.
Первый номер мы напечатали тиражом 100 экземпляров, а в последние годы тираж вырос до 1200. По всей стране росло количество постоянных читателей. С 2000 года главным редактором стала моя дочь Томоко (по-японски слово — и иероглиф — "томо" означает "друзья", "дружба"; да и мы назвали так свою дочь в честь нашего родного УДН). В 2012 году, по случаю двадцатилетнего юбилея нашего "Костра", мы получили Пушкинскую медаль от российского президента В.В. Путина.
В последнее время во всем мире история человечества, похоже, движется вспять:людей сгоняют с мест обитания, подвергают мучениям и даже убивают. Везде слышны "hate speech" — речи ненависти, и в воздухе пахнет войной.
Года два тому назад по предложению нашего главного редактора мы решили сделать сдвоенный спецномер: 33-й и 34-й номера "Костра" под одной обложкой об УДН, где в течение пяти лет вместе жили и учились представители разных стран и народов. Одной из причин этого предложения было то, что у нас в Японии не осталось никаких заметок об УДН того времени.
14 выпускников УДН написали свои статьи-воспоминания. Еще мы нашли дневник ныне покойного выпускника УДН — химика Ёкояма, в котором он живо и интересно описывает жизнь УДН. Начался адский труд всех участников и редактора спецномера. Дело в том, что наш "Костер" в основном читают молодые мамы,библиотекари и учителя, которые очень мало знают о СССР и о его культуре. С учетом такого читательского контингента надо было написать так, чтобы всем, кто возьмет "Костер" в руки, было легко и интересно его читать.
Два года мы трудились не покладая рук и наконец осенью этого года выпустили спецномер "Костра".
Он хорошо расходится, и сейчас осталось уже совсем мало экземпляров.
Я очень благодарна в первую очередь главному редактору, а также всем членам "Костра", которые не только поддерживают журнал ежемесячными взносами, но и не жалеют времени и усилий ради наших читателей — детей и взрослых, ради нашего общего будущего. Благодаря всем им и вышел в свет наш спецномер "Костер-33/34".

Ясуко Танака,
руководитель группы "Костер",
7 ноября 2017 года


Тору Кодзима



С широко открытыми глазами



Тору Кодзима родился в 1942 году в Токио. После окончания высшей (средней) школы в 1961 году поступил на медицинский факультет УДН имени П.Лумумбы, который окончил в 1968 году.
Вернувшись в Японию с дипломом врача, поступил на работу в Медицинскую ассоциацию Кэнсэйкаи.
Хирург, сертифицированный супервайзер Японского общества хирургов.
Занимал посты заведующего хирургическим отделением, директора больницы, председателя правления.
В настоящее время — консультант организации "Врачи Японии за предотвращение ядерной войны", директор клиники Фучу.

В обстановке холодной войны

Сначала вспомним, какой была эпоха 60-х годов прошлого века. В Японии же она началась с подписания 19 января 1961 года договора о взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности между США и Японией и соглашения о статусе вооруженных сил этих стран, а в июле того же года в связи с пандемическим распространением полиомиелита (детского спинномозгового паралича) всю страну охватило движение населения, требующего от правительства оказать срочную соответствующую помощь, под лозунгом "Необходим срочный импорт безопасной советской живой вакцины от полиомиелита!".
Если обратить взгляд на мир, то 60-е годы также были эпохой, когда кампании по национально-этническому освобождению и независимости проходили во многих странах Азии, Африки и Латинской Америки, и именно поэтому международная политическая ситуация характеризовалась большой напряженностью.

Студенты и преподаватели с высокими устремлениями

Я прибыл в Москву 2 августа 1961 года как один из абитуриентов второго набора в УДН имени П.Лумумбы. Это было примерно через четыре месяца после того, как вести об успешном совершении советским космическим кораблем с Ю.Гагариным на борту кругового полета по геоцентрической орбите Земли сильно поразили и обрадовали нас, японцев.
На следующий же день после моего прибытия мне сразу же выдали стипендию. В общем, уход за студентами-иностранцами в университете был замечательным, оказываемые нам услуги были, прямо скажем, всевозможными. Мы, японцы, сразу обратили внимание, что хлеб как в студенческом буфете, так и в городских столовых предлагали бесплатно. При заказе черного чая мы платили лишь 3 копейки, и то только за сахар к чаю. Стоимость проезда на метро составляла 5 копеек, независимо от того, как далеко ты ехал. Восхитили меня такие системы, как бесплатные медпомощь и всеобщее образование. Также меня обрадовало то замечательное "противоречие", которое заключалось в том, что, если ты заболел и госпитализирован, выплаты стипендий, выделенные за срок госпитализации, скапливались на твоем счету.
В УДН учились студенты, собравшиеся из 83 стран мира. Среди них подавляющее большинство были те, кто имел крепкую волю и сильную реформистскую устремленность, желал осуществить прогресс и инновации в разных сферах своей страны. Общение с такими студентами произвели и развили в моем сердце высокую чувствительность к направленностям властей и изменениям в международной обстановке, идею важности постоянно иметь интерес к переменам мира и состояния общества и быть внимательным к чувствам и страданиям других людей.
Сейчас, по прошествии десятков лет, я могу вспомнить только отдельные моменты, которые засели мне в голову. Вот, например, демонстрация протеста в марте 1962 года у французского посольства по инициативе алжирского землячества. Тогда же, вскоре между Алжиром и Францией было заключено соглашение о перемирии.
В отношении этого события у меня в памяти запечатлелось два момента. Первый момент — это то, что за мое участие на той демонстрации алжирский студент сказал: "Спасибо!" — а после этого, подвернув рукав своей рубашки, показал мне шрам на руке, который оставил выстрел, сделанный солдатом французской армии. Второй — это то, что после демонстрации мой преподаватель по анатомии предупредил: "К учебе нельзя относиться небрежно. Приходи вечером на кафедру". И провел со мной занятие, которое для него было сверхурочной работой. Такие моменты у меня оставили невыразимые словами глубокие впечатления и эмоции.
В июле того же года была установлена государственная независимость Алжира, а на один месяц раньше, в июне, в Лаосе было сформировано коалиционное правительство. Помню, как лаосская студентка сказала с нежной и стеснительной улыбкой на лице: "Надеюсь, что, пользуясь этим случаем, наша страна изменится к лучшему..."
При Карибском кризисе (Кубинском ракетном кризисе), который произошел 22 октября того же года, прошел экстренный митинг всех студентов УДН. Студенты из Кубы были особенно серьезны и старательны. С горячей страстностью в душе они понимали, что обязаны хорошо учиться, чтобы подготовить страну к любым трудностям, которые могли их ожидать.
В августе 1963 года был подписан договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой (также известный как Московский договор). Тогда организованные в рамках университетского устава 12 студенческих землячеств, в том числе землячества японских и кубинских студентов, выступили против лозунгов, выдвинутых советскими студентами в отношении договора. Администрация университета упрямо отвергла заявление студентов-иностранцев своей надменной логикой, которая заключалась в том, "что этот вопрос относится к политике Советского государства, и право решить, какие лозунги вынести на демонстрацию в день годовщины своего государства, принадлежит советским студентам". Таким образом, университетское руководство растоптало один из лучших традиционных принципов, исходящих с самого начала, со дня открытия УДН: "Лозунги, используемые на юбилейных демонстрациях годовщины Великого Октября и других проявлениях международного празднования, должны быть единогласно приняты всеми студенческими советами, организованными студентами из различных стран".
В следующем году, когда США вторглись во Вьетнам, сфабриковав инцидент в Тонкинском заливе, и начались удары с воздуха по Северному Вьетнаму, наше японское землячество проявило братскую солидарность с вьетнамскими студентами, и у нас начались горячие общения с вьетнамцами, обучавшимися не только в Москве, но и в других вузах СССР. В рамках таких общений нами были проведены различные мероприятия, в том числе "Японский вечер", посвященный Вьетнаму и вьетнамскому народу. Нами было принято решение добровольно перечислить 10% от наших стипендий вьетнамскому землячеству, совместно с федерацией советов студентов из стран Азии устраивали субботники, а доходы от этих мероприятий передавали во вьетнамское посольство.

"Медицина есть культура"

Есть множество примеров, когда Советский Союз предлагал миру свои новейшие медицинские технологии. В частности, к таким примерам относятся разработанный в СССР и ныне широко использующийся в мире противораковый препарат "5-Fu", а также сосудисто-кишечный анастомозный прибор. Однако меня больше, чем различные прекрасные технические разработки, привлекало то, что педагоги в своей работе стремились формировать в каждом студенте лучшие человеческие черты.
Профессора и педагоги УДН всегда исходили из принципа: "Учить кого-нибудь — засеять в нем мечту", и с амбициозными студентами они щедро делились своими знаниями и временем. Помню, когда я был на практике (стажировался) после окончания университета, в один дежурный день преподаватель хирургической кафедры позвонил в Центр скорой помощи города Москвы и сказал: "Мы готовы принять трех-четырех пациентов с аппендицитом, прошу направить их к нам". Таким образом он заботился обо мне, чтобы обеспечить мне как можно больше возможностей набраться опыта в проведении операций. В другой раз мне, тогда еще бывшему врачом-стажером, выпало счастье провести операцию по холецистэктомии под общим наркозом. И тогда стать моим первым ассистентом любезно предложил доцент той же кафедры. В Японии существует традиция, что врач-стажер после проведения первой хирургической операции должен устроить для старших банкет, но в Советском Союзе дело было совсем наоборот — преподаватели вечером того же дня накрыли для меня стол по случаю моей первой хирургической операции.
С ранних послереволюционных лет в Советском Союзе создавались медицинские вузы как "центры культуры" в каждом регионе страны с точки зрения того, что "все то, что человечество создало духовно и материально как добро, является культурой". Я не могу забыть произнесенную моим учителем фразу: "Медицина есть культура". Преподаватели, ссылаясь на слова знаменитого русского академика-физиолога, нобелевского лауреата И.П. Павлова: "Лингвистическая деятельность — одна из различных форм высшей нервной деятельности. Ты можешь излечить людей словами, но ты можешь и убить их теми же самыми", — говорили нам, студентам, о том, какими должны быть речь и поведение врача в отношении к пациентам. Они также проповедовали необходимость и важность развивать одновременно как правое, так и левое полушария мозга, ссылаясь на слова знаменитого хирурга Н.М. Амосова: "Взаимные отношения между медициной и искусством — это как сердце и легкие. Если функция одного из них остановится, то остановится и функция другого". И в самом деле, преподаватели были глубоко знакомы с различными видами искусства. Я тоже во время пребывания в Москве старался наилучшим образом использовать возможность ознакомиться с лучшими в мире музыкой, балетом, спектаклями и т. п., к тому же билеты имели не такую высокую цену, как на Западе.
Я считаю, что я смог приобрести "базисную ось", необходимую для выполнения моих обязанностей как одного из представителей мира медицины, имеющего высокое общественное понимание своего предназначения, именно благодаря теплому, радушному отношению советского народа и таким университетским преподавателям. Обмены и общение с ними продолжаются и сейчас. Учение в УДН имени П.Лумумбы дало мне возможность приобрести способность смотреть на мир полностью раскрытыми глазами, а также необходимую для медика профессиональную психологическую и душевную готовность к своему делу.


Масаёси Санэфудзи



"Мой" университет



Масаёси Санэфудзи родился в 1944 году. В 1962 году окончил среднюю школу и поступил в Токийский институт русского языка.
В 1967 году окончил его вечернее отделение, а в 1973 году окончил УДН (факультет экономики и права), получил квалификацию экономиста.
По возвращении в Японию начал работать в книготоргующей фирме "Наука".
С 1975 года преподаватель, затем заведующий учебным отделом Токийского института русского языка, а с 2005 по март 2017 года его директор и одновременно директор Японской библиотеки русскоязычных источников.

Все те, кто интересуется русской литературой, знают, что "Мои университеты" — это одно из автобиографических произведений Горького. С детства ему приходилось зарабатывать, жить "в людях", что дало ему "образование". Теперь, вспоминая студенческие годы в Москве, с уверенностью я могу сказать, что Университет дружбы народов — это "мой" университет. В эти студенческие годы (1968–1973) складывались взгляды на жизнь и мир. Тут рядом со мной всегда было место международному общению.
В книге "10 лет Университету дружбы народов имени Патриса Лумумбы", изданной в 1970 году, написано, что в 1960 году собралось 539 человек из 59 стран (кроме советских студентов из союзных республик). Но спустя 10 лет, в 1969/70 учебном году, в университете обучались 4061 человек (в том числе 969 советских студентов).
Я помню, что в каждой комнате общежития жили два иностранных студента и один советский (это на 42-м квартале). Естественно, общий язык — русский.
Когда мы еще учились на подготовительном факультете, один русский сказал:
— Открой окно и кричи громко.
— Что же кричать? Какие слова?
Он со смехом потребовал кричать:
— Х... груши не околачивай! — И добавил: — Люди обрадуются.
Теперь, когда я вспоминаю об этом, краснею от стыда. Но потом я узнал, что часто, даже слишком часто, русские используют непристойные выражения и анекдоты в разговоре. Стало понятно, что это вспомогательное, укоренившееся в народе средство для передачи информации, а не унижающее или что-то плохое... Тогда я почувствовал близость к русским сверстникам.
Самым близким другом был студент из центральной Африки — маленькой страны Бурунди. Я спросил его:
— Где ты получил школьное образование?
— Я учился во Франции, — ответил он.
Значит, он был представителем знатного сословия этой маленькой страны. Мы с ним вместе учились на одном факультете УДН. Он жил в соседней комнате общежития. Вместе занимались спортом, рассказывали друг другу о себе, о будущем. Однажды разговор коснулся расовой дискриминации. Я сказал ему:
— Если бы африканские страны стали индустриально развитыми раньше, чем европейские, то могли бы видеть обратную картину.
Он мягко отрицал мое предположение и ответил следующим образом:
— Да, словами можно объяснить так, но реальное чувство дискриминации не исчезнет. — и добавил: — В детстве я жил в месте, где совсем рядом гуляли львы, переживал горькие испытания, так что я могу вытерпеть физическую боль. — И потушил сигарету, придавив ее на своей ладони.
Тогда я понял, насколько мои слова пусты и что мне надо узнать от него еще многое.
Патрис Лумумба — лидер движения за независимость Конго, первый премьер-министр Демократической Республики Конго. Нельсон Мандела — руководитель борьбы против режима апартеида, потом президент ЮАР. Они выдающиеся личности Африки.
Еще хорошо помню другой случай. Однажды мы с африканским другом вместе ездили в деревню. Один русский крестьянин, загоревший до цвета меди, подошел к нам и спросил:
— Почему же он такой черный?
Я сказал:
— Потому что он всегда и долго работал под горящим солнцем.
Крестьянин кивнул головой в знак согласия со мной. По-моему, просто у этого крестьянина не было сведений о чернокожих людях. Тут скрывается одна истина.
В СССР отсутствовала информация о расовой дискриминации, что широко известно в Европе и США. С одной стороны, они считали СССР закрытой страной, находящейся за "железным занавесом". С другой — в СССР был ограничен ввод информации из западных стран. Еще одно (это главное): если нет предрассудка, то по природе люди не дискриминируют других по цвету кожи.
В студенческие годы я два раза принимал участие в студенческом строительном отряде. Первый раз я работал на севере Казахстана, на целине. Мы жили и работали в деревне, строили там для местных жителей дом культуры и ряд хозяйственных построек. Спали, ели в здании местной школы, раз в неделю ездили на грузовике в баню. На нем не было крыши, на обратном пути мы замерзли. Зачем мы ездили в баню? А далеко виднелся горизонт, дышали чистым воздухом. В один из таких дней я видел темное небо, закричал: "Падающая звезда!" Тогда мне сказали, что это не падающая звезда, а спутник. Я удивился: как можно прямо увидеть спутник глазами!
Второй раз мы, студенты УДН, работали в Усть-Илимском районе, в Сибири. Занимались ремонтом железной дороги. Жили в палатках, после работы купались в холодной реке. В этой местности зимой температура воздуха снижается до 50 градусов мороза, а летом поднимается до 30 градусов тепла.
Годовая разница в температуре — 80 градусов, так что, естественно, рельсы искривляются, приходится их поправлять. А как исправить их только человеческими силами?! Две группы (в каждой 7–8 человек) стоят друг против друга, составляют "ножницы". Подкладывают железные прутья под рельсы, дергают их на себя всеми силами. Каждый день такая исключительно физическая работа. Еда — ржаной хлеб, картофель, макароны, мелко нарезанная говядина. В середине августа уже стало холодно, спали в свитере, под двумя одеялами. Примерно раз в неделю приходилось работать поваром: два часа чистить картофель после тяжелой работы. Но коллективная работа и жизнь сближали нас всех, я чувствовал товарищескую солидарность.
В Сибири просторная тайга. Большая ее часть еще нетронута. В выходные дни мы ходили в лес. Некоторые из нас (в основном русские) собирали грибы размером с человеческую голову. У рельсов я увидел малину, собрал и положил ее в мешочек. Через несколько месяцев, уже на подоконнике в общежитии, она выбродила и пахла алкоголем. Это лишь один маленький эпизод из студенческой жизни.


Тирио Морита



Обучение в УДН — трамплин для прыжка в плодотворную жизнь



Тирио Морита родился в 1944 году в префектуре Хёго. С 1963 по 1968 год учился в Университете дружбы народов, на факультете физико-математических и естественных наук. Диплом защищал на кафедре органической химии.
По окончании УДН работал вместе с братьями в компании химической промышленности "Ниитака кагаку".
С 1978 года директор, а в 2004 году избран президентом этой компании.

Мой старший брат

Честно говоря, к поездке на учебу в СССР меня подтолкнул мой старший брат. В ту пору я как раз готовился к вступительным экзаменам в колледж или университет. Однажды он сказал мне: "В обществе “Япония–СССР” ведут работу по направлению на обучение молодых японцев в Университете дружбы народов, в Москву, по рекомендациям общества. Почему бы тебе не попробовать сдать их приемные экзамены? Все расходы на переезд туда и обратно, на твою учебу и проживание в Москве берет на себя Советское государство, и тебе даже не надо будет во время учебы подрабатывать!" Эти вдохновляющие слова моего старшего брата утвердили у меня мысль о поступлении в УДН имени П.Лумумбы. Такое поведение брата — дать мне совет поехать в Москву учиться — не совсем обычное по меркам того времени, я даже сказал бы, противоестественное, ведь во время войны он попал в плен, а после войны как военнопленный довольно долго пробыл в сибирских лагерях. Скорее всего, находясь в плену, он благодаря своей проницательности и сообразительности сумел разглядеть и распознать лучшие стороны советской жизни. Он возбудил в своей душе вовсе не ненависть к русским, а, наоборот, чувство сострадания к бедам советского народа, что приблизило его к СССР. Другим же основанием дать такой совет было его членство в обществе "Япония–СССР". Если я поеду учиться в СССР, то я смогу получить образование, не создавая при этом экономическое бремя моей семье. "Давай-ка сдам экзамены", — решил я, отвечая на побудительные советы брата.
До сих пор хорошо помню, как мне строго выговорил мой классный руководитель, когда я обратился к нему, сообщив ему о своем решении. "Не мели вздор! Тебе не время мечтать об излишнем. Займись-ка как следует подготовкой к экзаменам в японские вузы", — сказал мой учитель. При всем том, что бы там ни было, я получил от администрации школы необходимый документ, хотя уже не помню какой — либо аттестат, либо письмо-рекомендацию, — и отослал его в общество "Япония–СССР". В то время у меня была большая мечта. Тогда как раз силами в основном моего пятого старшего брата (я был самым младшим из шести братьев) была только что создана новая химико-промышленная компания, где правящим органом был профсоюз.
Основные цели этой новой компании заключались не только в том, чтобы обеспечить семье источник дохода в условиях застопоривания бизнеса, которым до того времени занимался самый старший брат, но и в том, чтобы как-нибудь внести вклад в прогрессивное движение японского общества (ведь мы думали тогда о переходе к социализму и даже к коммунизму). Мне очень хотелось принять участие в этом деле. К тому же я и братья были тогда вдохновлены активной деятельностью Каваками Каничи, который был избран от КПЯ депутатом в палату представителей японского парламента от второго избирательного округа Осаки. Они были твердо уверены в том, что мы сможем активно содействовать в продвижении социальных реформ, если наберем достаточно сил. Возможно, моя молодая кровь с еще большей энергией подтолкнула меня к идее учиться в УДН. Я просто почувствовал себя должным поехать в Советский Союз на обучение, чтобы приобрести необходимые знания и высокую профессиональную подготовку для дальнейшего развития нашей новой компании, у которой тогда еще не было ни высоких технических, ни достаточных финансовых ресурсов. "После того как я вернусь домой, я буду неустанно работать и тем самым обязательно принесу пользу, хоть немного, для развития японского общества!" — подкрепил в мыслях я свою решимость.

Отъезд из Йокогамы

Помню, как я легко сдал первый экзамен здесь, в Японии. На втором экзамене надо было написать сочинение, а после пройти собеседование. Успешно сдав все экзамены, я наконец получил право поехать в Москву, на обучение в советском вузе. Отъезжали в Находку на советском теплоходе "Орджоникидзе" из Йокогамы в конце августа. На второй день после отплытия нас встретил шторм, сильно раскачивавший наше судно, и многих пассажиров, в том числе и меня, сразила морская болезнь.
Зато как был приятен переезд из Находки в Хабаровск в спальном вагоне!.. По дороге запомнились впечатляющие картины ежедневного быта железнодорожных станций, где крестьяне, что жили поблизости, продавали овощи и фрукты. Из Хабаровска в Москву летели на турбовинтовом пассажирском самолете Ту-114. Несмотря на пугающий грохот двигателей, полет был спокойным и даже уютным, но помню, как я физически устал за время перелета. Таким разбитым я прилетел в Москву, чувствовал настолько сильную немощь, что было совсем нетипично для меня при тогдашней молодости и бодрости. Самолет в Москву прилетел в полночь, и первую ночь я провел у японского студента с первого приема Ёкоямы, который был старшекурсником и приехал в Москву на 4 года раньше меня.

Первый год пребывания в Москве

На следующий день Ёкояма-сан повел меня в университетское здание на ул. Орджоникидзе, где расположены инженерный факультет и факультет физико-математических и естественных наук. За завтраком мой старшекурсник рассказал, что до недавнего времени в столовой бесплатно предлагались черный хлеб и чай, и если ты, помимо них, ничего не брал, то можно было просто поесть досыта, не тратя на это денег. По словам Ёкоямы, причина такого изменения заключалась в очередном неурожае пшеницы, хотя советское правительство объясняло эту меру недопущением использования некоторыми неразумными лицами бесплатного хлеба в качестве корма для свиней. Услышав это, я подумал: "Как лживы объяснения имперской штаб-квартиры, которые приводились в Японии еще до поражения в войне, так и объявления любого правительства далеки от реальной ситуации в стране". Как раз в то время начали постепенно обнаруживаться провалы в хрущевской сельскохозяйственной и экономической политике.
С сентября того же года я студент подготовительного факультета, чтобы в течение первого года обучения в УДН выучить русский язык и перейти на основной факультет. Из общежития на Павловской улице я переселился в кампус при новом университетском комплексе на Ленинском проспекте. Там стал жить в одной комнате с японцем Нанива, который изучал теоретическую физику, и перуанцем Кимпелем. Перуанец нарисовал мне безрадостную картину, что в случае его возможного возвращения из Москвы на родину его могут убить местные общины с сильной антикоммунистической ориентацией. Здесь я представил, что в Японии же к вернувшемуся из СССР окружающие, конечно, могли относиться с презрением, но не с намерением убить его. Тогда я глубоко осознал доходящую до ожесточенности политическую жизнь в различных странах мира.
В начале первого курса я заразился инфекционным заболеванием, по-русски называемым краснухой. В клинике при общежитии я был приговорен к немедленной госпитализации, и до приезда машины скорой помощи меня оставили в дежурной комнате. Скорая помощь должна была приехать, чтобы отвезти меня в больницу. Однако, сколько ни ждал, никакая машина в ту ночь не появилась, а приехала она только после обеда следующего дня. "Не знаю, как они могут назвать такое скорой помощью!" — подумал я. В больнице врач мне задавал разные вопросы, смысл которых я полностью понял и на которые сумел ответить довольно правильно. Эти разговоры с врачом прибавили мне, на тот момент прожившему в Москве лишь три месяца, некоторой уверенности в своей способности к русской разговорной речи.
Это был первый и последний раз, когда я тяжело заболел в Москве, но иногда мне все же приходилось простужаться: все-таки Россия северная страна с холодным климатом. Дело в том, что наш кампус состоял из нескольких зданий, построенных на расстоянии несколько десятков метров друг от друга, и если бежать очень быстро, то мы, не одеваясь тепло, могли достичь соседнего здания примерно секунд за десять. С ностальгическими чувствами вспоминаю, как, когда мы, студенты, таким образом бегали из одного здания в другое, встречавшиеся по пути пожилые женщины кричали нам:
— Чего же ты в такой холод ходишь без шапки! Почему не надел пальто?! Хочешь помереть, что ли?
Их слова были теплые, добрые и по смыслу любезные, хотя иногда звучали немного навязчиво. Да, русские женщины всегда волнуются, как море. И ладно бы они обрушивали свою заботу только на близких людей, тут сам бог велел терпеть все их эти "как ты в такой холод ходишь без шапки". Так в моей памяти сложилось в основном впечатление о русских бабушках как добродушных, сочувствующих, но все-таки вмешивающихся не в свои дела.

Учеба в университете

Таким образом, в основном привыкнув к жизни в Москве, я поступил на первый бакалаврский курс УДН. Вначале было нелегко понимать, о чем говорят профессора на лекциях: русский язык был еще слабоват. Приходилось после занятий отчаянно вчитываться в учебники. Примерно через месяц я стал лучше понимать лекции, а также научился задавать вопросы во время занятий, то есть мое знание русского языка улучшалось поэтапно, и, пока я учился в Москве, эти этапы развития моей языковой способности повторялись неоднократно.
В конце первого и второго курсов мы проходили практику на химкомбинате. Местные инженеры усердно учили нас технологии процесса синтеза парфюмерного сырья. И именно знание этой технологии значительно помогло мне в своей работе по возвращении в Японию.
Хочу рассказать здесь один забавный эпизод из нашей работы на том комбинате. В период практики нас, студентов, разместили в комнатах женского общежития со всеми вытекающими из этого последствиями. По вечерам девушки, проживавшие на верхнем этаже, опускали веревку, на конце которой была привязана пустая бутылка из-под молока, и призывно постукивали ею в наше окно. Таким образом они провоцировали нас на свидание. Каждый раз, как только раздавался характерный стук, один, как мне представлялось, по характеру серьезный и приличный студент-африканец (по крайней мере, мне он казался серьезным) поднимался на верхний этаж, отвечая на провокацию девушек, и только под утро возвращался в нашу комнату. Для меня такое поведение студента было не что иное, как нарушение режима, и я однажды выразил ему претензию. А он ответил: "О чем ты говоришь? Ведь игнорировать приглашение женщины для приличного мужчины весьма невежливо". Помню, как я был тогда убежден, что существует такой образ мышления.
Я рад, что все то, чему я научился в УДН, воплотилось в жизнь! Я наслаждался студенческой жизнью, с энтузиазмом занимаясь учебой в рабочие дни, а в зимние и летние каникулы путешествовал по различным местам как в пределах СССР, так и в странах Европы. И спустя 5 лет я успешно окончил университет. В моем дипломе об академической степени было написано не "бакалавр", а "магистр". Хотя при выпуске из УДН меня вообще не волновало, какую академическую степень я получу. Но чем выше я поднимался по карьерной лестнице, тем чаще стал думать, что полученная мной степень, может быть, по существу имеет более высокую ценность, чем японская степень того же названия, и уж точно приравняется именно к "магистру".

В Японии

Вернувшись в Японию, я начал работать в компании, созданной моими старшими братьями. Прилагал я при этом все возможные с моей стороны усилия, чтобы всем сотрудникам компании, в том числе самому себе, обеспечить нормальный уровень жизни, а также чтобы для этого как можно скорее компания вошла в нужное русло. Благодаря большим стараниям всех работников компании через 10 лет производительность нашего бизнеса выросла настолько, что мы стали получать чистую прибыль. Именно приложенные нами в те дни старания и усилия создали основу для дальнейшего развития компании и превращения ее в нынешнее процветающее предприятие "Ниитака Ко., Лтд". При этом мне хотелось бы заметить, что при обширном ассортименте продукции нашей компании лично мною была разработана технология производства кубиков для приготовления пищи на одну порцию, которые широко используются в гостиницах и отелях. В этом отношении я горжусь тем, что внес вклад, хотя, может быть, и скромненький, в развитие японской культуры питания. Должен признаться, что "Ниитака" как компания еще небольшая по сравнению с предприятиями-гигантами, работающими в одном с нами секторе экономики страны, но она все-таки выросла до такой степени, что ее акции теперь размещаются в первой секции Токийской фондовой биржи. Конечно, я не собираюсь говорить, что все эти успехи были достигнуты только моими силами. Тем не менее хочу сказать, что я достаточно много поработал на благо нашей компании в составе ее руководства, и я очень горжусь этим.
Считаю, что мое нынешнее положение в обществе и компании, все мои успехи и хорошая репутация — плоды моей сосредоточенной учебы в Москве. С чувством глубочайшей преданности и сердечной благодарности я отношусь к Советскому Союзу и УДН за предоставление мне для учебы идеальных условий и среды обитания. Среди старых друзей, вместе с которыми я провел студенчество, полагаю, что хотя некоторым вернувшимся в Японию пришлось пережить большие трудности из-за непонимания обществом их политических убеждений, тем не менее, как я думаю, многим деятелям с просоветскими и пророссийскими убеждениями удалось и удается активно вести соответствующую работу в областях культуры, политики и экономики нашей страны. Надеюсь, что так оно и есть.